Достав из кармана часы, он бросил взгляд на циферблат и спрыгнул на землю. После чего снял защитные очки и замахал часами над головой.

— Две минуты пятьдесят семь секунд!

— Ты все-таки это сделал! — Я тоже сняла очки и тряхнула головой, освобождая волосы. Все во мне пело от счастья. — Ты побил рекорд братьев Райт! — И изменил историю — благодаря мне, вздрогнув, осознала я внезапно.

Натаниэль вытащил меня из аэроплана и закружил, держа за талию, после чего привлек к себе и стиснул в объятиях. Я обхватила руками его за шею и прижалась щекой к мускулистой груди, задыхаясь от переполнявших меня чувств.

Он приподнял кончиками пальцев мой подбородок и заглянул мне в глаза. Неожиданно смех застыл у него на губах и черты лица заострились, выражая лишь одно чувство — желание.

— Нет, — сказал он внезапно охрипшим голосом. — Мы это сделали вместе. Без твоей помощи мне никогда бы не удалось совершить этого.

— Я… я не сделала ничего особенного. Так… ерунда…

— Ты ошибаешься, — Он убрал упавшую мне на щеку прядь волос и наклонился, почти коснувшись губами моего рта. — Это совсем не ерунда.

И с этими словами он поцеловал меня. Ощущения, испытанные мной во время полета, не шли ни в какое сравнение со старым, как мир, чувством, мгновенно охватившим меня, едва его губы коснулись моих. Он прижался ко мне всем телом, и я запустила пальцы ему в волосы на затылке, мимолетно удивившись невероятной мягкости его усов и жесткости щетины у него на подбородке, слегка царапнувшей мне кожу, когда он раздвинул языком мои губы. Я задрожала, как хрупкий деревянный остов биплана. Меня, разумеется, целовали и раньше… но никогда так, как сейчас, с таким… пылом, как говорили в старину. Хотя, конечно, Натаниэль и не был современным мужчиной.

Несовременный мужчина… Я поспешно отпрянула. Голова у меня шла кругом.

— Нет, — услышала я собственный голос. — Это невозможно… Через несколько дней меня здесь не будет; между нами ничего не может быть.

Продолжая держать руки на моей талии, он не сводил с меня изумленного взгляда. Я молчала, боясь, что утрачу остатки самообладания, если произнесу хотя бы еще одно слово.

— Тейлор, — произнес он хрипло. — Я не знаю, что нашло…

— Я не…

— Мы не должны были…

— Но мы это сделали, — сказала я дрожащим голосом; мне нестерпимо хотелось, чтобы он вновь поцеловал меня.

Медленно Натаниэль отпустил меня. Мы стояли, не касаясь друг друга, на расстоянии вытянутой руки, и я видела по его лицу, что он борется с собой, пытаясь держать под контролем свои чувства, которые, если они хоть в малой степени напоминали мои, были как самолет, вошедший в штопор. На лицо его легла тень.

— Фактически я уже женатый человек. Нам не следовало этого делать.

— Да, — согласилась я, желая в душе совсем обратного. С моей стороны было безумием влюбиться в человека, родившегося почти за столетие до меня, в человека, которого я по .прошествии нескольких дней никогда больше не увижу в своей жизни. Даже если мне удастся сделать так, что он не исчезнет во время землетрясения, я все равно буду должна вернуться в 1989 год. Там оставались люди, которые зависели от меня — мои родители… и Виктория. Если с ней, конечно, все было в порядке и она не лежала сейчас под обломками своего разрушенного землетрясением убогого жилища. При этой мысли у меня противно засосало под ложечкой.

Натаниэль нервно шагал взад и вперед. Внезапно он подошел к машине и, открыв багажник, достал оттуда плетеную корзинку и одеяло. Я почувствовала внутреннюю дрожь. Неужели он решил плюнуть на все формальности и любить меня пылко, страстно прямо сейчас на этом одеяле? Мне вдруг стало жарко. Или, может, он хочет лишь удовлетворить свою похоть и, так сказать, покончить с проблемой, поступив со мной, как с обычной проституткой? Кем я, собственно, и была в его глазах, напомнила я себе. Ну уж нет! Я стиснула зубы. Никогда я не соглашусь спать с человеком, который меня не любит, которому нужен от меня только секс. В сущности это и было причиной того, что я все еще оставалась девственницей. Не то чтобы я хотела этого — я обычная, нормальная женщина. Но ни один из парней, с которыми я встречалась, не оправдал моих ожиданий. Я была сыта по горло свиданиями с футболистами, у которых мозги, похоже, начисто отсутствовали, занудами, у которых была только одна страсть — компьютеры, и студентами-историками, для которых существовали лишь их книги. Двое или трое из них даже уверяли, что любят меня, но я так и не смогла ответить на их чувства. Я не была, разумеется, фригидной. Все объяснялось очень просто: всю свою жизнь я ждала своего мужчину. И он так и не…

До сегодняшнего дня.

Внезапное осознание того, что со мной происходит, потрясло меня до глубины души. Я начинала испытывать нежные чувства к Натаниэлю. К Натаниэлю! Единственному мужчине, которого я никогда не смогу назвать своим. Одно дело флиртовать с ним, думая, что все это тебе только снится, или пытаться расстроить его брак с женщиной, которая была ему явно не парой. Но желать его для себя? Это было безумием. Сумасшествием. Идиотизмом!

— Мисс Джеймс? — Голос Натаниэля прервал поток моих мыслей. Машинально я отметила, что он обратился ко мне по фамилии, вновь перейдя на «вы». Обернувшись, я увидела, что он расстелил на траве под дубом одеяло и сейчас выкладывал на него из корзины головку сыра, ветчину и хлеб.

Я медленно приблизилась, боясь как внезапной вспышки своих чувств, так и его пока еще неясных мне намерений.

— Вы захватили ланч?

Молча он махнул рукой, приглашая меня садиться. Послушно я опустилась на край одеяла напротив него.

— К тому времени, когда мы возвратимся, пора будет ужинать. Так что нет никакого смысла голодать до вечера.

— Согласна, — я взяла предложенные им сыр и ветчину и оторвала от каравая ломоть.

В следующий момент он распечатал бутылку красного вина и, плеснув в чашку рубиновой жидкости, протянул ее мне.

— Отметим… наш полет.

— Мне не надо, спасибо, — сказала я, нервничая с каждым мгновением все больше и больше. Интересно, каким становился Натаниэль, когда выпивал? Я подумала о том, как вел себя отец, когда бывал пьяным, и мысленно взмолилась, чтобы Натаниэль лучше справлялся с опьянением.

— Тогда воды. — Он взял в руки кувшин и налил мне в чашку немного воды. Я взяла у него чашку дрожащими руками, прилагая неимоверные усилия, чтобы не расплескать воду.

— Натаниэль…

— Мисс Джеймс…

Он поставил свою чашку на одеяло.

— Полагаю, я должен принести вам свои извинения. У меня не было никакого права на подобную вольность. Вы привлекательная молодая женщина, мисс Джеймс…

— Вам не нужно извиняться, Натаниэль, — ответила я, весьма тронутая его вниманием к моим чувствам.

— Признаюсь, я испытываю к вам не совсем… не совсем целомудренные чувства. Я многое повидал на своем веку… наслаждался ласками многих женщин вашей профессии… — Он закашлялся.

Представив, что он, должно быть, думал… и ощущал… я почувствовала, как лицо мое заливает краска.

— Я тут размышлял над вашим будущим, — продолжал он.

— Моим будущим? — Я с трудом сглотнула. Все происходило что-то уж слишком быстро — для одного-единственного поцелуя.

Он посмотрел на меня так, словно прочел мои мысли.

— Естественно, вам понадобится какое-то время, чтобы привыкнуть. Поначалу ваша новая жизнь возможно покажется вам до некоторой степени менее… вольной. Я нахожу, что вы привыкли говорить обо всем откровенно там, откуда вы пришли.

— Согласна, — я кивнула, понимая, куда он клонит.

Он откусил от бутерброда с ветчиной и долго медленно жевал, прежде чем проглотить. Я заставила себя съесть кусок сыра, но нервы мои были до такой степени напряжены, что я не ощутила никакого вкуса.

— Я был с вами откровенен в отношении своих чувств к вам, — сказал он, внося еще большее смятение в мою душу пронизывающим взглядом своих темных глаз. — Тогда как вы почти ничего не рассказали мне о себе. Я не могу не задаваться вопросом, в какой семье вы выросли. Вы как-то сказали мне, что знаете каково это — потерять тех, кого любишь. Так значит вы сирота?