И девушки до сих пор подставляют друг другу свои щеки, как диспетчеры полосы самолётам. Осторожно и выверенно, хотя помады давно уже устойчивые, как наскальные рисунки древних людей.

Много пишу, устала. Сочинила заголовок. Потом прочла.

Детство. Картинг. Первый автомобиль. По-моему, я написала самую короткую трагедию в истории литературы.

На старом заброшенном кладбище, где над умершими не осталось ни крестов, ни оград, стоит табличка «Христа ради, не ходите по покойникам». Рассказываю об этом Вовке, говорит, что видел кладбище с плакатом «Чистота — залог здоровья».

На кладбище реставрируют церковь, на стенде висят имена ответственных за участки.

Главный — тов. Верушкин.

Утром шла по набережной. По разглаженной воде иглами двигались утки, оставляя за собой неаккуратные складки.

Галстук прохожего взлетает на плечо от резкого порыва ветра. Он снимает его опасливо, как крысу, едва касаясь пальцами, потом поглаживает на груди, как кошку.

В комиссионке одна женщина жаловалась другой:

— У меня пропал чемодан шуб.

— В августе поездом повезём, — отвечала другая.

Кажется, это был «пароль» — «отзыв».

Серёжа принес диск, на котором записана куча многосерийных детских фильмов. Там и «Электроник», и «Гостья из будущего», и «Москва-Кассиопея» и «Неуловимые мстители». Как они там толкаются, наверное, дети эти. Подростки всегда такие раздражительные.

В набитом вагоне две женщины разговаривали:

— Какая это станция? Павелецкая?

— Да, это станция Павелецкая.

— Мне нравится эта станция. Она красивая.

— Да станция Павелецкая очень красивая. Такая же красивая, как Маяковская.

— Эти станции похожи.

А потом кто-то будет убеждать меня, что составители учебников иностранных языков выдумывают мертвые диалоги, доказывать мне, что такими предложениями живые люди не разговаривают.

У меня есть мечта — попасть в Лондон. Друзья обещали меня туда отвезти, когда мне исполнится тридцать лет. Осталось ждать недолго, каких-то полтора года. А сегодня мне привезли сувенир — стеклянный шар, в нем Тауэрский мост, по которому едет красный двухэтажный автобус, а если все это потрясти — падают голубые блестки. Часто думаю, что в автобусе сидят Ватсон с Холмсом и гадают, когда же эта дура перестанет их раскачивать. Когда-когда… через полтора года.

По-моему это тонкое издевательство — делать на стограммовых упаковках орешков «многоразовую застежку», как они это называют. Наверное, так же оскорбились алкоголики, когда увидели первую советскую поллитру с завинчивающейся крышечкой.

Ира рассказывает про детскую игрушку. Говорит, что на кнопках нарисованы разные звери, и при нажатии на них раздается звук, который зверю соответствует. Перечисляет мне:

— Там кричат и корова, и петух, и осел, и кошка, и собака, и жираф…

— Как же кричит жираф? — удивляюсь я.

— Ой, Оленька, совершенно кошмарно, — машет на меня рукой Ира.

В детстве друг описал Вовке вкус кока-колы так: «гуталин с граммофонными иглами».

Утром была у Кати. Рассказывает, что её годовалый сын очень любит возиться с ремнями.

И чтобы он ел кашу, ему дают в руки ремень. Смеется:

— Так всем и рассказываем, мол, чтобы ел, сразу даём ремня.

Примеряла в магазине свитер, видела много капризных женщин. Кривят фарфоровые личики, гоняют продавцов и подруг, хмурятся в зеркала.

Невкусные конфеты выбирают себе обертку понаряднее.

Жизнь как детсадовская пятидневка. Сдали и никак не заберут домой.

Вам не надоело, что нас всё время обманывают в метро при объявлении конечной станции? «Поезд дальше не идёт». Хоть раз бы не ушёл.

У нас есть приятели, вместе мы гуляем с нашими собаками. Собаки у нас очень удобные. Зимой в темноте, когда они убегают, на снегу отлично видно нашего сеттера, а летом на траве — их бежевого лабрадора. Так со сменой сезона в их паре меняется «предательская шкура».

Ночью меня будили и кусали комары. Я не могла их убить, потому что думала — вдруг это последние комары в этом сезоне и кому-то не достанется.

Вижу в тексте про автогонки редакторскую правку технического консультанта. Вместо «сломался» — «поломался». Вовка, защищая консультанта:

— Наверное он решил, что там произошла «поломка», а не «сломалка»!

Люди жалуются, что изо дня день всё повторяется, ничего не происходит и им скучно. Вместе с тем они недовольны, что наступает зима, неожиданно идет дождь, случается очень жаркое лето. Да без смены погоды они вообще бы все сдохли от тоски.

По-моему, не очень дальновидно называть ураганы и прочие стихийные бедствия человеческими именами, а тем более — женскими. Все вместе сидят и ненавидят какую-то мощную бабу. В мифическом смысле она за это придёт и родит всех обратно. В прямом смысле. Да-да, затолкает.

На выставке кукол у меня было ужасное самочувствие. Они сделаны так мастерски, что выглядят, как совершенно живые мертвые дети.

Серёжа играет в компьютерную игру, я пытаюсь спать. Сквозь сон звуки ударов по клавиатуре слышатся чечеткой. И у танцора совсем нет чувства ритма.

Под моими окнами располагается дворец бракосочетания и каждую субботу я наблюдаю буйство фантазии современных молодых людей. Просто так жениться они отказываются и наша узкая улица постоянно перегорожена то бесконечной длины лимузинами, то конными экипажами. Но сегодняшняя пара превзошла всех. Они женились под аккомпанемент сирены скорой помощи. Удивительно несдержанный жених — на всю ивановскую вопить «Помогите!».

Утром смотрела на луну и думала, что её половина воткнута в небо как пятак, который не решаются протолкнуть в автомат с газировкой.

Когда близкие и родные люди невнимательны, жестоки и не любят тебя, обидно так же, как если бы ты видел, что у папы в воскресном бумажнике три десятки, а у тебя до сих пор ни мороженого, ни куклы. Не дают.

Город утром похож на коммуналку, полную сердитых соседей. Все мешают всем.

У моего пса нос — черносливина, а ростом он с детского человека.

Вагон метро по утрам забит людьми так плотно, что пробирающийся к выходу пассажир, будто фишка из головоломки «Пятнашки», где надо передвигать немного пустого пространства, чтобы выстроить цифры по порядку. Полный свежепоглаженных, причесанных, отчасти в гриме людей, вагон кажется кулисами. Актеры готовы, повторяют роли, сейчас объявят их станцию, как выход на сцену.

Рядом стоят осень загорелая девушка, с маленькими и пухлыми ушками. Они были как сушки без мака.

Слышим рекламу детской косметики под названием «Наша мама».

— То есть заказчик сказал им «Придумайте же бренд, вашу мать». Они и послушались, да? — спрашивает меня Серёжа.

Не убегать, не отталкивать, а медленно отодвигать лишнее, как кожицу, нарастающую на ноготь, тихим, но твердым «нет».