Думается все же, что при исследовании периода конца XVIII — XIX в. большую роль, чем выяснение, кем были предки коренного крымского населения (кстати, задача, решенная наукой задолго до П.Н. Надинского), играет суть проводимой российским правительством "крымской" политики — экономической и национальной, чем мы и займемся.
Первая акция такого рода, заметно изменившая этнический облик края и проведенная правительством типично колонизаторскими, насильственными методами, свершилась еще до того, как утихли военные действия в годы захвата Крыма.
Выселение и заселение. В начале 1779 г. правительством России было принято решение выселить основную часть крымских греков-христиан, а также часть армян за пределы Крыма. Этим достигались три цели. Поскольку в качестве причины этой акции выдвигались якобы имевшие место притеснения греков[283] и армян татарами, то мусульмане выставлялись в негативном свете перед христианским миром, конкретно — перед европейской дипломатией; этим отчасти оправдывалась борьба с ними "христианнейшей царицы". Во-вторых, переселением крупного отряда рабочей силы (свыше 30 тыс. человек) достигалась цель начальной колонизации новозавоеванного, но пока не заселенного Северного Приазовья. Наконец, в-третьих, освобождались ценнейшие территории, в основном вдоль Южного берега и в самых плодородных речных долинах, которые должны были отойти в царскую казну.
В этом исходе потомков древних греков и византийцев есть много неясного. Старые историки сообщают, что митрополит объявил греческой пастве о некоем "соглашении, состоявшемся с русским правительством" по поводу переселения. При этом греки особого энтузиазма не проявили, и даже начались некие "затруднения", о смысле которых мы можем только догадываться и которые "преодолел своей энергией и распорядительностью Суворов", после чего "переселение совершилось, невзирая на протесты как татар, так и самих христиан" (Кулаковский Ю., 1914, 134 — 135).
Советский историк так раскрывает смысл этих неясных фраз: "Трагедия разгрома векового уклада жизни исконного крымского греческого населения, ужас разорения, слезы и вопли женщин и детей... порывы протеста, превратившиеся в "разного рода затруднения", преодоленные методами царского сатрапа Суворова, в комментариях не нуждаются" (Шнейдер Д.С., 1930, 41). Впрочем, эту акцию критиковали и наиболее гуманные из современников ее: "Неудобопонятная политика, разоряя их корень, служащий пользой и украшением Крыма, водворила их в окрестностях Азова... Перемена климата и образа жизни много в числе их уменьшила" (Мертваго Д.Б., 1867, 177). Далее, как уже упоминалось, в Крыму были весьма распространены мусульманско-христианские родственные связи. Теперь они безжалостно разрывались. Многие мусульманские родичи выселяемых умоляли переселить и их, не останавливаясь для этого и перед принятием христианства. Но им было отказано:
"Множество таковых приходит к начальникам войск разноместно, объявляя свое желание, но на[284] то им соответствуется молчанием" цит. по: Маркевич А.К., 1910, 534).
Обратимся к еще одному старому автору — Ф. Хартахаю. Он рассказывает о евпаторийских греках — они также сопротивлялись депортации. "Хоть саблями нас рубить будут, мы все-таки никуда не уйдем!" — кричали они. Соседи-армяне "ради Бога, пророков и предков просили хана избавить их от такой напасти". И Хартахай свидетельствует о том, что татары слезно просили хана дать отпор царским домогательствам. А когда Гирей, запуганный кровавыми событиями последних месяцев, отказался перечить русским, то старейшины татарских родов гневно заявили ему: "Мы не знаем, чтобы кто-нибудь из наших предков в угодность другим мог уступить своих подданных" (1867, 108).
В литературе есть и другие свидетельства об этой трагедии крымских христиан, но все они не указ современным апологетам царской политики в Крыму, которые упрямо приводят одну-единственную причину депортации — "страх христианского населения Крымского ханства перед возможными со стороны татарских властей репрессиями за открытую симпатию к русским войскам... (Крым многонациональный, №1, 24). Приведенная цитата интересна тем, что она целиком лжива — и в том, что касается каких-то татарских (а не русских, как было на деле) репрессий, и в части "симпатий" крымчан к русским, трижды за полвека разрушивших и сжегших их древние города.
Закончим этот сюжет еще одной цитатой из Ф. Хартахая: "В овраге Салачикском, в Успенском скиту, в последний раз сошлись изнуренные, одетые в рубище сыны Пантикапеи, Феодосии и знаменитого Херсонеса... Христианам было жалко и больно оставлять страну, где они жили так долго; им жалко было оставлять свои храмы, опустевшие дома, прах предков и небо, под которым родились... После молебна все христиане с пением молитв нестройной толпой потянулись через горы и равнины, покинув навсегда берега Крыма" (Хартахай Ф., 1867, 112). Добавим лишь, что в этом пути погибла половина переселенцев...
За первой депортацией последовали многие другие. Выше говорилось уже о частном, помещичьем переселении крепостных на крымские земли. Но го[285]раздо большее демографическое значение имела государственная колониальная политика. Цель этой политики не являлась секретом — о ней писали в газетах: "Для упрочения русского владычества во вновь присоединенном крае необходимо было заселение его чисто русскими людьми...
" (СЛ, 1887, №3). Правительство стало наделять землей отставных солдат, а также принудительно переселять в Крым женщин, предназначенных им в жены. Оседали такие полуискусственные семьи в специальных поселках — в Симферопольском уезде это Подгородняя Петровская, Мазанки, Курцы, Мангуш, Зуя, Вия-Сала, Верхние Саблы и Владимировка; в Феодосийском — Изюмская, Елизаветовка; в Евпаторийском — Трех-Абламы, Степановка.
Вторую волну переселенцев составили государственные крестьяне и инородцы — на р. Конской, близ Знаменки, осело 3 тыс. старообрядцев из Новгорода-Северского; около Топлы, Орталан и Старого Крыма селятся армяне; близ Аутки — часть вернувшихся из-за Азова греков.
Третью волну составили иностранцы — меннониты из Эльбинга и Данцига (их заехало более полутысячи человек), затем немцы из Петербурга, Нассау, Вюртембурга и Баварии. Наконец, в 1810 г. из Турции были приглашены на жительство плотники и каменщики (Заселение, 1900, №27).
Наиболее последовательные из колонизаторов настаивали на продолжении депортации коренных крымчан — на сей раз мусульман, утверждая уже в 1804 г., что для русификации края "потребен миллион народа ремесленного и торгового не мусульманского вероисповедания, вечно враждебного просвещению" (Никольский А.В., 1925, 23). Некоторые помещики претворяли эту программу в жизнь, не дожидаясь указов из столицы. Так, губернатор Тавриды А.М. Бороздин переселил в "свое" село Салбы тысячу русских крепостных, а татарам отказал в аренде, после чего те были вынуждены покинуть свою землю и жилища. Зато новые крепостные работали на помещика не узаконенные 5 — 8, а 150 дней в году и больше (там же, 23, 25).
На Керченском полуострове появились селения архипелагских греков, участвовавших в борьбе с турками на стороне России и в подавлении сопротивле[286]вия татар русским войскам в годы завоевания Крыма, В отличие от коренного населения им были даны особые привилегии: бесплатная земля, свобода от податей, постройка жилища за казенный счет и т. д. (ПСЗ, №14284), им предоставили право беспошлинной торговли с заграницей (ПСЗ, №14473), материальная поддержка им равнялась 136 тыс. руб. в год (Загоровский Е.Л., 1913, 31). Позднее эти греки расселились в Балаклаве, Кадыковке, Комарах и Алсу, заняв 9 тыс. десятин земли (Шнейдер Д.С., 1930, 4).
Подобные привилегии, превосходящие помощь для колонистов других наций, были не случайны. Здесь воплощалась идея "создать из греческих батальонов противовес крымским татарам", выражалось "стремление противопоставить торжествующее христианство потерпевшему поражение магометанству", а это вылилось в "жуткие методы обращения новых поселенцев-греков с татарами, в неподражаемые по жестокости насилия, совершаемые ими над татарскими женами и детьми. Еще и сейчас сохранились старые татарские песни, отражающие эту полосу русификации края и горькую долю татар в эти трудные годы, вызвавшие массовую эмиграцию татар в Турцию" (Корсаков..., 1883, 5).
