— Вы слишком скромны, — прервали его жители планеты Крокус и снова стали объяснять всё сначала: до тех пор, пока великое, сильное не следует за малым, за более слабым, не подчиняется ему, — совершенства быть не может.
— Ах, я так устал, что ничего не понимаю. Скажите мне лучше, каким образом я мог бы свихнуться так же, как вы, чтобы мы могли понять друг друга.
— Подчинение слову, а не оружию ведёт к совершенству, — повторили жители Крокуса.
— Всё равно ничего не понимаю.
Жители Минзухара совсем удивились: на этом океанском острове достигнуто такое совершенство, а оценить по достоинству его не могут.
— Мы все начинаем, — снова заговорили они, — с того, что представляем себе, как это будет воспринято в далёком завтра. Мы ориентируемся на то, как оценят нас те, кто придёт после нас.
— Тогда примите нас, — уже не слушал их сэр Арнольдо Барнольдо и поклонился им три раза подряд.
— Мы согласны сделать это. И с большим удовольствием, ибо вы подчинили большое малому, более сильное — слабому, и мы восхищаемся вами.
— Совсем ничего не понимаю, — всё повторял сокрушённо Арнольдо Барнольдо.
— Всё очень просто. Скажем, какой-то человек обладает самым смертоносным оружием. Но у него каменное сердце, и он не вздрогнет, услышав плач ребёнка, не приходит в восторг от песни, не щадит слабой девушки, не откликается на зов о помощи. Думает только о себе. Заботы о других его не волнуют. Часто обуревает его странное желание властвовать над другими. А однажды он вообще направит своё оружие на подвластных и прикажет: подчиняйтесь мне. Если мы не достигнем совершенства, мы не сможем защитить себя. Если же мы станем сильнее него и подчиним его себе, всё будет наоборот, и снова кто-то останется недоволен. Нечто первобытное, отсталое было в том, что сильный заставлял слабого подчиняться. Но если сильный человек или сильная страна, или сильная планета подчиняются справедливому слову или данному обещанию, почитают песню, вдохновляются музыкой, поэзией — тогда это уже настоящее, истинное совершенство.
— Это всё глупое и негодное дело. Нет, нет. Это свихнувшаяся планета, оглупевшие люди. Возможно ли, чтобы сильный подчинялся слабому! Как может слово остановить оружие или снять палец с курка? Не-ет, не-ет, мне нужна сила, а не слова, — злобно повторял сэр Арнольдо Барнольдо.
— Странно: вы отвергаете совершенство, тогда как вы уже достигли его, — удивлялись жители Крокуса. — Ваш остров — такой большущий, огромный океанский остров, а влечёт его за собой нечто совсем маленькое.
— Это произошло не по нашему желанию.
И сэр Арнольдо Барнольдо рассказал, как их оторвала от Земли эта совсем ничтожная Частица квази-звезды.
— Прекрасное, доставшееся случайно, не есть прекрасное, — с тяжёлым вздохом заключили жители Крокуса и покинули океанский остров.
Безумная Частица квази-звезды пустилась в новый полёт.
— Хочу остановиться! Хочу остановиться! — кричал, как можно громче, сэр Арнольдо Барнольдо.
— Все хотят остановиться, — услышал он вдруг новые голоса, и не успел он обернуться, как перед ним появились жители другой планеты.
— Вы кто?
— Мы с планеты Подснежник.
— Примите меня, я хочу остановиться у вас, — заявил сэр Арнольдо Барнольдо.
— Остановка необходима всем, — повторили посланники.
— Я знаю только, что мне нужна остановка. Какое мне дело до всех!
— Безостановочное движение бесцельно.
— Примите меня! Примите меня! — печально взывал к ним, едва не плача, владелец океанского острова. — Я погибаю… Ваши законы мне неизвестны, но я буду блюсти их, каковы бы они ни были.
— Мы вовсе не собираемся заставлять вас любой ценой подчиняться правилам нашего жительства.
— Примите меня! Я больше не выдержу. Ведёт меня от планеты к планете безумная Частица квазизвёзды. Только что мы миновали одну сумасшедшую планету; куда бы я ни попадал, мне всё время встречались нелепые странности. Никто нигде не побеспокоится обо мне. Я погибаю.
— Мы видим это. И всё-таки нам придётся объясниться. Для общего блага.
— Пусть так.
— Если законы и правила жизни на вашем океанском острове более прекрасны, более совершенны, мы примем их и будем благодарны вам за то, что вы создали их. Мы стремимся к прекрасному и принимаем его, не спрашивая, кто его создал. Важно, чтобы оно было. А принадлежит оно тем, кто ещё не родился. У нас на Подснежнике только яд находится в руках одного человека. Его душа благородна, она открыта желаниям людей и улавливает их ещё прежде, чем они появятся. Но если он хоть один раз подумает о себе самом во вред другим — он погибнет. На вашей земле тоже так?
— Ох, — простонал Арнольдо Барнольдо, — куда это я попал?
А жители этой новой планеты продолжали объяснять ему, словно школьнику, что прекрасное живёт в людях и не покидает их даже тогда, когда они его гонят. И чем его больше, тем прекраснее. А с ядом совсем по-другому обстоят дела — он губит даже тех, кто к нему не прикасается. И потому на планете Подснежник его стережёт самый благородный, самый честный из них. И они все добровольно подчиняются избраннику. Вот какого совершенства они достигли! Этим ядом он может всех отравить, но никому не угрожает.
— Каждый ищет повод, чтобы подчинить себе другого, а вы радуетесь, тому, что подчиняетесь сами. Какая ужасная отсталость! — воскликнул сэр Арнольдо Барнольдо.
— Того, кто потеряет способность подчиняться, мы начинаем лечить, как самого тяжелобольного. Если вы создали нечто ещё более совершенное, мы станем подчиняться вам и будем только благодарны за это.
Владелец острова желал только одного: чтобы его поскорее приняли к себе, но представители планеты Подснежник не спешили с ответом. Они всё взвешивали, раздумывали и в конце концов спросили сэра Арнольда Барнольда, чему же подчиняется он.
— Силе и богатству.
— И у нас было так же, но очень давно.
— Я не могу принять ваши законы.
Жители Подснежника объяснили ему, что богатство так же, как молодость и физическая сила — явление преходящее.
— Ничто не вечно, — прервал их господин океанского острова.
— Да, это так, но в этом преходящем существует красота, та, которая не стареет и возможности её совершенствования безграничны. За чудесными изобретениями, за мудростью, поэзией и песней стоит красота переживания, благородных поступков и отношений, самопожертвования.
— В чём же она? — спросил сэр Арнольдо Барнольдо.
— В том, чтобы заботиться о других так, как заботишься о самом себе. Для нас это самое простое и самое большое достижение. Совершенное во имя добра других людей — есть самое прекрасное.
— Нет, я не могу принять ваши законы. Я привык к тому, чтобы мне служили другие, а не я служил им.
— Мы ничего не предлагаем насильно. Всё постигается в процессе развития. А развитие, даже самое быстрое, требует времени… Мы принимаем вас, но с одним условием: вы будете соблюдать наши законы.
— Не хочу, — почти что сокрушённо произнёс владелец океанского острова. — Я признаю совсем другое: богатство и силу. Я говорю, сколько имею денег, и вы тоже говорите, сколько их у вас. И тот, у кого их оказывается больше, — тот и богаче, и сильнее. Это всё равно как когда двое борются, и тот, кто побеждает, и есть более сильный.
— Соизмерима только внешняя сторона явлений, внутренняя много сложнее. Она не видна, она лишь ощущается. Ею мы измеряем наше богатство.
— Нет, нет. Так мы не сможем договориться, — упорствовал сэр Арнольдо Барнольдо.
— Как хотите, — ответили посланники с Подснежника. — Поищите тогда другие планеты. Но мы должны предупредить вас: по мере удаления от центра живого пояса вселенной вы будете встречать миры всё более сварливые, несговорчивые.
— Как это понять?
— Они уже не верят слову.
— Мне и нужны как раз такие планеты: такие, где признают не слова, а то, что материально, — обрадовался сэр Арнольдо Барнольдо.
— О, такие есть, но они очень далеко — в другом живом поясе вселенной. В нём находится и ваша Земля, — объяснили представители Подснежника.