На следующем заседании академии, 11 ноября 1783 года, Дашкова публично призвала всех «противустоять насмешкам и невежеству», направленным на них. Последовал обмен гневными письмами в «Собеседнике» между Дашковой и Львом Нарышкиным, или Каноником, как он себя называл. Екатерина продолжала поддерживать и одобрять далеко не безвредные атаки Нарышкина, а когда Дашкова пожаловалась, то ответила: «Что касается протокола Каноника, я ничего тут не могу сделать без его ведома. Так как у него не было и мысли оскорбить кого бы то ни было, то, я думаю, видя оборот, который приняла его шутка, он вряд ли почувствует искушение продолжать ее и подчиниться условиям, которые Вы изволили наложить на него. Мне очень жаль, что Вы нездоровы»^[578].

Дашкова чувствовала, что на нее направлено жало глумлений и насмешек, но отказывалась играть при дворе роль шута. Она отдалилась от двора, а издание «Собеседника» временно прекратилось.

Ссора между сторонниками императрицы и оппозицией стала серьезной. Екатерина перестала посылать свои труды в журнал и потребовала вернуть ей все посланные ранее рукописи. Державин писал, что из-за этих раздоров «затворились княгине райские двери; т. е. императрица поблагодарила ее за труд, пожаловала в награждение 25 тысяч рублей и не велела к себе впускать в назначенный после обеда час для упражнения в литературе»^[579]. Тесное сотрудничество Дашковой с императрицей закончилось, и Екатерина прекратила их послеполуденные дискуссии, позволив княгине являться с докладом только по воскресеньям. В качестве компенсации она подарила ей деньги, о которых упомянул Державин, для постройки дачи, чтобы ей было чем заняться во второй половине дня вместо прежних бесед. Мечта Дашковой о свободном и открытом обмене идеями между всеми придворными фракциями и среди оппозиции умерла. В течение некоторого времени роль княгини в «Собеседнике» состояла в поддержании мира и определенного уровня вежливости и приличия в горячих дискуссиях, особенно когда они касались писаний императрицы. В «Искреннем сожалении об участи господ издателей „Собеседника“» она защищала свой журнал и просила всех участников и авторов, особенно Екатерину — автора «Былей и небылиц», продолжать публиковать описания исторических событий, а также статьи на другие темы для просвещения народа^[580]. Екатерина, однако, настаивала на выражении своего неудовольствия и наконец объявила читателям о намерении прекратить сотрудничество с журналом. Письмо Дашковой «К господину сочинителю „Былей и небылиц“ от одного из издателей „Собеседника“» удостоило Екатерину высочайшей похвалы и описало слезы читателей после прекращения публикации ее произведений^[581]. Дашкова умоляла «не покидать Петербург» автора, «коего отъезд из града Петрова будет чувствителен всем читателям „Собеседника“», поскольку лишит их утонченных, веселых, глубоких и высоконравственных сочинений. Неумеренные комплименты Дашковой вызвали недовольство Екатерины, которая, видимо, заподозрила неискренность и в «Краткодлинном ответе» велела Дашковой снизить тон риторики^[582].

Однако гораздо более суровая критика сочинения Екатерины последовала в статье С. П. Румянцева о Петре Великом, в которой он восхвалял славное правление Петра и приуменьшал достижения Екатерины или, по крайней мере, остался к ним равнодушным^[583]. Екатерина рассвирепела и в том же номере написала резкий ответ, обвиняющий Румянцева в том, что он ведет себя вызывающе, исключительно чтобы прославиться^[584]. Хотя издатели защищали императрицу в следующем номере «Собеседника», Екатерина не была удовлетворена. Позже Румянцев напишет в автобиографии, что она была столь недовольна статьей о Петре Великом, что приказала Дашковой подвергнуть ее тщательному анализу и написать опровержение^[585]. Дашкова подчинилась и представила свою атаку на Румянцева под названием «Краткие записки разносчика» императрице, которая осталась довольна и одобрила эту резкую, но, как ей казалось, абсолютно справедливую критику: «Читая статью „Разнощика“, я готова была бы поклясться, что она написана мною, до такой степени, по-моему, автор ее удачно подражает мне. Что касается Вашей критики, она очень резка и, конечно, справедлива, но берегитесь ответа. Чтобы успокоить Вас, я буду отныне забирать к себе все уже отпечатанные листы, которые смогу найти, но трудно удержать в тайне то, что уже напечатано»^[586].

Дашкова должна была почувствовать страх, когда читала угрозы Екатерины. Императрица предупредила, что в будущем она будет изучать более тщательно содержание поступающих в журнал материалов, поскольку терпеть не может применять санкции против уже опубликованных работ. К несчастью, худшее было еще впереди — Екатерина применит-таки санкции против «Путешествия из Петербурга в Москву» Радищева и дашковской публикации пьесы Княжнина «Вадим Новгородский».

Сочинение Дашковой, в котором она делает выговор Румянцеву, появилось в следующем номере «Собеседника»^[587]. Замаскированное под пересказ разносчиком подслушанного разговора, оно нападает на Румянцева за незнание русского языка, за то, что его работа просто переводит французские слова и конструкции на русский. Чем стремиться к глубине ума и карьере писателя, рекомендует Дашкова, лучше было бы заняться изучением русского языка. Дашкова была единственной, кто критически отозвался о статье Румянцева^[588]. Она продолжит полемику с ним до конца и в «Записках», лишь за несколько лет до смерти, представит свои негативные взгляды на Петра Великого, высказанные во время беседы с канцлером Кауницем в Вене.

Кроме того, она защищала императрицу и одобряла действия Екатерины при каждом удобном случае. Например, в рассказе «Вечеринка» Дашкова описывает званый вечер, во время которого разговор зашел о русской литературе^[589]. Когда главный герой прибывает, он обнаруживает, что хозяйка скучает, и решает поэтому познакомить ее с екатерининскими «Былями и небылицами», напечатанными на страницах «Собеседника». Внезапно атмосфера вечера проясняется, хозяйка сначала улыбается, затем смеется — и вот лед треснул. Дискуссии на литературные темы оживляют вечер. Сочинение Екатерины знакомит читателя с российскими традициями и с необходимостью устремляться к высотам, достигнутым в поэтических трудах бессмертного Ломоносова. В качестве иллюстрации Дашкова цитирует пассаж из ломоносовского свободного перевода Горация^[590]. Она также очень хвалит Богдановича, особенно его поэму «Душенька», в которой искусно совмещаются комическое и героическое, русский фольклор и греческий миф. Дашкова способствовала карьере Богдановича и вдохновляла его на участие в «Собеседнике», где он опубликовал ряд поэм и статей, прославляя в некоторых свою покровительницу Дашкову.

Атмосфера споров и антагонизма в журнале и в обеих академиях нанесла Дашковой значительный урон. Усилия княгини кончились ничем, поскольку личная вражда и политические стычки между Екатериной, Нарышкиным, Фонвизиным, Румянцевым и другими привели к отказу Екатерины от участия в «Собеседнике» и к закрытию журнала. 17 апреля 1784 года Александр написал Семену, что Дашкова готовится покинуть Петербург и провести лето в Троицком. Она уедет в начале мая^[591]. Дашкова не вернется к работе издателя журнала. В последние шесть месяцев своего существования «Собеседник» выходил нерегулярно и закрылся шестнадцатым номером в сентябре 1784 года, просуществовав меньше полутора лет. Екатерина обнаружила, что не может диктовать свою волю в таком открытом форуме и устала от колкостей, направленных на ее царскую персону. Согласно «Запискам», Дашкова предвидела, с какими проблемами ей придется столкнуться, когда соглашалась возглавить Академию наук, и подозревала, что это назначение неизбежно приведет ее к прямому конфликту с императрицей.