— Почему ты говоришь только о том, что видишь? — прервал её Мальчик.

— Невидимое меня не интересует.

Мальчик, испуганно обернувшись к Похвале, спросил её:

— Что — я скоро умру, что ты так нахваливаешь меня?

— Я этого не говорила.

— Зачем же ты тогда только и делаешь, что хвалишь меня?

— Ты — принц.

— Так назвала меня мама. И я верил ей.

— Да, ты принц, — подтвердила Похвала и надела ему на голову золотую, усыпанную бриллиантами корону.

— Зачем она мне?

— Ведь ты принц, и это твоё отличие. Разве может быть принц без драгоценного отличия?

Это же самое ему говорил и Крысиный Царь, — припомнил Мальчик и сообразил, что надо быть на стороже.

— Не нужна мне никакая золотая корона. Ещё обвинят меня в том, что я её украл. Ведь моя Мать была очень бедна, и когда она умерла. Торговец изгнал меня из родного дома.

— Это не имеет никакого значения.

Мальчик снял корону с головы и опустил её к ногам Похвалы:

— Если я не заслужил её, то и дотрагиваться до неё не хочу.

Так Похвала убедилась в том, что Звёздочка прочно поселилась в сердце Мальчика. Тогда она решила подвергнуть его дальнейшим испытаниям и предложила продолжить путь.

Похвала и Мальчик вошли во дворец одного Царя, который имел одного-единственного советника — острую Секиру. В отличие от всех других дворцов перед ним не было вооружённой стражи. Ворота были растворены, и рослые слуги приглашали каждого, кто появлялся: "Входите, входите…"

Но никто не решался по собственному желанию входить во дворец этого царя. Не хотел входить и Мальчик. Он задрожал и заплакал.

— Так тебе и надо, — злобно процедила Похвала.

Она подняла и забросила его в парк при дворце, который был столь непривычен, что испугал бы и человека с более храбрым сердцем. В этом парке не росло и травинки.

Деревья стояли, как настоящие, и надо было пощупать их, чтобы убедиться в том, что они сделаны из мрамора. Они не шелестели и не меняли листвы. Сколько бы ни заносило их снегом, сколько бы ни овевал их весенний ветер, сколько бы ни согревало солнце, они оставались теми же. И плоды, что свисали с их ветвей, походили на настоящие, но только они никого не могли накормить. Всё в парке было делом рук мастера, но живого ничего не было.

Подданные Царя с Секирой следили бдительно за тем, чтобы ни одна травинка не проросла между мраморными плитами. Они уничтожали и самую крохотную живую травку: было предсказано когда-то, что Царь с Секирой будет царствовать до тех пор, пока в царстве его всё мертво и только похоже на настоящее, живое.

Мальчик, подгоняемый Похвалой, достиг дворца, построенного в самой середине этого мёртвого царства. Дворец походил на утиное яйцо, только огромное и золотое. А царский трон оказался не чем иным, как большим дубовым пнём. Царь сидел на самом его краю, а позади него была забита в пень обыкновенная секира.

Белыми, холёными, унизанными драгоценными перстнями пальцами царь поглаживал её и приговаривал:

— Моя ненаглядная, моя незаменимая.

— Не лги мне, сама знаю, что я страшна, — прервала его Секира.

— Моя ненаглядная и незаменимая, — повторял Царь и с улыбкой объяснял ей, что если бы не она, он не мог бы поддерживать покорность среди своих подданных и, если однажды его ослушаются, глядишь — и прорастёт какая-нибудь травинка, а тогда — кончилось его царствование.

— Ты прекрасна и умна, очень умна. Ты вершишь самую большую, самую бесценную работу, — нашёптывал он ей и ещё более нежно проводил пальцами по её ржавому острию.

Царь говорил совершенно искренне. Если бы она — единственный его советник — не умерщвляла всё живое, согласно его воле, то он давным-давно уже не был бы царём. И хотя она была просто уродлива, он не расставался с ней. И именно потому приказал сделать себе трон из деревянного пня: Секира всегда находилась под рукой.

Похвала подвела Мальчика к деревянному трону.

Царь поклонился Похвале:

— Нет ли у тебя какого-нибудь ласкового слова и для меня сегодня? — спросил он её.

— Не до тебя мне теперь. С тобой просто…

— Обещай мне, — продолжал просить её Царь, — что когда придёшь в другой раз, одаришь меня какой-нибудь похвалой.

— Как мне не хвалить тебя, если ты и твоя Секира часто остаётесь моей единственной надеждой.

— В твоих устах это тоже похвала. И мы с Секирой бесконечно благодарны тебе за этот подарок, — произнёс Царь и ещё раз поклонился.

— Секира пусть занимается своим делом. И нечего тебе благодарить меня от её имени, — прервала его Похвала и повернулась, чтобы уйти.

— Приходи почаще, — приглашал Царь. — Ты ой как нужна мне. И знай, что я никогда не смогу насытиться твоими речами.

— Ладно, приду.

Она приказала ему поскорее покончить с Мальчиком и удалилась. Если случалось так, что ей не удавалось с помощью похвалы уничтожить звёздочку в чьём-нибудь сердце, она отдавала его во власть секиры.

Царь пригрозил, что в ту же минуту отсечёт Мальчику голову.

— Я готова, — обрадовалась Секира. — Без дела я быстро покрываюсь ржавчиной.

Мальчик не испугался крыс, которые едва не загрызли его, не сдался холодной Льдине, его чуть было не пронзил разбойничий нож, он успел бросить семя сомнения даже в душу Дьяволёнка, отверг золотую корону, не принял самую сладкую отраву — Похвалу. И как бы ещё его ни мучали, он не предаст свою Звёздочку — самого доброго и верного своего друга.

— Я тоже готов, — твёрдо произнёс он.

— Ну, наклоняйся.

И Секира повисла над его головой.

— Казни, но знай, что я не боюсь тебя, — крикнул Мальчик и не тронулся с места.

Тогда совершилось чудо.

Секира вдруг утратила всякое желание отрубать ему голову.

— Значит, если кто-то не испугается смерти, я становлюсь бессильна перед ним, — сообразила она и снова оказалась на своём обычном месте рядом с Царём, так и не выполнив его приказания.

Мальчик беспрепятственно прошёл через мёртвое царство. И вдруг, там, за ним, под огромным чистым небом, раздался радостный хор множества людских голосов. Услышав, что это крики в его честь, он, смущённый, ещё не веря, упал на землю.

— Я не совершил ничего героического, никакого подвига, — повторял он. — Я только хранил верность своей Звёздочке и не предал её.

— Ты наш настоящий принц, — громко кричали люди, подняли его, измученного, в разорванной одежде, и понесли высоко на руках — довольные, радостные и счастливые.

Сэр Арнольдо Барнольдо владел не чем-нибудь, а огромным океанским островом. И если он поднимался на самую высокую вершину, то всё равно не мог охватить взглядом все свои земли. Он жил в столь же громадном, сколь и красивом здании. Оно походило на лебедя, изогнувшего шею и разметавшего крылья, словно он вот-вот готов был взлететь над синими водами океана.

Можно было смело сказать, что сэр Арнольдо Барнольдо имел всё, что хотел. Его желания, даже самые невероятные, исполнялись тотчас, стоило, им только появиться на свет. Не существовало ничего такого, чего бы он ни получил, если, конечно, это было на земле. В его огромных, бескрайних садах распевали птицы, зрели миллионы плодов; как шаловливые дети, разбегались по газонам разные-разные цветы. Пенистые речушки сбегали с покрытых снегом вершин и, перекатываясь по лесистым склонам, утихомиривались, становились спокойными в низине, питали водой нивы и чудесные сады.

Откуда бы ни приходили люди они просили хозяина острова об одном: чтобы разрешил он пустить их в сад насладиться, хоть на самое малое время, этим прекрасным, возможно единственно прекрасным местом на земле. Оно и правда было столь восхитительно, что уже не оставалось ничего такого, что можно было бы добавить к его красе.