Сразу после близости Маатан обтер Лорка мокрой тряпкой, и никакого неудобства из-за обличающих узоров или выделений тела тот чувствовать тоже не мог. Смывать с собственной груди размазавшиеся по ней масло и бело-голубую краску Маатану было жалко. Они были зримым доказательством того, что Лорк теперь принадлежит ему.

Маатан уже объяснил, что повторения сегодня не будет — ни один лай не мучил своего ученика сразу после первой близости. Разумеется, позже, особенно в ночи полнолуния, они уже не вели себя так сдержанно. Но выносливость ученика никогда не испытывалась сразу.

И все-таки Лорк не был спокоен. Он вздыхал и возился, один раз даже выходил из шатра. И затих совсем недавно.

Маатан слушал тревожно, ничем не выдавая, что тоже не спит. И думал. Пытался понять, что сделал не так. Но никак не мог сообразить — что.

Когда-то — тьмы Оборотов назад, еще до того, как под куполом неба встал великий Ойчор — жрецы жили среди людей Вай, ели из общих котлов и вводили в шатры юных жен. Но магия каждого, еще не связанная в общий венок гармонии, была слишком сильна. Жены жрецов умирали первыми же родами, а следом за ними гибли младенцы.

Впрочем, изредка дети жрецов все-таки выживали. И тогда на земли Вай приходили страх и ужас. Безумные пророки, безжалостные правители сеяли смерть и разрушение, отправляя в огонь племенных войн свои народы.

В конце концов солнечный Го, глядя на пресытившегося жертвами Моро, велел жрецам покинуть людей навсегда и жить вместе. За это он дал им право самим выбирать день и час своего Ухода и научил, как объединять их разрозненную Силу в единую. А вай повелел приносить отмеченных богами детей к шатрам своих служителей. Когда же в центре мира вырос Ойчор, сам Тогомо начертил на земле Круг и наказал жрецам хранить Золотой город.

Конечно, со временем люди забыли, что боги запретили жрецам близость с женщинами. Но Хранители Круга, сплетая венок гармонии мира, ежедневно подтверждали древний договор. Лишь две ночи в месяц — когда Заришах полностью показывала миру Вай свое лицо — магия бунтовала, и Круг слабел, не в силах подчинить ее себе. И все же тьмы Оборотов не находилось безумца, готового поспорить с волей богов и нарушить царящий под строгим взглядом Го мир.

Нотон-кун не был безумцем. Однако Маатан был уверен, что в жилах Вождя Тьмы племен течет кровь тех, первых жрецов.

11.01.2013

10.

Не спалось.

Лорк ворочался на кошме, тихо вздыхал, чтобы не разбудить жреца, и, в конце концов, не выдержал — выбрался наружу, ушел на два полета стрелы в степь. Забрался с ногами на вросший в землю камень, еще теплый от поцелуев Го, обхватил ноги руками, уткнулся лбом в колени и позволил слезам, недостойным мужчины и воина, намочить щеки.

Он ждал, что все будет плохо. Но не подозревал, что настолько. Раскрашивая лицо, предплечья и грудь — в соответствии с брачным обрядом мортов, — Лорк старался не думать о том, как все случится. Без вопросов и возражений выпил предложенный Маатаном сладковатый напиток. Честно старался терпеть и делать все, что велел учитель.

И все-таки не смог удержаться и не закричать, когда почувствовал в себе чужую плоть. Не от боли — боль Лорк умел переносить и никогда бы не позволил себе ни единого стона — от унижения. От ясного понимания того, что не имеет больше права называться мужчиной. Слова Рагана оказались пророческими: Лорк действительно стал игрушкой сластолюбивого жреца. Но стал по своей воле, что было позорно вдвойне.

Мысли путались. Хотелось взять тяжелый боевой нож и вонзить его себе в живот, выпуская душу. Хотелось вернуться в шатер и перерезать горло Маатану, а потом уйти из стойбища и скитаться, подобно кордам. Хотелось сидеть на теплом камне и жалеть себя, получившего с ладоней богов незавидную участь наложницы. А еще хотелось подчинить себе ту Силу, краешка которой позволил коснуться учитель. Лорк даже присмотрел кое-что для себя в том разноцветном вихре, который окутал их с Маатаном в степи, — невесомую ленту, ярко-бирюзовую, словно вода в заветном озере Кох.

Он представил, как протягивает руку и берет из воздуха сияющую небесным светом Силу. И как мягко и нежно она окутывает его, сливается с ним, наполняет…

Вздохнув, Лорк спрыгнул с камня. Недостойно воина отказываться от выбранного пути и поворачивать хабтагая назад в самом начале дороги. Недостойно лить слезы, подобно слабой женщине, потерявшей в реке любимый браслет. Недостойно жалеть о сделанном, если сам так решил. Боги любят сильных, а самые сильные встают рядом с богами. Значит, нужно возвращаться в шатер Маатана и учиться колдовству, забыв о том, что произошло. И неминуемо будет происходить каждую ночь независимо от желания Лорка — разве что жреца настигнет неизвестная болезнь.

Жаль, что о таких болезнях Лорк никогда не слышал.

11.01.2013

11.

Весь Обряд Маатан пристально вглядывался в играющую Силу и легко находил признаки того, что Круг слабеет, как всегда к ночам, когда Заришах полностью открывает лицо.

К темно-синему цвету Ино-лая примешивались зеленые оттенки. Зеленый цвет Умо-лая перебивался желтыми всполохами. Желтая лента Ано-лая шла оранжевой рябью. А светло-голубой Ыто-лая вовсе временами становился серым. Неудивительно, конечно — наверняка молодой Ыто-лай страдал больше всех, ведь его ученичество закончилось примерно три Оборота назад, и он, в отличие от прочих, еще не привык к воздержаниям тела.

Маатан говорил Лорку правду — он не встречал среди жрецов никого, кто не делил бы кошму с учениками, освобождаясь от избытка Силы.

Беда заключалась только в том, что учеников в лайдо всегда было очень мало. Отмеченные мальчики рождались лишь тогда, когда на плаще Заришах зажигался камень Чин, а это случалось не чаще одного раза за двенадцать оборотов. И не все выживали. Ыто-лай родился четыре явления Чин назад, Маатан — три, Лорк — два, но его не отдали жрецам, а нынешние двое учеников в шатрах еще не набрали шести Оборотов своей жизни. Так что с тех пор, как Маатан созрел для близости и разделил кошму с Ото-лаем, он при приближении полнолуния отправлялся в то лайдо, где его ждал особо истосковавшийся лай. Потому он и знал их всех в лицо. И не только.

До вступления в жреческий Круг Ыто-лай также путешествовал по чужим лайдо, однако когда его учитель ушел в Нижний мир, и Правитель нарек молодого лая Именем, Маатан остался один на пять ладоней шатров. Ведь жрецы никогда не встречались между собой.

Шесть полнолуний назад Ото-лай сообщил, что начал готовиться в Дорогу, и с тех пор Маатан его больше не покидал — обряд Пути они обязаны были творить вместе.

Так что неудивительно, насколько лай изголодались по близости, и удержать Силу им теперь было непросто. Это давало шанс Маатану и Лорку. А заодно и мятежным мортам.

Удивительно другое: как все совпало. Без сомнения, боги решили, что Ойчору пора сменить Правителя, и Моро не зря потирал руки, готовясь принять немало храбрых воинов в своем шатре. Хотя, конечно, и Хозяин Андарро не останется без прибытка в Нижнем Мире.

Но все-таки главной заботой Маатана теперь стали вовсе не падение Великого города и победа мортов. Ото-лая он знал всю жизнь, других жрецов — последние Оборотов пятнадцать, но волновал его только Лорк. При мысли об ученике в животе сразу теплело — видимо, связанная с телом душа так радовалась, что тут же передавала зов плоти, а та требовала немедленной близости с юношей.

«Ученик и учитель — одно», — так всегда говорил и Ото-лай перед соединением, но Маатан никогда не чувствовал ничего из того, что ощущал сейчас.

Может быть, дело было только в том, что раньше Маатан был принимающей стороной, а теперь — дающей? Он делился с учеником не только Силой, но и семенем. А ведь в семени каждого мужчины есть частица его души.