– Нет, – говорят они, – погодите еще немного; не будьте никогда столь быстры в ваших предприятиях. Знаете, что говорил Октавиан Август? «Спеши, не торопясь». Раньше вам надо получить Малую Азию, Карию, Ликию, Памфилию, Киликию, Лидию, Фригию, Вифинию, Мизию, Харазию, Саталию, Самагерию, Кастамену, Лугу, Савасту[96], – вплоть до Евфрата.

– А увидим мы, – говорит Пикрошоль, – Вавилон и гору Синай?

– Пока, – говорят они, – в этом нет надобности. Разве мало хлопот переплыть Гирканское море, проскакать по трем Армениям и по трем Аравиям?

– Ну, ей-богу, – говорит Пикрошоль, – мы сошли с ума! О бедняжки!

– В чем дело? – говорят они.

– А что мы будем пить в этих пустынях? Юлиан Август[97] со всем своим войском, говорят, погиб там от жажды.

– Мы, – говорят они, – уже обо всем распорядились. Вы имеете 9014 больших судов с грузом лучших в мире вин на Сирийском море: они прибыли в Яффу. Там нашлось 2 200 000 верблюдов и 1 600 слонов, которых вы захватили на охоте в окрестности Сигельма, когда вступили в Ливию, и сверх того у вас в руках весь караван, направляющийся в Мекку. Разве они не снабжены вином в достаточном количестве?

– Пожалуй, – говорит он, – но мы не выпьем свежего вина.

– Честью клянемся, – говорят они, – черт возьми, герой, победитель, претендент на мировой престол не всегда может удовлетворить все прихоти! Возблагодарим господа, что вы вместе с вашими людьми добрались целыми и невредимыми до реки Тигра.

– Ну, – говорит Пикрошоль, – а что делает тем временем та часть нашей армии, которая разбила этого негодного пьяницу Грангузье?

– О, они не гуляют, – отвечают те, – мы скоро с ними встретимся. Они завоевали для вас Бретань, Нормандию, Фландрию, Гэно, Брабант, Артуа, Голландию, Зеландию. Они перешли Рейн по трупам швейцарцев и ландскнехтов, а часть их покорила Люксембург, Лотарингию, Шампань и Савойю до Лиона; тут они нашли ваши гарнизоны, возвратившиеся после морских побед, и соединились в Богемии, разорив Швабию, Вюртемберг, Баварию, Австрию, Моравию и Штирию. Затем они вместе сильно ударили на Любек, Норвегию, Швецию, Данию, Готланд, Гренландию, Исландию – до Ледовитого океана. После этого завоевали Оркадские острова и подчинили Шотландию, Англию и Ирландию. Проплыв оттуда по Песчаному морю[98] и мимо сарматов, они победили и покорили Пруссию, Польшу, Литву, Россию, Валахию, Трансильванию, Венгрию, Болгарию, Турцию, и находятся в Константинополе.

– Поедем же к ним поскорее, – сказал Пикрошоль, – я очень хочу быть также императором трапезундским. Разве мы не перебьем всех этих собак – турок и магометан?

– А какого же черта! – сказали они. – Что нам еще делать? И вы раздадите их земли и имения тому, кто вам честно будет служить.

– Сам разум того требует; это только справедливо, – сказал он. – Вам я даю Карманию, Сирию и всю Палестину!

– А, это очень милостиво с вашей стороны. Весьма благодарны вам, государь, – сказали они. – Да даст вам господь вечное благополучие!

Тут присутствовал один старый дворянин, человек испытанный в различных приключениях, подлинный воин, по имени Эхефрон; слыша такие речи, он сказал:

– Я очень боюсь, что все это ваше предприятие похоже на известный фарс про горшок с молоком, благодаря которому один башмачник мечтал разбогатеть, а горшок разбился, и ему нечем было пообедать. Чего вы добьетесь путем таких славных побед? Каков будет конец стольких трудов и злоключений?

– Конец будет таков, что, возвратившись, мы отдохнем в свое удовольствие, – сказал Пикрошоль.

– Ну, а в том случае, – спросил Эхефрон, – если вы никогда не возвратитесь? Ведь путешествие и долгое и опасное. Не лучше ли было бы отдохнуть теперь, не подвергаясь случайностям?

– О, – сказал Спадассен, – ей-богу, вот мечтатель! Ну что ж, забьемся в угол у камина и будем вместе с дамами коротать свой век за нанизыванием жемчуга или за прялкой, как Сарданапал. «Избегаяй рати ни коня ни осла не имать», – сказал еще Соломон.

– «А кто слишком, – сказал Эхефрон, – станет рисковать, и осла и коня может потерять», – ответил Малькон.

– Ну, довольно, – сказал Пикрошоль, – идем дальше. Боюсь я только этих чертовских легионов Грангузье. Что, если – пока мы будем в Месопотамии – они пойдут на нас с тылу? Какое средство против этого?

– Очень хорошее, – сказал Мердайль. – Маленький приказ, который вы пошлете московитам, в один миг доставит на поле брани четыреста пятьдесят тысяч отборных бойцов. О, если бы меня сделали вашим наместником, я бы наколотил вам их! Затопчу, загрызу, захвачу, разнесу, – сокрушу!

– Ну, ну, – сказал Пикрошоль, – теперь поторопитесь. Кто меня любит, пусть следует за мной!

В этот самый час Гаргантюа, на своей громадной кобыле выехавший из Парижа сразу по прочтении письма от отца, проехал уже мост Ноннэн; с ними были Понократ, Гимнаст и Эвдемон, которые, чтобы поспевать за ним, взяли почтовых лошадей. Остальной обоз, везущий его книги и философские приборы, шел обычной скоростью. Приехав в Парилье, Гаргантюа получил известие от арендатора Гугэ, что Пикрошоль укрепился в Ла-Рош-Клермо и послал капитана Трипе с большой армией атаковать леса Вед и Вогодри, и что посланные грабили все дворы вплоть до винодельни Бильяр и, чему было странно и трудно верить, творили насилия по всей стране. Гаргантюа был напуган этим и не знал, что говорить и что делать.

Но Понократ дал ему совет: отправиться к господину де-Вогийону, который был их другом и союзником с давнего времени, и у него получше осведомиться обо всех делах. Так немедленно они и сделали и нашли его в полной готовности помочь им. Он был того мнения, что хорошо бы послать кого-нибудь из своих людей разведать о положении в стране и состоянии неприятеля, и потом действовать согласно плану, соответствующему моменту. Гимнаст вызвался идти; но было решено, чтобы для лучшего успеха он взял с собой кого-нибудь, кто знал бы все дорожки и тропинки и реки в окрестностях. Поэтому он отправился с Преленганом, конюшим Вогийона, и они бесстрашно обследовали местность во всех направлениях. Гаргантюа тем временем отдохнул и подкрепил силы со своими людьми, велев дать меру овса его кобыле; это было семьдесят четыре мюйда[99] и три четверика.

Гимнаст, едучи со своим товарищем, встретил врагов, рассыпавшихся в беспорядке, грабивших и ворующих все, что могли. Заметив их издали, разбойники сбежались толпою, чтобы их почистить. Тогда Гимнаст закричал им:

– Господа, я – бедный дьявол, я прошу вас помиловать меня. У меня еще есть несколько экю; мы на них выпьем: это, как говорится, aurum potabile[100]; а лошадь мою продадим, чтобы оплатить мое счастливое прибытие; после этого считайте меня своим, потому что нет человека, который сумеет изловить, нашпиговать, изжарить, приготовить и, ей-богу, разрезать и приправить курочку, как я. За мой proficiat[101], пью за всех добрых товарищей!

Тут Гимнаст открыл свою железную бутыль и, запрокинув голову, изрядно выпил. Бездельники смотрели на него, разинув рот на целый фут и высунув язык, как борзые собаки, в ожидании выпить после него, но в эту минуту подбежал капитан Трипе – посмотреть, что здесь делается.

Гимнаст предложил ему свою бутыль, говоря:

– Нате, капитан, пейте смело; я уж попробовал: это вино из Ла-Фэ-Монжо.

– Как, – сказал Трипе, – этот мужлан потешается над нами! Кто ты такой?

– Я, – сказал Гимнаст, – просто бедный дьявол.

– А, – сказал Трипе, – раз ты бедный дьявол, то можно тебя пропустить, потому что всякий черт проходит повсюду безданно, беспошлинно; но необычно, чтобы бедные черти ездили на таких добрых конях. Поэтому, господин дьявол, сойдите с коня, а я на него сяду; а если он меня плохо повезет, – то, господин дьявол, меня повезете вы, я очень люблю, чтобы черт меня нес!