— Приходилось ли сталкиваться, общаться с разведчиками других государств?
— Всякое бывало. Тут и легальные разведчики под прикрытием сотрудников посольств. И официальные представители ФБР, ЦРУ. Мы бывали с ними в компаниях, и когда они начинали спорить, иногда сталкиваться в разговоре между собой, то и вопросов задавать не приходилось. Надо было только слушать — спокойно слушать. Иногда ко мне, вполне легализированному в этой стране, скажем, бизнесмену, делались подходы. Что ж, черт с ними, и я мог что-то дать им по экономике, по бизнесу. Чаще всего мне задавали вопросы по инвестированию денег. Ты советуешь, но и тебе дают некоторые политические прогнозы, ведь эти ребята имеют в стране влияние, а в результате получаешь исключительно ценную информацию.
— Вы с Гоар Левоновной рассказывали, что приезжали домой в отпуск. А это не рискованно? Пересечение границ, показ документов… Момент деликатный.
— Технически это не очень опасно. Но тогда, вообще-то, это было сложнее: не было такого потока людей. И внимания на всех хватало. Мы всегда смотрели, к какому окошку идти. Видишь же, как человек работает. Быстро схватываешь: этот придирается. Потихоньку переходишь в другую очередь. Опытный работник тебя пропускает быстро. А молодые — скрупулезно. Так что у приезжающего есть свобода выбора. И оценки тоже.
— Даже такие мелочи?
— Из них тоже и состоит жизнь нелегала.
— Сегодня всё настолько компьютеризировано…
— Да, кое в чем стало сложнее. Но против всякого нововведения есть и противоядие.
— Но теперь вводится биометрия. Ее же не обманешь?
— И как же тогда? — спрашивает у Геворка Андреевича Гоар Левоновна. Ей тоже интересно.
— Выход есть! Наука, техника работают, развиваются… Но давайте о другом: если ты становишься гражданином этой страны, значит, ты прошел всю проверку — и специальных служб тоже. Тебе нечего бояться. У нас было официальное гражданство и документы — совершенно официальные, реальные, никакой «липы».
— Однажды даже мэр города нам документы вручал! — не без гордости уточняет Гоар Левоновна.
— Мы гражданство получали, когда нужно было.
— Но я повторюсь: а если нажатие на кнопку компьютера?
— Пусть они хоть на двадцать кнопок нажмут. У тебя же всё правильно. Бывали случаи, что какое-то время приходилось работать и по «липовым» паспортам. Но у нас всё умеют делать очень красиво и качественно. Тут учитывается всё.
— Случалось, надо было быстро менять паспорта, — вспоминает Гоар Левоновна. — Но это уже техника.
— Вы, вообще, считали страны, в которых пришлось побывать?
— Доходит, наверное, до ста. Но это не значит, что в каждой из них мы работали. Бывали проездом, или неделю, пару недель, месяц. Но под сотню за сорок пять лет — точно. В одной-единственной стране так долго, сколько прожили в зарубежье мы, нельзя: неинтересно для разведки. Основная работа была в нескольких десятках стран.
— В тех, где я вновь выходила замуж. Когда однажды вместе с группой женщин мы встречались с Владимиром Владимировичем Путиным под 8 Марта, он задал мне вопрос: в каких странах вы были? Я честно ответила: во многих. И он, мгновенно всё поняв, посмотрел, засмеялся.
— Геворк Андреевич, я слышал, как свободно говорили вы с внучкой Черчилля на английском.
— Ну, не очень свободно! Всё же два десятка лет прошло. Но языки сидят в нас с Гоар крепко.
— Иногда я предлагаю: давай поговорим на других языках, чтобы не забыть, — улыбается Гоар Левоновна. — Не соглашается!
— Надоели они мне. Хочется на своих.
— Встречались мы с Игорем Костолевским — он играл главную роль в «Тегеране-43», — рассказывает Гоар Левоновна. — Актер — прекрасный, человек — милый, и он не знал, что за встречу готовят ему в театре. Когда нас увидел, сразу встал, обнял. Так хорошо поговорили… Но я спросила: почему у вас Тегеран в фильме такой обшарпанный? В ту пору был красивый город! И Костолевский ответил, что снимали в Баку. Я ему: но и в Баку ведь могли подобрать что-то поприличнее…
— А я заметил Костолевскому, что зря он там все время стрелял. Разведчик перестает быть разведчиком, если начинает применять оружие.
— Геворк Андреевич и Гоар Левоновна, вы оптимисты, но были же и трудные моменты, которые переживались тяжело?
Гоар Левоновна соглашается:
— Когда первый раз после Тегерана мы уехали далеко и надолго, мне не давало покоя то, что мы расстались с родителями. Я очень любила маму, без нее тосковала. Так, чтобы обидеть ее, сказать ей что-то не так — в жизни моей даже близко не было! Но три года мама моя плакала из-за нас. И у Жоры отец тоже мучился. Переживал и каждый день ходил к моей маме.
— Но мой отец знал нашу работу… Хотя каждые два-три года мы вырывались в отпуск.
— И еще письма мы им изредка писали. — Гоар Левоновна чуть усмехнулась. — Но какие? Всегда одно и то же: чувствуем себя хорошо, не волнуйтесь, у нас всё нормально, желаем, чтобы у вас тоже всё было хорошо. Вот и всё. Потом уже сами над собой начали смеяться. И решили, что больше посылать этих писем не будем: ну что мы пишем?
— А что получали в ответ?
— Ответ по радио получали такой: дома у вас всё нормально.
— А дома все о вас знали и знают?
— Ну, что-то и знают, многого — нет, — с улыбкой отвечает Гоар Левоновна. — Конечно, жить вдали от близких — очень непросто…
— И все-таки почему вы решили возвратиться: устали, требовался отдых?
— В 1984 году мне присвоили звание Героя Советского Союза. Выдали удостоверение, здесь, в Москве, на другие документы и фамилию, чтобы никуда не просачивалось. «Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 мая 1984 года товарищу …. за мужество и героизм, проявленные при выполнении специальных заданий, присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда"». Гоар — орден Красного Знамени. Когда нам об этом сообщили, то мы собрались быстро, энергично и заказали в ресторане отличное вино. Радость — огромная и нежданная. Никто нам ни намеком, ни полусловом! Я потом догадывался, что тут многое исходит от Юрия Ивановича Дроздова.
Но тогда, в 1985—1986 годах, были уже и предательства. И мы с Гоар подумали, что проработали столько лет. Перешагнули за шестьдесят годков. Мы не то что устали, но решили, что хватит скитаться, когда подходит такой возраст. Что, если пожить спокойно? Ведь получить звание героя — это не только высшее счастье, но и, поверьте, некоторая потенциальная опасность. Весть эта как-то всё же могла просочиться… Неизвестный герой, разведчик-нелегал, — кто он, откуда, что это за шишка? Тут уже контрразведка любой страны могла начать искать, наводить справки. И во время очередного отпуска, когда мы приехали сюда в 1984-м, мы попросили о том, чтобы потихоньку возвратиться. Тогда во главе разведки стояли Чебриков, Крючков, Дроздов. Нам разрешили, дали пару лет на спокойное завершение дел. И мы вернулись…
Звездочку вручал мне Чебриков, уже после нашего окончательного возвращения. Указ был подписан 28 мая 1984-го, а удостоверение — от 26 декабря 1986-го и теперь — на мою фамилию. Нас берегли. На удостоверении о моем награждении орденом Красного Знамени от 13 декабря 1977 года, выписанном на мою фамилию, вместо моего фото — штамп «действительно без фотокарточки».
И чтобы закончить тему о наградах, то 11 марта 1985-го вышел указ о награждении меня очень дорогим для меня орденом Отечественной войны II степени.
— Выражение «награда нашла героя» в данном случае более чем уместно…
— Я своими наградами горжусь: медалями «За боевые заслуги», «За оборону Кавказа», «За победу над Германией»… В 1992 году мне вручили знак «За службу в разведке», а в 2004-м — орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени.
Вообще-то, за границей нам можно было бы поработать еще лет десять. Потому что нам везло: не было вокруг предателей. И мы, не разрушая за собой мостов, приехали в Советский Союз. Прошло еще полтора десятка лет. Никто нами не интересовался, никто нас не искал. И только в конце 2000 года появилась ваша статья о нашем тегеранском периоде, пошли телепередачи. Но, по словам многолетнего руководителя нелегальной разведки Дроздова, «все эти цэрэушники и контрразведчики, которые дружили с вами десятки лет, не пойдут и не скажут, какие же мы дураки! Оказывается, эти советские разведчики работали у нас под носом!».
