Адам промолчал, а Ламбертон, едва удержавшись от улыбки, ответил:

– Да, можно сказать и так.

– А мне-то казалось, что вы будете рады предложению поехать в Шотландию, – проговорил Адам, нахмурившись.

– Да-да, я рада, – машинально закивала Мария. Еще три года назад она мечтала о возвращении домой, в Шотландию; теперь же с удивлением поняла, что внутренне противится этому, боясь болезненных воспоминаний.

Если же говорить о доброй силе, звавшей ее на родину, то теперь было слишком поздно. Почти два года назад ее брат Дункан погиб вместе с братьями Брюса, разбившись о скалы в узком морском заливе Лак Риан, – тогда Роберт Брюс подумывал о том, чтобы отказаться от короны. И сейчас всю ее семью составляли сын Дэвид и пятилетний племянник, малолетний граф Марр. Но мальчик был захвачен вместе со своей матерью, затем обоих перевезли в Англию, и они, как и сын Марии, стали привилегированными узниками при дворе Эдуарда.

Но почему король вспомнил о ней только теперь? Ведь прошло почти три года… Выходит, король вспомнил о ней в то самое время, когда она наконец обрела покой в стороне от всевозможных баталий. И он снова хотел бросить ее в самую гущу событий. Не успела Мария подумать об этом, как ее захлестнула волна негодования. Разве не достаточно она дала им всем?! Пусть оставят ее в покое!

Понимая, что за ней пристально следят две пары глаз, Мария решила сказать что-то в оправдание своего замешательства. Но слов, способных передать ее чувства, просто не существовало.

– Я надеялась, что вы принесете мне другие новости, – пробормотала она наконец.

– Король относится к Дэвиду с большой благосклонностью, – проговорил прозорливый сэр Адам. – Я не думаю, что Эдуард далеко отпустит его от себя, однако же… – Он многозначительно взглянул на Марию.

– Вы действительно думаете… – Мария поняла, что не сможет сказать это вслух.

Проницательный сэр Адам тут же кивнул:

– Да, совершенно верно. Почему бы королю не позволить вам видеть сына?.. Конечно, в его свободное время. Ведь он на службе, и он… – Адам замялся, но тут же добавил: – Видите ли, ваш сын Дэйви сам выбрал вас в качестве представителя короля Эдуарда.

– Он так сказал?! – воскликнула Мария, чувствуя, что ее сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

Сэр Адам кивнул:

– Да, он так сказал. Он ведь помнит, кто подавал прошение, чтобы король возвратил те земли, которые были вами утрачены после казни графа Атолла.

Да, это был, пожалуй, единственный раз, когда Мария не боялась внимания короля Англии, а, наоборот, стремилась его привлечь. Не без помощи сэра Адама и сэра Александра Абернети ей удалось тогда откупиться от Ральфа Монтермера, которому временно передали графство Атолл (у ее же Дэвида оставалась лишь половина земельного наследства – английская половина).

Теперь Мария понимала, что просто не сможет отказаться от этого предложения. Ведь прежде сын никогда ничего у нее не просил… А другого шанса помочь сыну у нее, возможно, уже не будет. Дэвиду было почти тринадцать, но Мария чувствовала, что он для нее словно чужой. И наверное, пора было исполнить свою клятву – восстановить для Дэвида потерянное графство. Впрочем, была еще одна клятва, которую Мария давно себе дала. За прошедшие три года она не раз задумывалась: а не могла ли Джанет выжить и возвратиться в Шотландию? В том, что она непременно возвратилась бы в Шотландию, Мария не сомневалась. Леди Кристина сообщала ей, что мужчины тогда вернулись одни на остров, и Мария никогда не расспрашивала Роберта о Джанет. Теперь же, увидев его лично, она могла бы спросить об этом.

– Решайтесь же, – мягко проговорил епископ, словно вторя мыслям Марии.

Она подняла глаза и встретила пристальный взгляд прелата. Годы заключения не были милостивы к Уильяму Ламбертону. Он к тому же ужасно исхудал, однако глаза, по-прежнему выразительные, смотрели по-доброму и со странным для Марии пониманием. Слова же прелата проникали в душу, и она чувствовала, что он хотел сказать ей что-то еще.

– Разумеется, еду, – решительно кивнула Мария.

Все могло обернуться даже лучше, чем она представляла, но могло быть и хуже… Эдуард, возможно, попытается выдать ее замуж за одного из своих баронов. Но Мария старалась не думать о такой перспективе. «Стать посланницей мира в Шотландии – не столь уж плохой вариант», – сказала она себе.

Разумеется, Мария не собиралась шпионить для Эдуарда, однако решила честно выполнить возложенную на нее обязанность и возвратиться в Англию. Она рассчитывала, что король тогда позволит ей чаще видеть сына.

Сэр Адам с облегчением вздохнул. Взяв Марию за руку, он ласково проговорил:

– Все будет хорошо, вот увидите. Вы слишком долго жили в одиночестве, а ведь вам всего двадцать шесть. Рановато запирать себя в келью.

Если бы Мария услышала эти слова несколькими часами раньше, она бы рассердилась, но теперь с улыбкой вспомнила, что примерно то же говорил ей торговец в лавке. Сэру Адаму, как и ему, не нравилось, как одевалась Мария, но в отличие от старика Адам знал, почему она выбрала для себя такую жизнь.

– Давненько я не бывал на Играх горцев, – проговорил Ламбертон. – Кажется, ваш муж даже принимал в них участие.

Мария кивнула, вспомнив, как Джон начищал свои доспехи.

– Игры горцев – это всегда интересно, – продолжал прелат. – Вы найдете там много статных красавцев.

Мария ничего не ответила, однако подумала, что лучше уж сдохнуть от чумы, чем это.

Конец августа 1309 года

Замок Данстафнейдж, Лорн, Шотландия

Как только Кеннет Сазерленд вошел в большой зал замка Данстафнейдж, его сразу окружила разномастная толпа. Он и прежде не испытывал недостатка внимания со стороны женщин, но нынешняя обстановка Игр горцев вначале удивила даже его (а его бывалые конкуренты наслаждались и вовсе почти богоподобным статусом в окружении восторженных поклонниц).

Едва ли Кеннет любил что-либо больше, чем общество красавиц, – но сегодня на первом месте было дело. Ведь сам король Брюс прибыл в замок Данстафнейдж, чтобы начать мирные переговоры с посланниками Англии. Кеннет совсем недавно возвратился из двухнедельной поездки по северным землям, где сам устанавливал мир с Манро – прежде союзником его клана, но внезапно ставшим врагом после неудачного покушения на жизнь короля со стороны Дональда Манро, прихвостня его брата.

Теперь же, когда Кеннет возвратился, ему предстояло говорить с королем, но Роберт Брюс не спешил общаться с лэрдами, и, видимо, с этой встречей следовало подождать.

Откровенно говоря, Кеннет никогда бы не устал слушать лестные отзывы о своих подвигах на поле боя, но его, увы, если даже и узнавали, то не подзывали. Он уселся за один из столиков у самого возвышения и, игриво заговорив с какой-то дамой, без труда сорвал несколько ответных комплиментов. Будучи графом, он мог занять место и за столом на возвышении, но накануне Игр горцев шотландскому дворянству, в большинстве своем верному Брюсу, были положены места поскромнее.

На противоположном конце стола устроилась его сестра Елена; она рассеянно останавливала взгляд то на одном, как она выражалась, «прихожанине», то на другом, периодически бросая взгляды на Кеннета. Тот отвечал ей лишь вялым пожатием плеч, однако эта апатия ничуть не обманывала Елену. Она знала, что ее брат всегда был готов завести очередной роман с какой-либо из дам.

Конечно, даже сейчас можно было найти нечто более интересное, чем вино и молодые красотки, окружавшие Кеннета, – именно поэтому он лишь изредка на них посматривал, однако они не оставляли его в покое.

– Вы ведь будете участвовать во всех состязаниях? – раздался женский голос слева от него.

Кеннет повернул голову, чувствуя, как настойчиво прижимается к его ноге нога сидевшей рядом красотки. Алиса Барклай уже не раз и не два за этот вечер заигрывала с ним, глядя ему в глаза весьма недвусмысленно. Если бы только этикет позволял это, она с таким же успехом могла бы сказать: «Возьми меня, пожалуйста».