Ночь сомкнулась вокруг солдат; стоя на крыше своей башни, Ингильвар видела мерцающее оранжевое пятно, которое быстро скользило сквозь темноту. Защитница вздохнула и спустилась в свои покои. Вторжения не прекратятся, если троллям не будет нанесен серьезный урон. До тех пор, пока тролли побеждают, они вообще не станут разговаривать с противником.

Денис смотрел на зарево — «неправильную зарю» на севере, там, где тролли подожгли деревню. Вряд ли это рядовой набег, из числа обычных, к которым Денис уже успел привыкнуть. Не стал бы малочисленный, состоящий из пяти-семи всадников отряд троллей, так дерзить и устраивать ночные пожары напоказ.

Какой-то всадник в темноте повернул коня и подъехал к Денису. Он был без факела, и Денис поднял свой факел повыше, чтобы рассмотреть его.

Гархадан, командир второй полусотни, с которым предстояло действовать Денису, был эльфом. Как и все эльфы, он хорошо видел в темноте. Денис приветственно кивнул ему. Гархадан был высоким, темноволосым, с неправдоподобно правильным профилем и тонким ртом, который придавал его лицу неприятное выражение.

— Что думаешь? — спросил Гархадан.

— Там троллей триста, не меньше, — ответил Денис. — И вряд ли мы застанем их в деревне. Они уже ушли.

— Мы будем там на рассвете, — задумчиво проговорил Гархадан. — Найдем их следы. Кроме того, они успели пограбить, значит, пойдут медленнее и будут осторожнее.

— Да, — сказал Денис, — обидно же обогатиться и сразу умереть. Кроме того, может быть, нам повезет, и в обозе мы обнаружим десяток хорошеньких полоняночек!

Гархадан слыл большим ценителем женского пола и не отрицал этого. В ответ на замечание Дениса он только хмыкнул.

— Всегда прекрасно оказать услугу женщине.

Он кивнул Денису и пустил коня в галоп, догоняя свою полусотню.

Ночь постепенно иссякала: тьма сделалась жидкой, и из мрака выступили знакомые лица солдат. Свет пламени из насыщенно-оранжевого сделался бледным, почти бесцветным. Потянуло запахом гари. Деревня была уже близко.

Наступающее утро сдернуло занавес, закрывавший сцену. Явились черные остовы домов. Посреди деревенской улицы громоздилась туша погибшей коровы с широко раскрытым изумленным глазом. Рядом видны были отчетливые следы копыт и колес, уходящие в глубь территории.

Деревня казалась совершенно пустой. Единственным, что в ней шевелилось, был дым, клубившийся над развалинами. С треском обрушилась вдруг балка, которая до сих пор держалась каким-то чудом, но, очевидно, передумала и оставила всякий героизм. Поднялся фонтан искр, на время оживилось пламя, но быстро угасло и оно, и с новой силой завоняло гарью.

Гархадан рассматривал следы, прикидывал — тяжел ли обоз, много ли всадников его сопровождают. Лучница Эвремар подъехала к нему, спешилась, принялась водить кончиками пальцев по земле. Эльфы спорили между собой, что-то друг другу доказывали. Потом Гархадан замолчал, задумавшись, а Эвремар произнесла напоследок короткую фразу, села на своего коня и приблизилась к Денису.

— Не меньше двухсот, — сказала она своему командиру. — Гархадан считает, что их триста, но мне кажется — меньше. Обоз тяжелый, однако людей они не захватывали. Только припасы. Они торопились, в противном случае их лошади успели бы сожрать дохлую корову.

— Куда они направляются? — спросил Денис. — Там дальше есть большие поселения людей?

— Да, — Эвремар кивнула. — Мы должны догнать их прежде, чем они туда доберутся.

Денис, немного смущаясь, протянул ей рожок.

— Труби «всем внимание» и «в поход», — попросил он. — У меня как-то сипло выходит.

Эвремар улыбнулась ему и взяла рожок.

И словно бы сигнал сумел пробиться в царство мертвых — деревня вдруг ожила, между домами показались люди, сначала двое, потом еще пятеро… Они ничего не говорили, ни о чем не спрашивали, ничего не просили. Просто с удивленными лицами ходили, как будто проверяли, сохранилась ли у них такая способность.

Внезапно Денис ощутил острый стыд. Ему захотелось как можно скорее уехать отсюда. Догнать троллей, перебить их всех, вообще что-нибудь сделать… И вместе с тем откуда-то он очень хорошо знал: даже если бы сейчас он высыпал на землю перед этими людьми десяток отрубленных троллиных голов — стыд никуда бы не делся. Просто было бы: стыд плюс троллиные головы. И коровья туша. И несколько трупов.

А ведь пару недель назад он сам такое сделал. Сжег деревню, убил несколько человек. Но там было все-таки другое: там начался мятеж, который необходимо было задавить в зародыше, иначе он бы разросся, и все обернулось бы еще хуже. Те люди сами накликали на себя несчастье. А сюда война пришла без спросу. Вот в чем разница.

Денис оглядел своих — все ли на месте. И сразу же заметил, что один отсутствует. Тот, о чьем отсутствии ни один человек не пожалеет, — Евтихий.

Разумеется, никто из солдат ни взглядом, ни словом не намекнул командиру на то, что сумасшедший в отряде пользы не принесет, а вот беспокойства от него будет изрядно. Не дурак же командир, сам все прекрасно понимает. Если уж решился взять с собой безумца — значит, имеет какие-то причины. А что за причины — о том Дениса никто не спрашивал.

Хэрибонд был единственным, кто пытался настоятельно советовать полусотнику избавиться от Евтихия побыстрее, пока тот не наломал дров; но Денис избегал разговаривать с этим человеком. Юноша отлично понимал, что это трусость, что уклоняясь от какого-либо общения с Дерягиным он ровным счетом ничего не добьется и уж тем более ничего не исправит… Но вот не мог он с этим типом общаться, не мог и все!

Евтихий так ведь и прижился у Дениса в комнате. По-прежнему спал на полу, на охапке сена, укрывался тощим одеялом, которое у Дениса было «дополнительное», безропотно выполнял все, что прикажут, и в разговоры без приглашения не вступал. Словно бы не жил вовсе, а ожидал чего-то, что нагрянет и сразу же само собою все переменит.

Когда Дениса подняли по тревоге для ночного похода, Евтихий, ни слова не говоря, вышел во двор вместе с ним. Евтихий вооружился коротким копьем — это был обломок обычного, с которым безумец возился несколько дней, переделывая его «под свою руку», как он выражался, — и старым мечом, выпрошенным на оружейном складе. Денис слишком не выспался и потому не сказал Евтихию ни слова. Не до того было…

— Эвремар, возглавь отряд, — обратился Денис к эльфийской лучнице, — а я найду Евтихия и догоню вас. Не задерживайтесь.

Вторая полусотня умчалась по дороге вслед за первой. Произошло это мгновенно — солдаты как будто испарились. Только что были здесь, и вот их уже нет.

Снова опустилась гнетущая, удушливая тишина.

Денис медленно поехал через деревню. Несколько раз ему не везло, и он встречался глазами с крестьянами. Наверное, у них были пустые глаза. Или, напротив, полные ужаса и горя. Денис этого не различал, потому что был поглощен собственным чувством, которое с каждой минутой становилось все более острым. В конце концов ему начало казаться, что он пришел в класс без одежды и даже без нижнего белья и в таком виде вышел к доске отвечать.

Между двумя домами Денис увидел лошадь Евтихия и поймал ее. А вскоре заметил он и самого Евтихия. Тот стоял посреди сгоревшего дома, одного из самых маленьких. Широко расставив ноги и подбоченившись, Евтихий озирался по сторонам. Его губы шевелились — он что-то говорил безмолвно и при этом еще и гримасничал: двигал бровями, моргал, морщил лоб, высовывал язык, кусал губу. Щеки Евтихия были перепачканы пеплом, и весь левый рукав его тоже был вымазан, однако сумасшедший этого не замечал.

Дом сгорел дотла. Осталась только печь и еще одна стена торчала совершенно нелепо, облизанная снизу пламенем.

— Представляешь, — сказал Евтихий, обернувшись к Денису и как будто ничуть не удивляясь его присутствию, — а в печке до сих пор стоит горшок с кашей. Ты хочешь есть? Я ужасно голоден.

Он прошел по обломкам, давя их сапогами, наклонился и действительно вытащил из печки горшок. Наклонившись, понюхал, сморщился.