Поздней осенью, когда стало холодно и листочки на прутике опали, он превратился уже в маленький кустик, высотой более фута. Сначала Дора решила взять ящик в дом на зиму, чтобы кустик перезимовал в тепле. Но потом подумала, что нельзя лишать его привычных условий. Всю зиму она следила за своим кустиком из-за оконного стекла: не поломали ли его осенние ветра, не повредила ли зимняя стужа и с облегчением вздохнула весной, когда на тоненьких веточках начали набухать первые почки.

Теперь Дору начали волновать другие проблемы: что делать с кустиком? Его нужно где-то посадить, чтобы со временем выросло дерево. Но где? И как это сделать?

Несколько лет назад буквально под окном Доры в непогоду упало старое дерево. С тех пор на тротуаре остался земляной квадрат, заросший травой. Там Дора и решила посадить кустик. “Каждый день я смогу наблюдать за ним из окна, радоваться тому, как он растёт. А со временем он станет деревом. И хотя я, конечно, не увижу этого дерева, это будет мой след на этой земле”, – думала Дора и, это её согревало.

Она долго готовилась к посадке. Чтобы кто-нибудь не поломал кустик или его не повредили собаки, Дора даже приобрела в магазине невысокую ограду белого цвета. “Белая заметнее”, – решила она. Её помощница была удивлена: зачем старушке нужна эта покупка?

В апреле стало совсем тепло, и вот, однажды, в очень ранний час, когда ещё все спали, Дора приступила к посадке. Совсем было не просто старой Доре с ее больными ногами вырыть садовым совочком в дерне яму, перетащить кустик с комом земли, установить ограду, а затем ещё полить посадку. Она трижды спускалась и поднималась в свою квартиру. Каждый раз с каким-то грузом, и, конечно, выбилась из сил. Наверное, полдня она потом пролежала, приходя в себя. Зато теперь, каждый раз подходя к окну, Дора любовалась своим питомцем и с чувством удовлетворения отмечала, что многие жильцы дома останавливаются и с удивлением осматривают плоды ее труда.

Но радость Доры была недолгой. Через несколько дней утром её разбудил звук двигателя грузовика, остановившегося под её окном. С ужасом она обнаружила, что с грузовика сгрузили молодое деревце с комом земли на корневище, закутанном в мешковину, а также колья для подпорки. Машина ушла, но было ясно, что скоро придёт другая для посадки дерева, а её кустик, который дал уже первые листочки, просто выкинут. Это было ужасно. Этого нельзя было допустить!

Накинув что-то впопыхах на себя, растрёпанная, перепуганная Дора помчалась на предельно доступной ей скорости вниз, прижимая к себе эмалированный таз. Глядя на неё можно было подумать, что женщина сошла с ума. Но Доре было не до того. Она быстро откопала несчастный кустик и, выбиваясь из сил, потащила его домой. На её счастье одновременно с ней в лифт вошла соседка по лестничной клетке, которая помогла занести тазик с кустиком в квартиру к Доре.

Уставшая и измученная переживаниями Дора бессильно опустилась в кресло и расплакалась. Она поведала утешавшей её соседке о своих злоключениях.

– Что я теперь буду с ним делать? – повторяла она сквозь слёзы. Соседка, которой никак не удавалось успокоить разволновавшуюся старушку ушла, но вскоре вернулась обратно.

– У меня хорошие новости, – сообщила она Доре. – Найдено решение вашей проблемы. В воскресенье приедет мой племянник. У него машина, и мы вместе с вами отвезём кустик в лес и там посадим его. Вы согласны?

Дора уже много лет не выезжала на природу, и выбранное для посадки место ей очень понравилось. Неширокая лесная полоса отделяла хайвей от океана. С довольно высокого берега просматривалась песчаная отмель и голубая, словно специально подкрашенная синькой вода залива. Лёгкий ветерок чуть колебал листву, щебетали какие-то птицы, из высокой травы местами робко выглядывали незнакомые цветы.

“Здесь ему будет прекрасно, – решила Дора, когда всё было закончено: кустик посажен и полит припасённой водой. – Конечно, я его больше никогда не увижу. Никогда не попаду сюда, а если даже и попаду, то не найду его. Вот сейчас стоит сделать несколько шагов, и я уже не различу его среди других собратьев”.

Она в последний раз оглядела кустик, нежно погладила молодые листочки и неуклюже заковыляла к машине. И пока она шла и потом ещё очень долго она мысленно повторяла три слова: “Я посадила дерево! Я посадила дерево! Я посадила дерево!” И это наполняло её чувством выполненного долга, как бы подводило положительный итог её долгой, одинокой жизни.

1999 г.

ЧТО ВПЕРЕДИ?

Лора застала мужа сидящим за письменным столом в позе очень утомлённого человека, с неестественно низко опущенной головой.

– Додик! Что с тобой? Ты себя плохо чувствуешь? Наверное, опять поднялось давление?

– Нет, нет, – мужчина встрепенулся и устало откинулся на спинку кресла, – просто мне вспомнилось очень далекое – квартира моего деда на Фонтанке. После революции бежал за рубеж её прежний хозяин, и жилище отдали большой еврейской семье. В этой огромной квартире, помимо стариков – родителей, жили ещё их шесть дочерей – сестёр моего отца, с мужьями и детьми. Я часто бывал там в детстве. Отец брал меня туда на все праздники и дни рождения, которых отмечалось большое множество. На столе всегда было много вкусной еды, помимо непременной гефилте-фиш, которую непревзойдённо готовила тётя Броня. Там я впервые попробовал вкус мацы, которую не так легко было достать. Мне она совсем не понравилась.

Детям там всегда было весело. Дядя Оня – муж одной из тёток - играл на скрипке, и многочисленная детвора, напялив родительские шапки, маршировала из комнаты в комнату с криками и смехом.

Но самым интересным было, когда чуть разгорячённые вином взрослые начинали петь. У самой младшей – тёти Эстер – был довольно сильный и красивый голос. Пели разное. Но каждый раз меня больше всего волновала одна песня. Её пели на идиш. Я не понимал слов. Не могу понять почему тогда не спросил, о чём в ней поётся, но мелодия!.. Она меня просто потрясала, мурашки пробегали по коже, хотелось встать и слушать её стоя. Мне она казалась каким-то гимном евреев. Вроде Марсельезы для французов.

Как было замечательно видеть вокруг родные лица тех, кого любишь, кто любит тебя! Быть членом этой большой и дружной семьи. Почти никого из них нет в живых. Осталась лишь фотография, на которой все вместе 23 человека.

– Почему ты сейчас вспомнил об этом?

– Наверное, от одиночества. Ни у тебя, ни у меня не осталось родных, кроме наших детей. Но мы с ними практически не видимся и не общаемся.

– В этом есть и твоя вина. Возможно, многое было бы по-другому, если бы ты не выступил против желания Миши жениться на американке и не настроил против себя как Мишу, так и его жену.

– Я ничего не имел против Кони как человека. Я лишь хотел, чтобы мои внуки умели говорить по-русски и мы могли бы общаться с ними, хорошо понимая друг друга. Что же получилось? Внуки говорят только по-английски и сейчас, став практически взрослыми, очень далеки от нас. Мы для них совершенно чужие люди.

– Твои отношения с Мишей и Кони вроде бы улучшились, но, когда ты выступил категорически против учёбы детей в частной католической школе, отношения с их семьёй испортились окончательно.

– Я ничего не имею против католической веры. Она на сегодня одна из самых прогрессивных религий. Евреев давно уже не сжигают на кострах инквизиции. Мне просто хотелось, чтобы у детей было светское образование, чтобы они не забывали, что их папа, дедушка и бабушка евреи, чтобы они хоть немного знали историю этого народа и его обычаи.

– Ты очень упёртый! Твоё мнение всегда истина в последней инстанции. Иногда твоя упёртость переходит всякие границы и ты получаешь в ответ то, что заслужил.

– Но я ведь не стал возникать, когда Лена решила выйти замуж за Джона. И что получилось? Через два года, когда у него кончился здесь контракт, они уехали на его родину в Австралию. Сколько раз за прошедшие 17 лет мы видели её детей, не знающих ни одного русского слова?