Дарья Волкова
Белые врата
Пролог. Непонятный
Вокруг стелилась и клубилась белая мгла. Выла и пела свою вечную, но каждый раз новую, песню. Где-то там, в этой мгле, были Белые Врата. Ждали они его сегодня? Он не знал…
Когда они откроются? Для кого в этот раз? И откроются ли вообще? Нет ответов. Никогда нет.
И что ждет за Белыми Вратами? Одно известно точно. Каждого – свое. Библейский рай. Или ад. Ответы на все вопросы. Или – миллион новых вопросов. Боль. Или смерть. Откровение. Катарсис. Или что-то еще. Пройдите Белыми Вратами – и узнаете…
Он вдохнул густой, полный колючего снега воздух. Воздух пах. Всегда тем, чему трудно дать название. Обещанием. Ожиданием. Он оттолкнулся. С тихим шелестящим звуком лыжи заскользили вниз. В белую поющую мглу. Ждут ли его там Белые врата? Он не знал. Но он был готов пройти через них. Давно готов.
Как давно снятся нам только белые сны,
Все иные оттенки снега замели.
Мы ослепли давно от такой белизны,
Но прозреем от черной полоски земли.
В. Высоцкий
Самое главное – вовремя понять, когда заканчивается экстрим и начинается полный пи*дец.
Никто не знает автора этого высказывания. Но он прав. На все 100 %.
Глава 1. Печальная
– Литвин! Литвин! Артем! – рация хрипит и надрывается, но звук ее едва слышен сквозь гудящий по всей горной чаше гул. Сквозь гудящую в голове кровь. Сквозь бьющийся в крови адреналин. – Артем, сука, ответь!
Он бы и рад ответить, но от удара дыхание сбилось, и с губ срывается лишь хрип. Так похожий на помехи в рации.
– Артем! Бля, Артем, ответь мне! Пожалуйста… – рация плохо предназначена для передачи тонких эмоций, но здесь не до эмоциональных нюансов. Голос Витальки переполняют паника. Пополам со страхом. – Темка…
И столько в нем мольбы, что не отозваться невозможно.
– Я здесь, – хрипит Артем. Шевелит руками, ногами. Охает и морщится от боли. Кажется, перелом…
– Живой!.. – орет в рацию Виталик.
– Да вроде… Где Кир?
Молчание… Лишь треск помех… Эта говорящая обо всем страшная тишина в эфире…
– Ты его вызывал?
– Да.
– Сам где?
– Да наверху я… Заякориться успел…
– Ну, ты знаешь, что делать.
– Знаю. Поехал я. Ты где?
– Я вбок уходил. Чуть зацепило, да и сам не сориентировался… приложило меня. Об дерево. Рука, кажется, сломана… Щас, откопаюсь.
– Справишься?
– Езжай вниз. Я как смогу, тоже спущусь.
* * *
К этому невозможно привыкнуть. Они были тертые, опытные, многое повидавшие. Прожженные горным солнцем и болью от потерь тех, кто был когда-то рядом. Привычно злые и беспощадно веселые. Истово верившие, что кроме гор и снега, в мире нет ничего стоящего. Много чего знавшие об этих самых, кажется, вечных горах. И об этом самом, разном, и совершенно точно, всегда коварном снеге. И все это не значило ничего. Когда открывались Белые врата. И привыкнуть к этому невозможно.
* * *
Ковалев побил свой личный рекорд. К тому моменту, когда Артем спустился, Виталий уже определил, где находится Кир и начал копать. Вдвоем дело пошло гораздо быстрее. Несмотря на сломанную руку Артема. Но это уже ничего не решало. Они копали осторожно, стараясь не повредить тело. Изломанное, вывернутое, с такими углами, что было ясно… Но они проверили… Первым делом. Пульса нет.
На все у них ушел час. С того момента, как первые пласты, подмяв под себя Кирилла, пенясь и клубя, с гулом и грохотом понеслись по кулуару
[1].
А теперь они стояли рядом с откопанным телом. Ждали, когда подъедут спасатели. Хотя спасать уже некого. Прошедший Белыми Вратами в спасении не нуждался. А оставшимся в живых спасатели не помогут.
– А знаешь, завтра же у Лизки день рождения. Первый…
– Виталя, заткнись, а?
– А что заткнись… Ты думал, как Татьяне об этом сказать?
– Как, как… Простым русским языком. Кирилл погиб в лавине. Извини, что не я.
Они стояли, не отбрасывая тени. Полдень. 21-й век. Солнце в зените. С бирюзового бездонного неба бесстрастно взирает на происходящее внизу. На того, кто успел пройти Белыми Вратами. И на тех, кто не успел.
* * *
Горные гиды не плачут. Никогда. Не плачут, когда откапывают мертвых друзей из-под лавины. Когда говорят их женам: «Извини, что не я». Когда хоронят их на местном кладбище, унылом и бесприютном, как и все российские погосты. На кладбище им тем более неуютно, что оно находится в низине. А внизу они – как в темнице. И лишь поднимаясь наверх, они обретают свободу.
Присев на скальный выступ, смотрят на белые долины внизу. Пригубив из фляжки коньяк, они поминают ушедших друзей. И тоже не плачут. А капли на щеках… Это тают снежинки. Осыпающие их из подкравшегося на мягких лапах снегопада.
Глава 2. Задумчивая
– Какого хера вы туда полезли??
Глава спасателей Федорчук орет привычно. Громко. Не страшно и не грозно.
Так же привычно огрызается Ковалев.
– У нас группа коммерческая завтра. Хотели проверить.
– За*бись проверили! – хочет съехидничать шеф «спасов». Получается устало.
– А было бы лучше, если б там группу туристов накрыло? – парирует Виталий.
– Было б лучше, если б ваши матери тридцать лет назад аборт сделали!
Артем молчит. Это всего лишь ритуал. Привычный. И так же по раз за разом повторяемому ритуалу Виталя пытается оправдаться. Но в этот раз у него получается зло. Потому что час назад он разговаривал с Таней Антипенко. Если это можно назвать разговором. Когда один собеседник молчит. А другой – плачет.
– Ну, одного, считайте, уже нет!
– Не передергивай! – рявкает Федорчук. Устало трет лицо. – У меня соревнования на носу, а тут вы еще…
Он обреченно машет рукой.
– Идите уже…
* * *
– Ты куда собрался?
Виталя обувается в прихожей. Молчит.
– Сегодня твоя очередь готовить, если что. И вообще, у меня рука сломана.
Ковалев разгибается.
– Я к Татьяне.
– Зачем?
– А то так непонятно?
– Непонятно.
– Плохо ей одной. Поговорить не с кем…
– Поговорить? О чем?
Виталий молчит.
– О Кирилле?
– Ну да…
– Слышь, не трави ей душу!
– Много ты понимаешь…
Помолчал и добавил:
– Я тебе там хлеба и колбасы нарезал. Бутерброды и одной рукой можно сделать.
* * *
Есть-то и не хотелось, собственно. Он лежал на кровати, в темноте. Наполненной привычными запахами нагретой ткани, пота и парафина. Все как всегда. В этой квартире не изменилась ничего. Они жили теперь с Виталей вдвоем, после того как Кирилл женился и съехал в соседний подъезд. Вот там, двумя этажами ниже, в однокомнатной квартире в одночасье стало пусто. Не стало любимого, мужа, отца.
В наушниках звучит старый, добрый и вечный «Motorhead».
Don't talk to me, I don't believe a word
Don't try to make me feel alright
О чем можно говорить, когда человека уже нет? Слова не имеют смысла. Ничего не имеет смысла. Только время. Время и терпение. Главное, не задавать себе этих неправильных лишних вопросов. Список которых начинается с «Почему?»…
