— Дорогая, тебе вообще не о чем волноваться.

— Только о том, чтобы Тим хорошо учился и получил хорошее образование.

— Он получит хорошее образование. — Папа говорит: — Он же учится в Норрисе, в школе для сообразительных эрудитов.

Мама кивает.

Папа листает газету.

— Здесь написано, что Норрис — лучшая школа в стране. И что Тим — лучший в классе.

— Хорошо.

— И еще здесь написано, что с директора школы сняли все обвинения.

Мама кивает. Аккуратно складывает джинсы, кладет их в корзинку. Смотрит на часы.

— Тим уже скоро вернется из школы.

Папа кивает.

А потом раздается стук в дверь. Ну, как будто кто-то пришел и стучится. Мама уходит со сцены, идет в закулисы. Потом возвращается на сцену, но уже не одна, а с Тимом. Тим — это мальчик. Такой же, как я. Моего возраста. Только он там, на сцене. В спектакле. Он говорит:

— Привет, папа.

— Привет, Тим. — Папа говорит: — Как в школе?

— Все замечательно.

— Никого не ругали?

— Нет. — Тим говорит: — В Норрисе вообще никого не ругают. Если ты сделаешь что-то плохое, тебя обнимают и приглашают в специальную комнату для разговоров. Ну, где на двери табличка: «Вы хотите об этом поговорить?»

Папа кивает. Складывает газету.

— А что там, в этой комнате?

— Я не знаю. — Тим садится на диван рядом с папой. — Туда еще никого не водили.

Папа кивает.

Мама тоже кивает и гладит Тима по голове.

— Мне очень нравится в Норрисе. — Тим говорит: — Потому что там все адекватные.

— Тим. — Мама говорит: — У папы есть новости. Правда, папа?

Папа встает.

— Я устроился на работу, на новую работу.

Тим смотрит на папу, широко распахнув глаза.

— Я больше не бизнесмен. Я нашел себе занятие поинтереснее.

— Что за занятие, папа?

— А ты догадайся.

Мама говорит:

— Покажи ему форму.

Папа вытаскивает из-под дивана большую сумку. Открывает ее, достает черную повязку для глаза. Надевает ее на глаз.

Тим растерянно хлопает глазами.

Мама говорит:

— Покажи ему шляпу.

Папа достает из сумки большую черную шляпу и надевает ее на голову.

Тим смотрит на шляпу, растерянно хлопает глазами.

— И деревянную ногу. — Мама говорит — Покажи ему деревянную ногу.

Папа заходит за диванчик. Этот тот самый диванчик, за которым я прятался, когда вылез на сцену. Ну, до того, как я встал и поднял медвежонка. Папа заходит за этот диванчик, и берет деревянную ногу, и поднимает ее повыше. Потом выходит из-за диванчика, уже вместе с ногой. Сгибает ногу в колене, не деревянную, а свою, и кладет ее на деревянную ногу. Идет по сцене на деревянной ноге. Говорит:

— Якорь мне в глотку! Разрази меня гром!

Тим растерянно хлопает глазами.

Папа открывает сумку, достает оттуда какой-то крюк. Прикрепляет его к руке, чтобы крюк был как будто вместо руки. Достает попугая, сажает к себе на плечо. Стряхивает с плеча попугаичью какашку. Достает свернутый флаг.

Мама говорит:

— С флагом — это уже легко. Сейчас он точно уже догадается. Правда, папа?

Папа кивает и говорит:

— Да, с флагом — точно.

Тим растерянно смотрит на флаг и хлопает глазами.

Папа уже развернул свой флаг и теперь машет им над головой. Флаг весь черный, и на нем нарисованы белый череп и скрещенные кости. Папа держит флаг перед собой, чтобы Тиму было все видно. Он вовсе не сердится, папа. И не ругается на Тима.

Тим улыбается и подпрыгивает на месте.

— Я знаю, я знаю. Ты будешь пиратом.

Папа кивает.

Тим подходит к самому краю сцены, смотрит в зрительный зал.

— Мой папа — пират. Плавает по семи морям. И убивает плохих из пушки. И находит закопанные сокровища.

Зрители смеются.

Я забираюсь с ногами на стул и смотрю на зрителей. Они все смеются, им потому что смешно, что у Тима такой смешной папа-пират.

— Другие папы, они принимают наркотики, и их сажают в тюрьму. — Тим говорит: — Но мой папа — совсем не такой. Мой папа — лучший на свете.

И на этом спектакль кончается.

Все встают и идут на выход. Потому что спектакль закончился и сейчас театр закроется. Все выходят из театра. Обсуждают спектакль. Да, хорошая пьеса. Вам понравилось? Очень. И сама пьеса, и как играли. Да, игра потрясающая. Все выходят из театра, спускаются вниз по ступенькам.

Все, кроме меня.

Зажигается свет.

Раньше было темно, а теперь стало совсем светло. Дяденька, который из закулис, подходит ко мне. Он какой-то совсем сердитый. Он говорит:

— Ты еще здесь? Где твои мама с папой?

Я говорю:

— У меня нет мамы с папой. Моя мама, она…

— Ага.

— А мой папа — пират.

Дяденька, который из закулис, смеется.

— Папа плавает по семи морям.

Дяденька, который из закулис, кивает и смеется.

А потом мальчик, который из театра, который моего возраста, но уже даже играет в спектакле, выходит на сцену. Смотрит в зал, где теперь нет никого, потому что все зрители ушли. Мальчик, который из театра, спускается в зал и идет к выходу. Проходит мимо меня, идет дальше, но потом возвращается и говорит:

— Это тот мелкий крендель, который чуть не сорвал нам спектакль?

Он сам точно такой же, как я. Точно такого же возраста, как и я.

И еще обзывает меня, что я мелкий.

— Ну, ты и придурок. Ты нам чуть не испортил спектакль.

Я пожимаю плечами.

— Хотел обратить на себя внимание? Ты почему до сих пор не ушел? Я вообще не понимаю, почему тебя не скормили львам. Это что у тебя?

Я смотрю на Клоуна Подушкина. Поднимаю его повыше.

— Ага. — Мальчик, который из театра, отбирает у меня медвежонка. Вертит его в руках, смотрит. — Похоже на плюшевого медвежонка. То есть когда-то он был плюшевым медвежонком. В другой жизни, наверное. Пока по нему не прошлись циркулярной пилой. И не избавили от страданий. Что у него с глазами?

— Ему…

— И где его лапы?

Они есть, лапы есть. Только они у меня в кармане

— А почему твоя мама его не починит? Хотя что там чинить?! Пусть она его выбросит на помойку и купит нового.

— Она…

— Только не говори мне, пожалуйста, что у твоих папы с мамой нет денег на нового плюшевого медведя. — Мальчик, который из театра, хмурится и говорит: — Значит, вы пребываете за чертой бедности. И тогда возникает вопрос. Как ты здесь оказался вообще? Кто тебя, интересно, впустил в папин театр?

Я смотрю на дяденьку, который из закулис.

Дяденька, который из закулис, молчит. Ничего не говорит.

Я смотрю на мальчика, который из театра.

— Я…

— Только не говори мне, пожалуйста, что ты пришел с этой паршивой экскурсией из школы. Мне вообще непонятно, почему их пускают в приличный театр. Тем более этих дебилов из бедных районов. Это же не дети, а просто уроды какие-то.

Я молчу, ничего не говорю.

— А вот и мой папа. И мама.

Я стою и кусаю губы.

— Это мой папа. — Мальчик, который из театра, показывает на сцену. — Ты о нем, разумеется, даже не слышал. И никогда не услышишь. Он не какой-нибудь там футболист и не кинозвезда. Мой папа. Которому принадлежит этот театр. И который вообще не выносит дебилов, дебильности и дебилизма в любом проявлении. И который, я более чем уверен, даже не стал бы с тобой разговаривать, а сразу скормил бы голодным львам. Мой папа. — Мальчик, который из театра, стоит, сложив руки на груди. — Ты вообще знаешь, кто у меня папа? Хотя откуда такому придурку знать?! Мой папа — лорд Гамильтон Симпатяга. И ему принадлежит этот театр. А это значит… Ты уже понял, что это значит? — Мальчик, который из театра, показывает на потолок. — Это значит, что все, что находится под этой крышей, в том числе и любая живая душа, принадлежит ему по законному праву. Иными словами, он тут самый главный. Мой папа.

Я молчу, не говорю ничего.

Мальчик, который из театра, тоже не говорит ничего.

Просто стоит с важным видом. Его папа с мамой уже спустились со сцены и теперь идут по проходу, идут прямо к нам. Все молчат, не говорят ничего. Папа с мамой подходят к нам. Мальчик, который из театра, говорит: