Син пригласил меня на обед. Едва мы уселись за столик в элегантном ресторане, где шикарные официанты двигались по залу совершенно бесшумно, и заказали по сухому мартини, он осыпал меня комплиментами.

— Вы совершили настоящий подвиг, Эрик. Она объявила мне о вашем скором отъезде в Африку. Я настоял на том, чтобы она предприняла меры относительно вас. Она вроде бы отнеслась к этому с пониманием…

Я прервал его:

— Вы должны были предупредить меня о том, что уже говорили с ней о так называемых моих интересах. То, что она была в курсе, удивило меня и смутило.

Его взгляд слегка потух.

— Вы правы. Но не стоит беспокоиться, Энджи доверчива, но ей нужно время, чтобы все обдумать.

— Однако если судить по темпу, с которым она навязала мне наш брак…

Син покачал головой:

— Она четко знает, что ей нужно.

— Что она сказала насчет моего контракта?

— Она ответила мне, что в течение ближайших недель вы будете путешествовать вместе, а следовательно, при несчастном случае вы погибнете оба. Но все-таки согласилась подписать этот документ. Эрик, если вдруг случится какое-нибудь несчастье и вы окажетесь баловнем судьбы, не забудьте об услуге, которую я вам оказал.

— Разумеется, я буду об этом помнить. Но, откровенность за откровенность, я не намерен окончательно переселяться в Африку.

— Она с вами об этом говорила?

— Да. Я не согласен.

— Если вы хотите ее удержать…

— Это она меня удерживает.

— Я мог бы руководить компанией…

— Она хочет ее продать.

— Она этого не сделает.

— Син, почему вы остались в компании? Мне кажется, что, несмотря на ваши должности и красивые кабинеты, вы сидите на двух стульях.

— Сейчас я вам все объясню. Мы когда-то начинали все это вместе, Энди и я. Мы учились в одном университете, гуляли с одними и теми же девочками. Тогда он был не богаче меня…

— Не богаче? Фергюсон?

Син продолжал:

— Жизнь — странная штука. Он был Фергюсоном не более, чем вы или я. Его звали Энди Штайнер, его родителями были немцы-либералы, которые сумели вовремя уехать из Германии. Его отец был промышленником и предвидел самый худший вариант развития событий, поэтому начал переводить сюда свое дело, деньги и связи еще тогда, когда Гитлер только появился на сцене.

Я был ошеломлен. Теперь мне понятна тяга Энджи к немцам.

— Евреи?

— Нет. Штайнер был антифашистом. Он вовремя покинул Германию и переехал в США. Он полюбил эту страну и решил вырастить сына настоящим американцем. Энди сначала учился в престижном колледже, а затем поступил в Гарвардский университет, где мы с ним и встретились. Там же училась и Гэйл Фергюсон. Мы оба влюбились в нее, везде ходили втроем, развлекались. Но однажды они со смущением объявили мне об их предстоящей свадьбе. Гэйл выбрала Энди. Отец одобрил этот брак при условии, что Энди будет усыновлен и возьмет их фамилию. А этот бандит даже не колебался! О, я его любил. Мы были большими друзьями. Он одним махом получил любовь, деньги и известную в этих кругах фамилию.

Син с нежностью в голосе продолжил:

— Избранником мог бы стать и я, но судьба решила иначе. Чтобы отплатить мне — а платить-то было не за что, — Энди остался моим искренним другом. Он помог мне сделать карьеру, и я «вырос» рядом с ним. Но это не было его подарком, я упорно работал. Если бы Гэйл Фергюсон выбрала меня, то я был бы хозяином компании, а Энджи была бы моей дочерью. Таковы превратности судьбы…

Я смущенно произнес несколько банальных фраз, поскольку не мог выразить ему свои соболезнования. Я ограничился комментариями второго порядка:

— Теперь понятно, почему Энджи так тянет в Европу…

— Атавизм, дорогой мой, атавизм.

— Син, а откуда у нее эта безумная страсть к Африке?

— Она навсегда влюбилась в нее во время одного из путешествий с отцом. Энди был фанатичным любителем природы, какими часто бывают немцы. Он свозил Энджи в Кению. Для них обоих, для отца и дочери, это было сказочное путешествие. Она увидела там «Тритонс», она мне столько о нем рассказывала… Мне иногда кажется, что я сам там побывал.

— Что такое «Тритопс»?

— Деревянная гостиница около озерца. В то время, когда Кения была еще колонией, королева Англии провела там ночь, любуясь фауной. Энди и Энджи всю ночь просидели на террасе, наблюдая за приходившими на водопой животными. Чего только мне не пришлось услышать об этой ночи! Энджи рассказывала мне красочные сцены, она сфотографировала из подвала «Тритопса», настоящего бункера, слонов, которые в нескольких метрах от нее взрывали соленую землю своими бивнями. Другие туристы тоже фотографировали их.

Син улыбнулся:

— Я подарил ей первый в ее жизни очень дорогой фотоаппарат. Я и сам увлекаюсь фотографией. Мне нравится снимать людей, я делаю фотопортреты. Это мой конек… У каждого — свой. Короче говоря, они влюбились в Кению и продлили на месяц свое пребывание там. Гэйл почувствовала себя покинутой, она была ревнива, с трудом переносила эту их продолжительную экскурсию. Я составил ей компанию, я утешал ее, но между нами ничего не было. Я был честным мужчиной, а она — верной женой.

— А если бы ее отец был сегодня жив? Как бы он отнесся к этому африканскому проекту?

— Все очень просто, — сказал Син — Очень просто. Энди вышел бы в отставку и уехал бы с дочерью жить в Кению. Я остался бы во главе компании и утешал бы Гэйл. Но поскольку судьбе было угодно распорядиться иначе, то вы, дорогой мой, вы…

— Что — я?

— Вы замените отца. Трудная роль, не правда ли? Эдип действительно вечен.

Я чувствовал себя подавленно. Страстная и часто чрезмерная любовь родителей и детей была мне отвратительна. Я знал лишь забвение и не мог заменить отца женщине, которая придавала нашей регулярной физической близости привкус кровосмешения.

— Син, а если я захочу развестись с ней?

— Эго была бы катастрофа. Она решила бы, что ее предали, обидели. Она закрыла бы перед вами двери всей химической промышленности США. Быть отвергнутым, пусть морально, Энджи Фергюсон означало бы профессиональную смерть в нашей отрасли. Вам останется лишь сменить профессию или вернуться во Францию.

Он улыбнулся:

— Ну, до этого дело еще не дошло. Постарайтесь убедить ее остаться в Лос-Анджелесе. Вы ничем не рискуете. Но даже если вам не удастся вырваться из объятий Африки и если мне придется руководить компанией, что было бы вполне логично, я обещаю, что сохраню за вами место. Мы, подчиненные, должны помогать друг другу. Если бы вы только знали, как я люблю маленькую Энджи… Вас я тоже люблю. Смелее, и удачи, дорогой мой! Мы еще увидимся с вами до вашего отъезда. Она обожает маленькую церемонию передачи полномочий. Но эта передача всегда временная. Поцелуйте ее за меня, хорошо?

С тех пор я смотрел на Энджи с некоторой опаской и тешил себя надеждой, что мне удастся отговорить ее от этой навязчивой мысли. Я искал рычаги давления на нее, но мне оставался только секс. Я хотел превратить ее в женщину, которая не смогла бы обойтись без любви мужа. Под предлогом законности нашего брака и того, что, когда люди любят друг друга, они могут позволить себе все, что хотят, я увлекал ее все дальше и дальше.

Ночью того дня, когда мы обедали с Сином, я напоил ее и заставил согласиться на то, что я расцелую все ее тело, что я оближу ее языком. Я ласкал ее губами, обходя лобок, поскольку соблюдал ее запрет. Одна вьетнамка научила меня вызывать оргазм, не притрагиваясь к клитору и не проникая во влагалище. Удивленная и беззащитная, она вскрикнула. Я затем овладел ею, чтобы она испытала последующие оргазмы.

Я ненавидел жизнь, потому что в своей удаче был обязан ракетке и члену. Я должен был подчинить себе Энджи и стать тем человеком, которым хотел быть — достойным и уважаемым за мою профессиональную деятельность.

Однажды вечером я отомстил за себя. Я перевернул ее на живот, намазал ее спину ароматным маслом от затылка до пяток и содомизировал ее с крайней медлительностью. Эта борьба за ее удовлетворение была чрезвычайно трудна.