Дорога сквозь границу оказалась томительно долгой. В тумане то сгущались сизые сумерки, то вдруг немного светлело; временами вся граница погружалась в полную темноту, как будто там, гораздо раньше срока, наступила ночь. Серая граница жила по каким-то собственным законам. Ее сутки были короче, чем обыкновенные, что по ту, что по эту сторону, а дольше всего тянулось междуцарствие света и тьмы.

Евтихий шел рядом с низенькой лошадкой одного из троллей, бдительно следя за тем, чтобы животное его не покусало. Лохматые троллиные лошади питались не травой и сеном, как их собратья по другую сторону Серой границы, а мясом, причем желательно живым. Впрочем, не брезговали они и падалью, насколько Евтихию было известно. Меньше всего ему хотелось быть сожранным лошадью. А тролля эти покушения, похоже, ужасно забавляли, потому что он время от времени, соскучившись, принимался науськивать своего скакуна:

— Кусни его! Взять его! Гляди, какой сочный!

Лошадка тянулась к Евтихию мордой, а он отталкивал ее от себя обеими руками и даже пару раз прибегал к палке.

Хэрибонда тащили на веревке; он бежал, спотыкаясь, и с каждым часом становился все более неловким. Евтихий избегал смотреть на него. Ему не хотелось помогать Хэрибонду, а если бы они встретились глазами, то неизвестно еще, чем бы это закончилось. И Евтихий, услышав очередной сдавленный вопль своего незадачливого спутника, поскорее переводил взгляд на собственные руки в шрамах, на босые ноги — там тоже остались следы от кандалов.

Когда тролли сочли, что действительно настал вечер и следовало бы передохнуть, они расположилсь на отдых. Вытащили из седельных сумок разную еду: вяленое мясо, пахнущее стервятником, комки мягкой плесени, которые они намазывали на хлеб, лепешки из серой муки. Евтихий стоял за спиной у командира отряда, и когда тот разорвал лепешку пополам, присел на корточки и выхватил кусок из руки командира. Тот лениво повернулся, заметил Евтихия.

— Я за меньшее отрезаю пальцы.

— Делай это со своими рабами, а я твой гость, — ответил Евтихий дерзко.

— Не хочешь ли ты научить меня, как следует поступать с гостями?

— Меня учил дахати Нитирэна, а тебя кто научит? — сказал Евтихий.

Командир троллиного отряда покусал ус, поскреб в волосах, потом ответил:

— А меня и учить не надо. Кто сумел у тролля отобрать хлеб — тот с голоду не умрет.

— Точно, — сказал Евтихий и поскорее затолкал весь кусок себе за щеку.

Тролли засмеялись и подвинулись у костра, чтобы Евтихий мог сесть рядом с ними. Он так и поступил, втиснувшись между командиром и еще одним троллем, почти совершенно черным, с ярко-красными спиралями на щеках.

Этот второй дал Евтихию комок плесени.

— Моя жена вкусно готовит, — прибавил он.

— Должно быть, плюет в тесто, чтобы оно шибче всходило, — сказал Евтихий.

— У моей жены такая слюна, — сказал этот тролль, — что если она плюнет в пиво, пиво закипит.

— А у моей, — перебил командир отряда, — слюна такая, что после ее поцелуев у меня все губы в пузырях от ожогов.

— А моя если лизнет, то прожжет дыру насквозь, — вставил третий тролль.

— А у меня нет жены, — сказал Евтихий. И показал на нитки в волосах. — Вот все, что она оставила мне.

— Немного, — заметил командир троллей.

— Хочу найти кого-нибудь, кто сплетет мне из этих ниток новую жену, — объяснил Евтихий.

Тролли сочли эту цель очень достойной.

— Для того я и иду через границу, — сказал Евтихий. — Думается мне, там я ее отыщу.

— Ты мог бы взять за себя троллиху, — предложил тролль с красными спиралями на щеках.

Но остальные осудили его.

— Истинная любовь — только одна на всю жизнь.

Евтихий вынул из-за щеки недожеванный хлеб, намазал на него пальцами густую плесень и бросил Хэрибонду.

— Поешь, — великодушно сказал он. — Тебе понадобятся силы.

Он не стал оборачиваться, чтобы посмотреть, последовал ли пленник его совету. Тролли переглянулись между собой, а их командир сказал:

— У тебя человечье сердце, если ты его жалеешь.

— Я его жалею, — сказал Евтихий, — потому что мне надо, чтобы он не умер хотя бы до завтра. Он ведь здесь в обмен на меня.

— Обмен был честным, — возразил командир, — если он умрет, ты все равно останешься свободным. Я не нарушу слово.

Сжатым кулаком Евтихий коснулся ладони тролля.

— Клянусь, в твоем слове я не сомневаюсь, — сказал он. — Но мне бы не хотелось вводить тебя в ущерб.

Тролль ответил ему, ударив своим кулаком о кулак Евтихия:

— Кто бы ни учил тебя вежливости, человек, он сделал это хорошо!

Хэрибонд проснулся — точнее, очнулся от тяжелого забытья, — на рассвете. Его опять немилосердно трясли, и сквозь дремоту Хэрибонд сразу узнал прикосновение знакомых пальцев, таких цепких и костлявых.

— Тише, — прошептал Евтихий. Его глаза были совсем близко от лица Хэрибонда. Немного рассеянные, темно-серые.

— Что? — Хэрибонд дернулся и тут же упал: ему было трудно подняться из-за веревки.

Евтихий разрезал веревку. Хэрибонд узнал плоский ножичек — тот самый, который длинноволосый парень в деревенской таверне прятал у себя в обмотках.

— Слушай, — одними губами проговорил Евтихий.

Хэрибонд прислушался, но ровным счетом ничего не услышал. И вдруг, в одно мгновение, все изменилось: со всех сторон на лагерь троллей налетели какие-то люди. Туман наполнился криками и звоном оружия. Тролли вскакивали и хватались за мечи, их лошади ржали и лягались, сумятица поднялась ужасная. Длилось это несколько минут, а затем разом все прекратилсоь. Тролли бежали, скрываясь в густом тумане, в глубине границы, а те, кто напал на них, пустились их преследовать, но недолго, и скоро вернулись.

Евтихий побежал навстречу победителям. Хэрибонд остался сидеть на прежнем месте, выпрямившись и вглядываясь в туман.

Первое, что он заметил, — туман начал рассеиваться. Здесь вообще было гораздо светлее, чем в том месте, где они входили. Очевидно, они находятся возле противоположного края ничейной полосы и скоро выйдут наружу.

Всадников было пятеро — рослые, на высоких лошадях. Никаких украшений. Возглавлял их стройный светловолосый человек с чуть раскосыми, очень светлыми глазами. «Не хватает еще острых ушей — и я бы принял его за эльфа», — подумал Хэрибонд, и вдруг всадник повернулся к нему в профиль, и Хэрибонд отчетливо увидел ухо неправильной, нечеловеческой формы, чуть заостренное, как у волка.

«Не может быть», — вяло подумал Хэрибонд.

Всадник холодно смотрел на Евтихия, который подбежал к нему и начал что-то втолковывать. Евтихий говорил много, задыхаясь, хватаясь то за горло, то за голову, он показывал руками на туман, поглотивший троллей, на Хэрибонда, на нитки у себя в волосах, он то и дело обтирал ладонью рот, а под конец закрыл лицо руками и замолчал. Всадник потянулся к нему, взял его за руку, долго рассматривал запястье, потом покачал головой и с явным отвращением выпустил Евтихия.

Тот подбежал к Хэрибонду.

— Вставай! Идем! — закричал Евтихий. — Нас отпускают!

— Что ты ему сказал?

— Правду. Нас отпускают, идем же, — повторил Евтихий.

— Нет уж, — мстительно произнес Хэрибонд. — Я им все расскажу. Все, как было на самом деле. Как ты меня продал. Ты ведь предатель!

— Нет же, я тебе жизнь спас, — быстро ответил Евтихий. — Идем отсюда, пока они не передумали.

— Кто они?

— Их враги.

— Значит, наши друзья?

— У нас нет друзей, — сказал Евтихий. — Мы должны просто уйти. Торопись.

Хэрибонд посмотрел на Евтихия пристальным взглядом, вложив в этот взгляд все презрение, на какое был способен, а затем подошел к эльфу.

Тот удивленно приподнял бровь.

— Что тебе?

— Ты знаешь, что произошло на самом деле? — спросил Хэрибонд.

— Я должен это знать? — эльф удивился еще больше. — Почему?

— Потому что тот человек — предатель.