– Давайте сменим тему? – Делла вздохнула с оттенком безнадежности. – Вы упомянули какого-то комиссара, я не поняла…

– Комиссар Жюв… – начал было Иван, но замолчал, представив, что ей надо будет рассказывать чуть ли не весь фильм.

Он подумал, что эта молодая девушка выросла в совсем другом культурном течении и веселить ее шутками из старых добрых «Фантомасов» не стоит.

Он сказал, перебив сам себя:

– Мы, кажется, планировали путешествие.

– А вы это серьезно?

– Да. Я давно подумывал об отпуске. У меня два судна на ходу. Я пришлю вам фото. И давайте перейдем на ты.

– Согласна!

Теперь, когда Делла на самом деле захотела поехать с ним, она казалась ему самой красивой девушкой на свете, поскольку была уже тронута каким-то туманным отблеском собственности. Неожиданно они оба загорелись энтузиазмом: с того момента, как прозвучало предложение, говорили только о путешествии. Делла сказала, что это будет не просто круиз, а научная экспедиция, потому что она давно хочет заняться историей своего народа.

– Много ли народу мы найдем в этой экспедиции? – с иронией спросил Иван, зная, какое уединение предполагает река.

– Ты разве не в курсе, что угреши живут исключительно по берегам Волги?

– Разве?

– Ты в самом деле не знал? – с удивлением спросила Делла. – Ты с Волги и я с Волги. Все угреши живут на Волге.

– Странно, – пробормотал Иван.

Делла помолчала. Затем спросила, как ему показалось, с осторожностью:

– Может быть, ты и про Амамутю не слыхивал?

– Слыхивал. Мать рассказывала сказки на ночь.

– Это не сказки.

– Легенды, былины… Как их еще назвать? О подвигах и приключениях Амамути, древнего богатыря.

– Амамутя не богатырь.

– А кто же? Помню, он сражался с огромной рыбой, и рыба проглотила его, а он…

– Вышел на берег, сияя светом, – перебила Делла, – и рыбий хвост волочился за ним, словно след небесной кометы. Амамутя победил рыбу изнутри. Я давно изучаю мифологию народа угреш. Вообще-то Амамутя не герой сказаний, а бог. Создатель всего сущего на земле.

Иван не удержался от улыбки.

– С таким же успехом ты могла бы сказать, что Илья Муромец бог или там Робин Гуд.

– Да при чем тут они?

– Тоже герои народных легенд.

Делла насупилась.

– Ладно, закроем пока тему.

Иван решил больше не дразнить девушку, будто уже подсеченную, но пока что готовую сорваться. Нет, здесь надо использовать очень крепкий сачок.

Он отвез ее домой уже глубокой ночью. Делла жила на исходе проспекта Мира, недалеко от Яузы, где речка уже была ручьем, часто терявшимся в трубах. В машине ему наконец удалось удивить ее – не самой машиной, а ее способностью прорезать город за считанные минуты.

– Надо же! Только что проехали ВВЦ и уже дома, – с радостью заметила она, слишком привыкшая к неторопливости общественного транспорта.

Вернувшись домой, он послал ей мейлом фото двух своих судов, готовых к немедленному отбытию. Среди ночи он вдруг проснулся, будто от толчка. Какое-то время не мог понять, дома ли он или уже на борту, так как казалось, что его разбудила внезапная волна.

«Пламенные змеи уходят в небеса…» Образ из сна поэтессы. У него не было времени обдумать это раньше, поскольку его слишком захлестнули эмоции. Но ведь такого просто не может быть – что за странное совпадение?

Конечно, он не мог рассказать едва знакомой девушке о том, что сжег собственную мать. Да и вообще, он ни с кем в жизни не делился этим. За последние часы Иван во второй раз явственно увидел тот далекий день из детства, хотя обычно подавлял в себе воспоминания о пожаре. Иногда ему казалось, что в страшном огненном лице он именно ее и увидел, свою мать… То есть, если бы он верил во всякое нематериальное, то само собой бы решил, что в образе огненного червя отошла на небо ее душа.

И еще одна тайна была в его судьбе. Отец также погиб при пожаре, но это произошло гораздо раньше. Обстоятельства пожара не были ему известны, но трудно представить какое-то произвольное совпадение. Много позже Иван узнал, что он просто-напросто болен, и болезнь его называется – пиромания. Возможно, это наследственная болезнь, и пожар, в котором погиб отец, не был случайным. Отец также совершил поджог и сам погиб на пожарище за несколько недель до рождения Ивана.

Думая обо всем этом, Иван заснул, и снилась ему, как это бывало чаще всего, река (так грибникам снятся грибы, а лыжникам – лыжня), а наутро от Деллы пришел ответ: ей больше понравился швертбот «Джинс».

Иван позвонил ей.

– «Чоппер» вместительный и комфортный, на нем есть даже сауна, – сказал он. – Не говоря об элементарном душе и прочих удобствах.

– Как? Разве на «Джинсе» нет душа и туалета?

– Есть, конечно, гальюн. Туалет, как ты его называешь. А вот душ – только в кокпите.

– Что такое кокпит?

– Это такой вырез в палубе. Словом, открытая часть судна, вроде терраски в доме. Можно натянуть над ним тент. Плещешься, сколько угодно. Помпа качает забортную воду. Есть еще мобильная баня. Это просто палатка с печкой, ее ставят на берегу. Самая настоящая баня. Словом, «Джинс» – туристское судно, а «Чоппер» – круизное.

– Все ясно. Я выбираю «Джинс». Я туристка, а не круизер. А еще я хочу взять свою собаку.

Иван нахмурился:

– Какую собаку?

– Так! – зловеще прошептала Делла. – Как я поняла по твоему тону, собак ты терпеть не можешь.

– Напротив! – выразил смягчение Иван. – Я интересовался ее породой.

– Водолаз, конечно! Я ж давно мечтала совершить путешествие по реке. Черный такой, мохнатый. Зовут – Барабан.

Что-то особенное было связано с псом, носящим такое веселое имя, Иван определенно слышал какую-то историю, где фигурировал именно пес Барабан.

Иван владел небольшой мастерской, строящей маломерные суда из пластика и стеклоцемента – гребные и моторные лодки, катера и парусники.

Руденко, его заместитель по должности, но компаньон по сути, отнесся к намерению генерального отъехать на неопределенный срок с нескрываемым скептицизмом.

Иван вошел под дебаркадер верфи, где главным объектом была двенадцатиметровая яхта «Лаура» – довольно срочный заказ банкира из Ялты. Это судно стояло в работе уже несколько недель и было для Ивана символом успеха: ведь крымский бизнесмен мог выбрать любое из предприятий России, где цены были значительно ниже московских, но все же он решил строиться здесь, а это говорило о бесспорном авторитете именно этих мастеров.

Один из них, увидев Ивана, спрыгнул с лесов и подошел. И Руденко, и сам Иван никогда не брезговали работой руками, особенно в ситуации аврала.

Они пошли вдоль ряда «Джинсов» и «Чопперов» на разной стадии готовности и заговорили, отойдя достаточно от яхты, на которой висели двое рабочих.

– Не самый лучший момент, чтобы нас оставить, – начал Руденко.

– Любой момент – не самый лучший, – сказал Иван. – Ты разве помнишь время, когда на верфи не было аврала?

– Помню, – сказал Руденко. – Когда и верфи-то не было.

Это был намек на то, что когда-то они были друзьями, встречались часто, говорили обо всем на свете, а не только о работе, как последние семнадцать лет жизни, с тех пор, как появилась верфь и Иван пригласил друга в свой бизнес.

– К тому же, я не совсем бросаю работу, – напомнил Иван.

– Ну, понятно, будешь руководить имейлом, эсэмэсом, душевными беседами… – съязвил Руденко.

– Не только, – спокойно ответил Иван. – Помнишь заказчика из Астрахани?

– Ламбовского-то? Как не помнить!

И вправду: хлопотный был покупатель – пожелал, чтобы ему доставили судно точно к началу навигации, прямо на дом, на междугороднем трейлере.

– Я вот что придумал. Сейчас же даем объявления в волжские ресурсы от Казани до Астрахани. Выставляем модель на продажу. Я меж тем иду на ней вниз по реке. Если где-то на пути будет поклевка, то и толкну товар немедленно.