Недолго думая, Мортон подхватил уцелевший тюк, взобрался на Нариш и направил ее в сторону Ойчора. Животное упрямо не хотело туда идти, мотало головой и ревело. Пришлось положить руку на холку и пошептать, после чего хабтагай послушно развернулся куда надо.

Мортон собирался найти Лорка.

Нариш сначала неуверенно, спотыкаясь, а потом все более резво заковыляла по разоренной степи. Сгущалась ночь, но зарево не гасло, напротив, кажется, разгоралось ярче, и можно было разглядеть свежие разломы в земле, которые приходилось огибать. Иногда степь содрогалась, впереди разверзалась очередная трещина, и Нариш приходилось снова успокаивать с помощью жалких остатков Силы. А вскоре пошел странный черно-серый нетающий снег.

К утру Мортон добрался до Ойчора.

Увидев развалины белой стены, замер, забыв как дышать. И в этот момент, испустив тяжелый стон, под ним пала Нариш, только каким-то чудом не придавив ему ногу. Наверное, Сила выпила ее до дна. Разбираться было некогда и незачем, Мортон, сипя и кашляя, направился к городу пешком. Пыль забивала глотку, дышать сделалось тяжело, но напиться было негде, и самым главным сейчас казалось найти и вытащить из этого ужаса Лорка.

Войти в Ойчор теперь можно было где угодно, стоило только перебраться через обломки.

Издалека слышались плач, ор, стенания, надсадный кашель. Стражи не оказалось. Дома лежали в руинах. Первой, кого увидел Мортон, была рыжеволосая грязная женщина, воющая над грудой камней. Голос ее был страшен.

Забившись в какую-то щель, Мортон стащил с себя остатки белого балахона, оставшись в безрукавке и простых штанах. Сила покинула его, ее жалкие крохи были потрачены на то, чтобы заставить Нариш идти к Ойчору, и он не хотел больше зваться Верховным лаем. Имя, которым одарил его Нотон-кун, потеряло смысл.

Через завалы Маатан выбрался на другую улицу и стал двигаться в сторону дворца. По пути то и дело попадались люди. Кто-то бежал, кто-то плакал, кто-то ругался. Из-под обломков раздавались крики и стоны.

Маатан шарахался от людей и пробивался между завалами все дальше и дальше. Кажется, он заблудился, потому что никак не мог попасть на единственный раз виденную им площадь. Паника постепенно завладевала и им, и он начал метаться туда-сюда, плохо видя сквозь пыль, спотыкаясь и падая.

Однажды прямо на него выскочил морт с саблей наголо, посмотрел дикими глазами, и когда земля в очередной раз с тяжким гулом вздрогнула, вонзил клинок себе в живот, выпуская на волю душу и заливая землю кровью.

— Прокляли! Прокляли! — надрывался где-то недалеко мужской голос.

Из-за высоких остатков башни внезапно выбежал хабтагай, пронесся совсем рядом, от чего Маатан упал спиной на острую каменную крошку и зашелся в очередном приступе кашля. Отдышавшись, с трудом поднялся и снова побрел по тому, что недавно называлось улицей.

За следующим поворотом он наконец-то увидел площадь, поперек которой теперь проходила глубокая трещина. В развалинах дворца копошились люди. Маатан заметил, что они собирают что-то в мешки. Успел понять, что это золотые шарики, но его внезапно схватили за глотку и зло прошипели в ухо:

— Уходи отсюда! Это наше!!!

— Мне… — просипел Маатан, — мне не надо… этого. Мне человека… найти.

— Тут все погибли, — пролаял державший его. — А кто не сдох, мы добили сами. Уходи!

— Он не… он не морт! — Маатан решил воспользоваться тем, что Лорк не похож на соплеменников. — Он чернокожий!

— Здесь не было таких. Уходи! — скомандовал голос, и Маатана толкнули в спину чем-то острым.

Он торопливо убрался, но далеко не ушел, продолжая кружить поблизости.

Пахло гарью, кровью, бедой… Надежда, так отчаянно горевшая в груди поначалу, потихоньку оставляла.

И когда Маатан услышал рев хабтагая и посмотрел в ту сторону — не поверил своим глазам. Возле разрушенной стены топтался Нур. Он не бежал прочь, как остальные животные, а стоял над чем-то, скрытым ветвями упавшего дерева, и тягостно, тоскливо ревел.

Маатан бросился туда и разглядел между обломками стены знакомую черную кисть.

Пока голыми руками разгребал камни, думал, что сойдет с ума — или от радости, или от горя. Когда поймет, что с мальчиком.

Лорк был жив, но душа его блуждала отдельно от тела. Маатан выяснил это, когда с трудом сумел вытащить ученика из-под обломков. Он собирался было возблагодарить богов, но подумал, что благодарить не за что.

Склонившись к покрытому пылью и грязью дорогому лицу, Маатан поцеловал приоткрытые губы и прошептал: «Нам надо уходить, Лорк. Тут нельзя оставаться».

Он знал, что сломанные кости могут повредить внутренности, но выхода не видел. Поэтому как можно бережнее поднял ученика на руки и понес к Нуру. Умница хабтагай сам опустился на колени, и Маатан, кое-как устроив Лорка у него на спине, забрался позади и обхватил ученика поперек груди, укладывая на себя.

— Пошли отсюда, Нур, — сказал Маатан, словно хабтагай мог его понять. — И как можно скорее.

Где-то снова завопили, потом послышалось бряцанье оружия. Шум приближался, и поднявшийся на ноги Нур осторожно побрел, выбирая безопасную дорогу, стремясь убраться подальше от ужасного места.

Они шли через боль и страх. Через горе и ужас. Через смерть и разруху. Они шли, а Маатан смотрел только на Лорка — сейчас для него был важен только он, неотданный вовремя жрецам сын рабыни и Вождя Тьмы племен, неудавшийся ученик. Маатан аккуратно прижимал к себе теплое тело и внимательно прислушивался к тяжелому дыханию.

Когда Ойчор остался позади, земля в очередной раз дрогнула, а серая пелена на небесах разорвалась ненадолго, показав край зловеще-красной колесницы старого Го.

Они уходили все дальше от беды и навязанного долга.

Отныне Маатан только сам отвечал за себя и за беспомощного искалеченного Лорка. Он взялся беречь ученика, и теперь оставалось следовать своему выбору. Может быть, в уцелевшем тюке, который так и валялся возле мёртвой Нариш и который Маатан поднял, когда они выбрались из города, найдутся какие-то мази и снадобья. Но если их там не окажется — Маатан сделает все нужное.

А когда Лорк поправится и окрепнет, пепел осядет, горы перестанут падать, и древняя Вай наконец-то задремлет внутри мира, Маатан скажет:

— Я больше не учитель тебе, Лорк. А ты — не мой ученик. Мне нечего тебе дать и нечему научить. Поэтому ты свободен. Твой путь принадлежит только тебе.

Маатан знал, что больше никогда не потребует от Лорка близости. Как бы ему ни хотелось. И если тот решит уйти — не попросит его остаться, как бы больно и горько ни было расставаться.

Он отступился от Круга. Отступился от богов. Отступился даже от человеческих страданий, предоставив умирающий город самому себе — Маатан все равно не мог помочь всем. Зато обрел нечто очень важное, ради чего, может быть, только и стоило через все это пройти.

Над миром Вай занимался новый день.

22.01.2013

"ПФ-ориджиналс"