– Надо же, сынок графа Гвидо! Род Властителей! Вы, стало быть, виконт?

– Монах, – мягко поправил приезжий и снял наполовину закрывавший лицо доминиканский капюшон.

Клезио просто оторопел. «Не ангел ли Господень будет отныне отправлять правосудие в Тридентиуме? – изумился он и вздохнул. – А вмешательство небесных сил было бы, ох, нелишним. Времена пришли последние…»

Вианданте, давно свыкшийся с впечатлением, производимым его внешностью, даже не улыбнулся. Князь-епископ Тренто с измождённым лицом, отражавшим бурю страстей прошлого, усмирённую усилием воли и жаждой праведности, показался ему человеком достойным, но трясущиеся руки, выдававшие не то нервное расслабление, не то предел слабости, не позволяли уповать на его весомое содействие. Однако, князь-епископ был не стар, скорее, болен. Приглядевшись, инквизитор подумал, что тому нет и пятидесяти. Клезио правил здесь уже шестнадцать лет, его называли советником Максимилиана, строителем и устроителем княжества, что было необходимо, ибо местные земли жестоко пострадали от недавних военных баталий, грабежей ландскнехтов и землетрясения, случившегося в этих местах лет десять назад. К тому же шесть лет назад, в двадцать пятом году, в городе вспыхнула смута, которую Клезио лишь с огромным трудом удалось усмирить. Да, жизнь князя-епископа трудно было назвать спокойной.

Весть о том, что в город прибыл новый инквизитор, распространилась по рынку с быстротой молнии и вскоре дошла до окраин. В это же время новому главе Священного Трибунала был представлен прокурор-фискал инквизиции, глава местных денунциантов – Элиа Леваро, тоже извещённый об их приезде. Тонкое и умное лицо начальника инквизиционных осведомителей, благодаря которым зачастую раскрывались семь преступлений из десяти, понравилось Вианданте. Он заметил, что сам Леваро искушёнными, многоопытными тёмно-карими глазами, опушенными густыми ресницами, внимательно и настороженно изучает его. Джеронимо решил пока не спрашивать о своём предшественнике и вначале просто осмотреться. Дом, предназначенный для инквизиторов, следователей Священного Трибунала, располагался совсем недалеко от епископского дворца, и Клезио, опираясь на посох, проводил их к нему по узкой мощёной улице, примыкавшей к храму.

Они с Леваро оставили Гильельмо обустраиваться в инквизиторском доме, оказавшемся удобным и поместительным, проводили кардинала обратно в его резиденцию, и так как новый инквизитор не стал отказываться от приглашения к обеду, не отказался и денунциант. В ожидании трапезы оба вышли на балкон, откуда открывался вид на Пьяцца Дуомо – городскую площадь напротив собора Сан-Виджилио. Толпа ещё не расходилась, скучиваясь у прилавков. Леваро любезно знакомил его с окрестностями. «Вон то величественное строение – замок Буонконсильо с башней Торре-дель-Аквила, вон там – церковь Санта-Мария-Маджоре, её отстроили только десять лет назад. Ещё в городе, кроме кафедрального собора, три храма – Сан-Пьетро, Сан-Апполинаре и Сан-Лоренцо». Вианданте, не проявляя никакого интереса к достопримечательностям, надвинув капюшон на лицо, пристально смотрел вниз, на площадь. Неожиданно он обратился к прокурору:

– Кто тот человек в серой рубахе, очень бледный, опирается на палку, стоит на паперти?

Леваро, повинуясь его указанию, выследил взглядом маленького человечка с крупным носом и близко посаженными блёклыми глазами на испитом лице.

– Это Сандро Дзокколо, – денунциант чуть помедлил, – попрошайка и надувала. Зачем он вам, ваша милость?

Вианданте молчал. Толпа внизу двигалась как живое море. В ней мелькали поддельщики папских булл и воззваний, шаромыжники с церковными кружками, монахи-расстриги, удравшие из монастырей, мошенники всех мастей, еретики, дурацкими проповедями уловляющие глупцов, возмутители спокойствия, наводчики, ночные тати и бывшие острожники, официальные проститутки и шлюхи-одиночки, ведьмы-отравительницы и гадатели, хироманты и колдуны, знахари и целители, лукавые притворщики, симулирующие эпилепсию и бледную немочь, в конвульсиях падающие наземь посреди площадей, любострастники, совращающие обманом и насилием монашек и честных девушек, алчущие свежей поживы греховодники-мужеложцы, хитрованы и святопродавцы. Всё это в ближайшие годы, увы, станет его поприщем. Инквизитор вздохнул и понял, что в задумчивости не ответил денунцианту.

– Зачем, спрашиваете? Да ни за чем. Но он вовсе не надувала. Он, дорогой мой, здесь у вас ворьем заправляет.

Леваро медленно повернулся к Империали и пронзил его из-под полуопущенных век изумлённым взглядом, в каковом, однако, читалось не столько удивление, сколько восхищение. Да неужто этот херувим и в делах человеческих сведущ?

Поначалу новый хозяин Трибунала не вызвал доверия подчинённого. Империали ди Валенте! Надо же! Ещё бы Медичи или Висконти прислали! Равно и красота нового инквизитора – яркая, броская, победительная – показалась ему неуместной, совершенно излишней. Негоже мужику быть архангелом Михаилом с иконостаса. Да ещё магистр богословия! Среди мерзости, заполонившей в наши, увы, последние времена города и веси, не проповедовать надо, господин красавец-магистр! Проповедей они ещё от катаров, да от чертовых миноритов, да от разбойных пастушат, да от волков мерзавца Дольчино, да от трясущихся иеродулов, гумилиатов, богардов, гильомитов и от сотен других психопатичных идиотов, вообразивших себя избранниками Божьими, понаслушались вдоволь! Сколько шаталось этих еретиков из попов-расстриг да мужиков-сластолюбцев по местным дорогам, внося смуту в народ бреднями о какой-то бедности да евангельской праведности, потом – убивая, насилуя да грабя всё на своём пути, с единственной и подлой целью – руки погреть да хер потешить? И опять – проповеди?!

Но теперь раздражение денунцианта улеглось. Вот так, с одного взгляда из-под капюшона, высмотреть вожака местного жулья? Недурно. Если так пойдёт, толк будет. Впрочем, не стоит обнадёживаться. Пусть оглядится.

Вианданте и сам собирался поступить подобным образом, а пока, усевшись за трапезу и поднимая бокал за здоровье хозяина дома (а его ему явно недоставало!), он неторопливо расспрашивал о жизни в Тренто. Иногда у инквизитора возникали трения с местным епископом или подеста, разногласия из-за амбиций или простой антипатии, но здесь Джеронимо не ждал ничего подобного. Его высокопреосвященство твёрдо дал понять, что ожидает от вновь прибывших установления в городе порядка, и готов их в этом поддержать… по мере сил. Вианданте сделал вывод, что помощи они, может быть, и не дождутся, но мешать им не будут. И на том спасибо.

Леваро, в свою очередь, известил главу Священного Трибунала о положении дел в оном. Вся служба, как предписано, состояла из должностных лиц – секретарей, приёмщиков и смотрителей тюрем, по совместительству – экзекуторов и палачей, а также служащих – сиречь, писцов и канцелярских крыс, ну и, конечно же, чиновников – троих комиссаров инквизиции, один из которых руководил эскортом конвоиров-охранников, второй – рядовых стражников, и самого Леваро, прокурора-фискала, начальника местных сыщиков и денунциантов, бывших на жаловании, внешней и внутренней полиции для чёрной, так сказать, работы.

Джеронимо кивнул. «Всё как надо. Кстати, Леваро, сколько вам лет?» «Тридцать девять. Я был назначен год назад покойным мессиром Гоццано». Прокурор-фискал смерил нового начальника опасливым взглядом. Джеронимо снова кивнул. «Какова обстановка в городе?» Леваро методично перечислил события последних месяцев, когда в городе не отправлялся Трибунал из-за… он замялся… из-за безвременной кончины мессира Гоццано, да упокоит Господь душу его с миром. Мелкие жалобы на сглаз и пустяковые кляузы меркли в сравнении с двумя страшными и необъяснимыми убийствами, одно из которых произошло уже два месяца тому, а второе – две недели назад. «В обоих случаях есть нечто общее – убиты женщины, причём, весьма состоятельные, и оба раза – он замялся, – одинаково. Мы называем убийцу Lupo mannaro, Оборотень, Ликантроп. Это дьявольщина. Я познакомлю вас с подробностями в Трибунале».