Где бы ни случилась истина, она должна быть передана. Это присущая ей внутренняя необходимость. Точно так же, как аромат присущ распустившемуся цветку; в распространении аромата заложено начало традиции.

Кришнамурти говорит, что он не хочет создавать традицию. Он говорит, что в ней нет никакой пользы; но она создаётся. Будда никогда не хотел создавать традицию, но традиция была создана.

Иногда Учитель не хочет создавать традицию, потому что он пугается девяноста девяти ошибок, так как именно девяносто девять процентов ошибок возможны в такой ситуации, а традиция создаётся. И эта традиция будет иметь те девяносто девять процентов вещей, которыми Учитель был напуган, так как только один процент доказуем, а это им не предусмотрено.

Если бы Кришнамурти создавал традицию, то он был бы способен снабдить её только одним процентом. Только одним процентом. Традиция будет создаваться учениками, они обеспечат остальные девяносто девять процентов. Это обычно и происходит. Но это — один из путей.

Другой путь заключается в том, что Учитель решает сам создать традицию. Существует большая вероятность, что традиция будет оставаться близкой к её истинной сущности, так как Учитель будет обеспечивать один процент.

Теперь смотрите.

Если бы я не дал вам мала, тогда некоторые из вас достали бы мою фотографию и таскали бы с собой. Я даю себя, мала — это подарок от меня. Это — моё желание. Я его трогал, это мой подарок вам. Я не для того предлагаю его вам, чтобы вы его создавали. Я создал его сам. Всё моё действие при этом будет заключаться в том, чтобы создать традицию ясной, насколько возможно, с тем, чтобы никто не смог вас мною смутить, чтобы вы не смущались.

Это сознательная работа. Это — сознательное создание традиции. Высока вероятность, что большинство людей извлечёт из неё пользу. Но я не хочу сказать, что не будет ошибок. Но рискнуть следует.

Жизнь — всегда риск. Вы говорите что-то, и риск уже присутствует: кто-нибудь вас может не так понять, кто-то может интерпретировать ваши слова в другом смысле. В тот момент, когда вы говорите, вы рискуете. Но этот риск следует принять, это — часть всей игры в жизнь, это вызов.

Итак, Прем Дассана, вы говорите: «Я боюсь, что я участвую в создании традиции». Вам не нужно бояться. Это в точности то, что происходит. Нужно либо участвовать в этом сознательно, либо не участвовать. Это должно стать традицией. Это будет одна из наиболее осознанно созданных традиций. Но если вы слишком напутаны, напуганы теми девяноста девятью процентами и не будете интересоваться оставшимся процентом, то прекратите, пожалуйста, своё участие в этом. Нет необходимости в необоснованном беспокойстве. Будьте свободны от него.

И я хочу отсортировать моих людей, потому что я хотел бы работать только с теми, кто действительно со мной. И я не хотел бы тратить своё время и энергию на тех, кто находится здесь просто так, равнодушно, между прочим, случайно. До сих пор я давал санньясу любому и каждому, кто приходил, но вскоре это будет не так. Я буду выбирать и буду помогать тем, кто является действительным санньясином, но тех, кто в действительности ими не является, я покину. Я не хочу нести никакой бесполезный багаж. Мне нужны только те, кто действительно здесь, кто тотально здесь. И эти люди здесь есть.

Здесь имеется некоторое количество людей, которые не тотально здесь; с ними придётся расстаться. Лучше, если они исчезнут сами. В противном случае я буду вынужден организовать их уход, хотя я всегда делаю это так, что покидающему кажется, что это он сам ушёл.

Эти несколько строк из первой истории в настоящей книге содержат самую суть того, что происходит со мной здесь, в Индии, в городе Пуна, у просветлённого Учителя Бхагавана Шри Раджниша.

В течение многих лет я хотела узнать её. Но это было страшно. Вся эта история о том, как оставить старое, привычное и прыгнуть в неизвестное.

Так часто я разумно приходила к заключению: «Прыгнуть? Но зачем? Могу ли я быть уверенной? Могу ли я знать, что кто-нибудь спасёт меня? Это безумие! Это слишком рискованно». Меня интересовало это, и время от времени я даже думала, что уже прыгнула. Но ум изворотлив, и, поэтому, когда я думала, что нашла смелость для прыжка, я обнаруживала, что лишь приземлилась на удобную мягкую подушку. Я выглядела отважной в глазах других людей, но где-то глубоко внутри понимала, что риск был для меня минимальным.

Я думаю, что я даже не понимала, что такое риск. Всю мою жизнь меня учили всего остерегаться, контролировать ситуацию, строить мир стабильности и безопасности — всему, что полностью противоположно прыжку, противоположно риску. Быть доверяющим было отрицательной чертой, глупым и наивным подходом к жизни. Хотя я гордилась тем, что была учёной, компетентной, независимой женщиной, некоторый голос внутри меня кричал: «Это неправильно!» Хотя внешне я выглядела вполне преуспевающей, внутри я была наполнена страхом, сомнениями и недоверием. Безопасность, которую я так упорно стремилась построить, была удушающей и, в конечном счёте, иллюзорной. Хотя я всё глубже погружалась в рост своей личности, что-то упускалось. Я знала, каким-то образом я знала, что существует нечто большее — много большее.

Где я должна была повернуть? Психотерапия, хотя и полезная, скоро достигла предела своих возможностей. Я была жаждущей — жаждущей большего, чего-то, что я не могла назвать, но что, как я знала, существовало.

Именно это страстное желание помогло мне осознать, что я должна прыгнуть, что я должна рискнуть. То, что я искала, не существовало в том, что было старым и знакомым для меня. Каким-то образом где-то я узнала, что существует нечто большее, нечто, что живёт внутри меня, не затронутое годами (а, может быть, и жизнями) программирования и обуславливания. Вопрос для меня стоял так: «Могу ли я оставить свою безопасность, могу ли я „прыгнуть в поток“ без какой-либо гарантии возврата?» Я переживала моменты внутренней радости, любви и доверия и знала, что это и есть то, чем должна быть жизнь.