Все заговорили сразу, крича Президенту, перешептываясь с соседями, пока Грант громко не прочистил горло.

— Мистер Президент, — произнес он, используя командный тон усвоенный во время краткого пребывания в армейском резерве. — Мистер Президент, простите меня, но это предложение нелепо. В Объединенной Партии нет никого, кто обладает даже призрачным шансом на победу. Вы один сохраняете популярность. Даже мистер Гармон говорит о вас столь хорошо, как он не говорит ни о ком, кто не в его группе. Вы не можете уйти в отставку, не потянув за собой Объединенную Партию и вы не можете отдать кресло мистеру Бертраму, потому что он не сможет продержаться в нем и шести месяцев.

— Неужели дела так плохи? — Президент Липскомб нагнулся к Гранту в конфеденциальной манере, используемой им в разговорах по душам. — Действительно ли мы столь уверены, что только мы можем спасти человеческую расу, Джон? Или мы всего лишь хотим удержать власть?

— И то и другое, я полагаю, — ответил Грант. — Не то, чтобы я сам возражал против того, чтобы уйти на покой.

— Уйти на покой, — фыркнул Каринз. — Пустите чистых деток Бертрама на два часа в архивы и никто из нас не уйдет на покой, кроме как на тюремную планету КД. Вы, должно быть шутите… Уйти на покой?!

— Может быть и верно, — согласился Президент.

— Есть другое средство, — предложил Каринз. — Генерал, что произойдет, если Гармон возьмет верх и начнет свою войну?

— Мистер Грант знает лучше меня, — ответил генерал Карпентер. Когда другие уставились на него, он продолжил, — никто никогда не вел атомной войны. Почему мундир делает меня большим экспертом, чем вы? Может быть, мы сумеем победить. С тяжелыми потерями, очень тяжелыми, но наша оборона хороша.

Карпентер сделал жест в сторону двигающихся огоньков на настенной карте.

— Технология у нас лучше, чем у русских. Наши лазерные пушки должны бы сбить большинство их ракет. Флот КД не позволит никому из нас воспользоваться космическим оружием. Мы можем победить.

— Можем, — мрачно повторил Липскомб. — Джон?

— Мы можем и не победить. Мы можем убить больше половины человечества. Может и больше. Во имя бога, откуда я знаю что произойдет, когда мы станем швыряться атомными бомбами?

— Но русские не подготовлены, — заметил представитель коммерции. — Если мы ударим по ним без предупреждения… Люди никогда не меняют правительства посреди войны.

Президент Липскомб вздохнул. — Я не собираюсь начать атомную войну, чтобы остаться у власти. Чтобы я ни сделал, я это делал для сохранения мира. Это мое последнее оправдание. Я не мог бы жить в мире с самим собой, если принесу мир в жертву для сохранения власти.

Грант откашлялся.

— В любом случае мы не могли этого сделать. Если мы начнем обращать оборонительные ракеты в наступление, разведка Кодоминиума прослышит про это через десять дней. Договор, знаете ли не допускает этого. — Он закурил еще одну сигарету. — Так или иначе, мы не единственная угроза КД. Всегда есть Каслов.

Каслов был чистым оптимистом, желавшим освободить Землю для коммунизма. Некоторые называли его последним коммунистом, но он, конечно, не был последним. У него имелась масса последователей. Грант хорошо помнил тайную конференцию с послом Черниковым всего лишь несколько недель назад.

Советский посол был опытным дипломатом, но было ясно, что он отчаянно чего-то хотел. Он хотел, чтобы Соединенные Штаты поддерживали давление, не ослабляли своей обороны на границах американской сферы влияния, потому что если коммунисты когданибудь отберут что-то у США без тяжелого боя, Каслов приобретет дома больше влияния. Он может даже захватить власть над Президиумом.

— Повсюду национализм, — вздохнул Грант. — Почему?

На это ни у кого не было ответа. Гармон набрал силу в США, а Каслов в Советском Союзе, в то время как дюжина мелких националистических лидеров набрала власть в дюжине других стран. Некоторые думали, что это началось с японского националистического оживления.

— Все это чепуха, — заявил помощник генерального почтмейстера. — Мы не собираемся уходить и не затеиваем никаких войн. А теперь, что потребуется для того, чтобы отобрать поддержку у мистера Чистюли Бертрама и направить ее обратно к нам, где ей и надлежит быть? Хороший скандал, верно? Срабатывало прежде не раз. Можно в наглую обокрасть людей, если достаточно громко орешь, какой жулик другой парень.

— Например? — поторопил его Каринз.

— Работает с япошками. Может дать япошкам ядерное. Поддерживает движение независимости Мэйдзи. Я уверен, что мистер Грант может что-нибудь устроить.

Каринз энергично закивал. — Это может сработать. Развеет иллюзии у организаторов его кампании. Сторонники Кодоминиума враз переметнутся к нам.

Каринз помолчал и засмеялся. — Конечно, некоторые из них направятся и к шайке Миллингтона тоже.

Все рассмеялись. Никто не беспокоился насчет Освободительной партии Миллингтона. Его сумасшедшие вызывали беспорядки и поддерживали страх в налогоплательщиках и делали популярными многие мероприятия по линии безопасности. Освободительная партия давала возможность полиции разбить несколько голов, прекрасные беспорядки для телевидения к вящей забаве Граждан и счастью налогоплательщиков.

— Я думаю, мы можем спокойно предоставить детали мистеру Гранту, — широко ухмыльнулся Каринз.

— Что вы сделаете, Джон? — спросил Президент.

— Вы действительно хотите узнать, мистер Президент — перебил Мориарти. — Я — нет.

— И я нет, но если я могу это разрешить, я могу по-крайней мере выяснить, что именно. Что вы сделаете, Джон?

— Слепим чепуху, полагаю. Состряпаем заговор, а потом раскроем его.

— Вот как, — покачал головой Мориарти. — Он должен быть состряпан хорошо. Люди начинают сомневаться насчет всех этих заговоров.

Грант кивнул. — Будут доказательства. Вещественные доказательства. Тайный арсенал ядерного оружия.

Все кивнули. Затем снова ухмыльнулся Каринз.

— Вот здорово. Вот это рванет так рванет. Спрятанное ядерное. Настоящее, я полагаю?