Однажды, взяв в руки один из блокнотов и кое-что прочитав. он, бросив его в огоньу сказал: «Зря ты сжигаешь эти веши. Вот представь себе, если бы ты взял в руки такую книжку одного из актеров давних времен, — ведь цены бы этой книжке сейчас не было: ведь это встал бы перед нами живой человек во времени, со своими раздумьями. Представляешь — живой своею соотнесенностью с ним, с биением живого пульса».
В общем, как я вспоминаю, сказано было очень красиво и впечатляюще. Во всяком случае, после этого разговора все. что мне попадалось под руку из написанного мною, я уже внимательно перечитывал, а кое-что записывал в тетрадь.
У меня появился своеобразный вкус коллекционирования, появилось новое и, как мне показалось, очень интересное занятие. Вскоре я почувствовал что с новым для меня увлечением от меня окончательно ушло мое старое, беззаботное хобби, а вместо него появился и сам настороженный, порой напряженный и уже где-то повышенно ответственный, целенаправленный труд.
Я записывал свои раздумия об искусстве, жизни.
Собранные мной короткие заметки, шутки и юморески, умышленно не систематизировались, не подвергались процессу разложения по определенным полочкам: мне нравился и привлекал меня именно строй сложенной разрозненности подобранного материала, где каждая фраза, как мне казалось, — одна перед другою — красовалась своей собственной самостоятельностью, не смешиваясь в строй их общего смыслового однозвучия.
Мне хотелось бы книгу коротких раздумий подчинить, уподобить природе мышления человека в постоянном быстро текущем времени и постоянной смене в нем самых невероятных и противоречивых событий, привлекающих к себе внимание. Здесь все на первый взгляд принадлежит природе хаоса и бессмысленной суете, но это лишь на первый взгляд, когда же ко всему присмотришься, — здесь не бессмысленная суета сует.
Книга эта ведет в мир сложной мудрости артиста, прошедшего напряженный творческий путь деятельности в отечественном киноискусстве — в искусстве многолюдном, разнохарактерном, часто противоречивом.
Страстно желаю заронить в душу зерно неумирающего любопытства к жизни, сложить в себе ощущение чувства неразделенности с окружающим миром людей, умение находить природу гармоний с человеческим миром, думать и направлять природу своих усилий во благо радости проживания каждого пришедшего в мир людей.
Главное не в том, чтобы найти истину, а в том, чтобы суметь превратить ее в средство побеждающей доброты.
День возгорался, день и догорал. И свет его пролился неравно каждому, и каждый думал: равен свет для каждого — всем одинаково он светит, всех одинаково он радует…
Не думай, что ты лучше всех, но и хуже всех — тоже не думай.
Жизнь в щедротах своих, как мамаша-медведица в детском садике, раздавала пинки, оплеухи, горькие пилюли и сладкие пряники.
После окончания университета я почувствовал, что диапазон недомыслия у меня значительно расширился. (Из записок гения.)
У каждого в глазах нет-нет да вдруг проглянет зверь или далекий пещерный родственник. (Из раздумий на… худсовете.)
Плюнувшего в колодец за колодцем бьют.
Думающий о тебе плохо, может быть, единственный, кто думает о тебе хорошо.
Плестись за талантом, если он у тебя есть, мало — надо научиться водить его по путям совершенства.
От нажатия на карандаш мысль нажимающего не делается глубже.
Гроб сатирика подняли любовно, торжественно и высоко…
«Из песни слова не выкинешь» — пример древнесентиментального заблуждения. (Из блокнота редактора.)
Мужество докапывания до правды главным образом должно состоять в том, чтобы не закапывать ее.
Сложение — это сразу же и вычитание: поскольку к чему-то прибавить — значит по стольку же от чего-то и отнять.
Всяк утопающий пускает пузыри в целях указания своего местонахождения.
Реальная правда образа не только отражается сознанием художника, но и творит его, приспосабливает к умению выражать представляемую природу в пластике.
Страшны и опасны порывы глупости, переходящие в ураган.
Если ваш ребенок начал лепетать на отвратительном жаргонe — за что же его наказывать?
Скрипучие ботинки выгодно выделяли меня, привлекая ко мне всеобщее внимание.
Надо следить за ребенком, чтобы его не заели микробы, а лучше всего приучать, чтобы он сам заедал их. (Из советов молодым мамашам.)
Когда гвоздь пробьет неподатливые доски и излишне высунется, его загнут в крючок и пробьют в обратную сторону.
Актер играет образ человека — натурщик изображает подобие его.
Чтобы не быть рабом натуры, чтобы свободно и легко приспосабливать ее к целям искусства, артисту мало видеть и запоминать ее очаровавшие особенности, — ему, пожалуй, скорее всего надо видеть и понимать естественную природу движения реальных сил, раскрывающих для артиста механизм сложения всего особенного и удивительного, заставляющего обратить на себя внимание.
В меня бросили спасательным кругом, и я потерял сознание.
«Ни грамма больше, ни глотка», — сказал я сам себе уже загробным голосом.
Пальцы мои скрючились, гримаса вдохновения появилась на лице моем, смычок лег на струны скрипки — и вот проскрипел первый, взволновавший всех скрип моего искусства…
У платежной ведомости Разумовский пожинал плоды своего ума и просвещенности.
Постоянный референт аккуратно заворачивал изложенные на бумаге «мозги» своего «шефа», чтобы потом перенести их постепенно в череп вновь назначенного.
— А разве бессилие бывает сильным?
— Ого! — Еще сильнее самой сильной силы…
У кого половник в руках, у того и рот рядом.
Чувства, выражаемые в образе, должны быть истинны природе образа, а не природе самого актера.
Разбежавшись в мыслях — не наткнись на реальный мир.
В глазах волка светилась душевная тоска и неукротимая любовь к баранине.
Козленок поглядывал на всех нагло и независимо, а волк смотрел на него благословенно и поощрительно.
Две вдохновенные личности с восторгом смотрели на дубовую рощу: одна видела в ней доски и бочки для выполнения плана, другая — природу творческого вдохновения.
Укротитель засунул голову в пасть белого медведя, и всем вдруг стало ясно, насколько животное умнее и великодушнее укротителя.
За сказанную правду лупили в детстве: старательно учили, что в жизни существует еще и ожидаемая нужная всем ложь и странно — чем сильнее лупят, тем дороже делается правда.
Фитиль без керосина — художник без страстей и идейной приверженности.
Любовь — сила движения искусства, нравственность — путеводная звезда его направленности.
Ее первый брак предназначался для законного объяснения всех своих последующих браков.
