Охрана штаба взяла на караул, когда командный фургон открылся. Фалькенберг отдал ей честь и строевым шагом прошел в штабной бункер.

— Смир-рна! — скомандовал главстаршина Кальвин.

— Вольно. Господа, майор Сэвидж, вам будет приятно узнать, что я привел полковую артиллерию. Мы высадили ее вчера. Немного поиздержались, не так ли?

— Вот именно, Джон Кристиан, мрачно ответил Джереми Сэвидж. — Если бы бой продолжался еще час, у нас бы иссякло все. Мисс Хортон, вы можете теперь расслабиться. Полковник сказал «вольно».

— Я не была уверена, — задиристо сказала Гленда Рут. Она взглянула за дверь, где рассыпался почетный караул из штабной охраны и неодобрительно нахмурилась. — Мне было бы крайне неприятно оказаться расстрелянной за несоблюдение формальностей.

Офицеры и солдаты на КП напряглись, но ничего не случилось. Фалькенберг повернулся к майору Сэвиджу.

— Какие потери, майор?

— Тяжелые, сэр. Во Втором батальоне у нас три активных полка.

Лицо Фалькенберга оставалось невозмутимым.

— А сколько ходячих раненых?

— Сэр, это включает и ходячих раненых.

— Понятно. Шестьдесят пять процентов потерь, не включая ходячих раненых. А Третий?

— Я не смог был собрать из двух рот капральского караула. Уцелевшим поручена служба при штабе.

— Кто же там держит фронт, Джереми? — спросил Фалькенберг.

— Иррегулярные части и то, что осталось от Второго батальона, полковник. Мы довольно-таки рады вас видеть, вы разве не поняли?

Какой-то миг Гленда Рут боролась с собой. Что бы там она ни думала обо всех этих бессменных милитаристских ритуалах, столь милых Фалькенбергу, честность требовала, чтобы она что-то сказала.

— Полковник, я обязана извиниться перед вами. Я сожалею, что предполагала, что ваши солдаты не станут сражаться в Астории.

— Вопрос в том, мисс Хортон, станут ли они нашими. У меня есть две батареи артиллерии Сорок Второго, но я ничего не могу добавить к самой линии фронта. Мои войска обкладывают Доукс Ферри, мои мобильные части и Первый батальон — на плато Форт Хайтс, и полк будет рассеян еще три дня. Вы говорите, что ваши ранчеро не могут действовать так хорошо, как мои наемники?

Она несчастно кивнула.

— Полковник, мы никогда бы не смогли устоять перед той атакой. Старший центурион Второго говорил мне, что прежде, чем кончился бой, многие из его минометов обслуживали только одни ваши солдаты. У нас никогда не будет таких стойких бойцов.

Фалькенберг, видимо, испытал заметное облегчение.

— Значит, центурион Брайант уцелел?

— Ну да.

— Значит, и Второй еще жив, — Фалькенберг удовлетворенно кивнул про себя.

— Но мы не можем остановить еще одну атаку этих танков! — запротестовала Гленда Рут.

— Нам, может быть, и не понадобится, — сказал Фалькенберг. — Мисс Хортон, я держу пари, что фон Меллентин не рискнет своими танками, пока пехота не прочистит это отверстие. С его точки зрения он попробовал и столкнулся с чем-то таким, с чем он не может справиться. Он не знает, насколько он был близок к цели. В то же время, господа, благодаря вашим усилиям в нахождении транспорта мы частично вновь снабдили артиллерию боеприпасами. Давайте посмотрим, что мы можем сделать с тем, что у нас есть.

Спустя три часа они оторвались от карт.

— Вот так, значит, — сказал Фалькенберг

— Да, — Гленда Рут оглядела расположение войск. — Ключ ко всему этому — те передовые дозоры, — осторожно произнесла она.

— Конечно, — он сунул руку в полевую сумку. — Выпьете?

— Сейчас?

— Но почему бы и нет?

— Спасибо, да.

Он налил две кружки почти доверху виски и вручил ей одну.

— Я, однако, не смогу остаться надолго, — сказала она.

Он пожал плечами и поднял свою.

— За старательного врага. Но не слишком…

Она с миг поколебалась, а потом выпила.

— Для вас это игра, не так ли?

— Наверно. А для вас?

— Мне ненавистно все это. Я не хотела снова поднимать это восстание, — она содрогнулась. — С меня было достаточно убитых, искалеченных, сожженных ферм…

— Тогда почему вы здесь? — спросил он. В его голосе не было никакой насмешки и никакого презрения. Вопрос был искренним.

— Мои друзья попросили вести их, и я не могла отмахнуться от них.

— Хорошая причина, — сказал Фалькенберг.

— Спасибо, — она осушила чашку. — Теперь я должна идти. Мне надо надеть свои боевые доспехи.

— Это вполне разумно, хотя бункеры выстроены хорошо.

— Я буду не в бункере, полковник. Я иду в дозор с моими ранчеро.

Фалькенберг критически оглядел ее.

— Я бы не сказал, что это мудро, мисс Хортон. Личная смелость в командире достойна восхищения, но…

— Я знаю, — мягко улыбнулась она. — Но ее нет нужды демонстрировать потому, что она само собой подразумевается, верно? Но не с нашими. Я не могу приказывать ранчеро, и у меня нет многолетних традиций, чтобы держать их, — это-то и есть причина всех церемониалов, не так ли? — удивленно спросила она.

Фалькенберг игнорировал вопрос.

— Суть в том, что бойцы следуют за вами. Я сомневаюсь, что они станут столь упорно сражаться за меня, если вас убьют.

— Не о том речь, полковник. Поверьте мне, я не хочу выходить в этот дозор, но если я не выйду в первый раз, другого может не быть. Мы не привыкли держать фронт, и требуются некоторые действия, чтобы поддержать стойкость моих бойцов.

— И поэтому вам надо стадом гнать их в бой.

— Если пойду я, пойдут и они, — она пожала плечами.

— Я одолжу вам центуриона и нескольких штабных караульных.

— Нет. Пошлите со мной тех же солдат, что пошлете с любыми частями Патриотов, — она с минуту покачивалась. Отсутствие сна, виски и узел страха в животе на миг соединились. Она секунду держалась за край стола, пока Фалькенберг глядел на нее.

— О, черт, — произнесла она. Затем слегка улыбнулась. — Джон Кристиан Фалькенберг, неужели вы не понимаете, почему это должно быть именно так?

Он кивнул.

— Мне это не нравится. Ладно, получите последние наставления от главстаршины через двадцать пять минут. Желаю удачи, мисс Хортон.

— Спасибо, — она поколебалась, но больше ей нечего было сказать.