– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – Нина Викторовна бросила взгляд на часы. – Александр Васильевич, будьте любезны, напишите отчет, а я пойду посмотрю, чем там у нас «аналитики» занимаются, и в первую очередь ваш бывший коллега подполковник Ильин.

Иногда мне хочется смеяться, иногда – плакать, а иногда кричать: «Господи?! Куда я попал?! Кто эти люди, и зачем я здесь?!»

В один момент мир встал с ног на голову, и все то, что я знал раньше, в одночасье потеряло смысл. Иногда мне это даже нравится – приятно, знаете ли, оказаться на стороне победителей. Тем более в деле, которому ты посвятил всю свою жизнь. Но обо всем по порядку…

Унтер-офицер, которому я сказал, что он имеет дело с русским офицером, не стал со мной спорить, и лишь удивленно приподнял левую бровь. Дальше произошло нечто совершенно невероятное. Он вытащил из нагрудного кармана своего жилета маленькую черную коробочку с торчащим из нее штырем, что-то на ней нажал и приложил ее к уху.

– Товарищ капитан, докладывает сержант Бондаренко. Тут это… грек, которого мы из зиндана вытащили, говорит, что он русский офицер, разведчик… – Коробочка что прохрипела в ответ, и унтер оглянулся. – Так недалеко от ворот мы, под навесом. Ага, так точно, товарищ капитан, выходим к воротам и ждем. – Унтер убрал коробочку в карман и повернулся ко мне. – Вот так, господин офицер, товарищ капитан сейчас подойдет, выходим к воротам, и там ждем его…

У этих самых ворот я остановился в остолбенении: огромные створки из кедровых досок в два пальца толщиной лежали, сорванные с петель. Ну, а чуть дальше, на площади, стояло то, что заставило меня вытаращить глаза от удивления. Боевая повозка, машина – не знаю даже, как и назвать ЭТО – причем того же цвета, что и форма на диковинных солдатах. На вид она вся была сделана из железа, и при этом еще и двигалась не на колесах, а на длинных гибких лентах из металлических звеньев, соединенных в кольцо. Так вот что так лязгало и гремело у меня над головой! Только вот хоть убейте меня – я не представляю, что за мотор приводит в движение сей удивительный аппарат. Ведь для паровой машины необходимой мощности внутри просто нет места… Я же все-таки артиллерист, человек образованный, в технике понимаю достаточно. Да и по службе мне нужно знать о новинках техники. Так вот что я вам скажу, милостивые господа: ничего похожего НИГДЕ и НИКЕМ сделано не было!

Мимо нас прошел молодой подпоручик, бросив на ходу моему сопровождающему:

– Бондаренко, Иванцова не видел?

– Он где-то внутри, тащ лейтенант, – ответил тот, мимоходом козырнув.

Что меня еще очень удивило (кроме боевой повозки, естественно), так это то, что нижние чины, унтера и офицеры были одеты в абсолютно одинаковую форму, различаясь только погонами. Это что же надо было сделать с нашим офицерством, представители которого как сороки обожают все блестящее, и которые ни за что не согласились бы променять свои яркие мундиры на эту форму-невидимку? Похожие взаимоотношения офицеров, хотя бы с унтерами, я раньше видел только в казачьих сотнях. Ну, там все понятно – рядовой казак и офицер обычно с одной станицы, а может даже, с одной улицы. А тут? Ой, не знаю, не похожи что-то они на станичников. Хотя нет, похожи – вот идет один из них…

– Здравия желаю, тащ капитан, – козырнул унтер (как-то не поворачивается у меня язык называть его сержантом), – вот этот человек утверждает, что он русский офицер, хотя сначала сказал, что греческий купец.

Капитан внимательно оглядел меня с ног до головы. Показалось, что он заглядывает прямо мне в душу. По возрасту и ухваткам я угадал в нем старого воина, который, может быть, дрался с англичанами и французами рядом с моим батюшкой на Малаховом кургане или резался с турками под Ериванью.

Немного помолчав, он сказал:

– Чем вы можете доказать, что вы офицер Российской армии? Или, милостивый государь, я должен поверить вам на слово?

Немного волнуясь, я подал ему лоскут полотна размером примерно с носовой платок, который извлек из-под подкладки моей куртки.

И тут он снова меня удивил. Коротко хмыкнув, капитан повертел лоскут в руках, бормоча себе под нос:

– Ну где же я вам тут утюг возьму?! – Потом сунул его в руки унтеру. – Натяни потуже!

Еще мгновение – и в руках у капитана, как у какого-нибудь факира в ярмарочном балагане, вспыхнул огонь. Он водил пламенем под полотном, и на нем стали появляться зеленоватые буквы. Закончив свои манипуляции, капитан вслух прочитал написанное на полотне: «Податель сего является поручиком Русской армии Дмитрием Николаевичем Никитиным, и действует на территории Оттоманской Порты с моего ведома и по моему поручению. Генерал-адъютант, граф Н. П. Игнатьев. 7 февраля 1871 года».

Капитан еще раз хмыкнул и поднял на меня глаза.

– Что вы имеете доложить, господин поручик?

Теперь в его взгляде читался вполне практический интерес к моей персоне.

Я подтянулся.

– Господин капитан, у меня есть сведения, которые в связи с началом военных действий следует срочно отправить в Россию. В настоящий момент эти бумаги находятся в тайнике на моем каике.

Капитан вернул мне мой документ, буквы на котором по мере остывания побледнели.

– Сержант Бондаренко, возьми машину, пару ребят из своего отделения, и сгоняй с господином поручиком в гавань, – сказал он. – Если ротный спросит, скажи – я приказал! И быстро одна нога здесь, другая там!

Что тут началось! Меня подсадили на борт одной из боевых повозок, и сказали: «Держись!» Неожиданно повозка подо мной взревела как разъяренный бык. Я от неожиданности чуть… в общем, испугался малость.

Наверх ловко запрыгнули унтер-офицер Бондаренко, и еще двое таких же пятнистых нижних чинов присели на броню (я сразу понял, что машина сделана из толстой прочной стали). Машина дернулась, круто развернулась и с металлическим лязгом помчалась по извилистой улочке в сторону гавани. Едва только раздался первый рык, как на всех заборах и деревьях вокруг нас появились любопытные мордашки соплеменников моей любезной матушки, в возрасте примерно от пяти до пятнадцати годов.

В гавани догорали остатки турецкого вооруженного парохода «Изеддин». Увидев набережную, я присвистнул от удивления. Похоже, что именно здесь полегли лучшие воины Саид-бея. Тут были трупы аскеров – внешне совершенно целые, но были также и такие, от которых мало что осталось.

Хвала Николаю Угоднику, моя «Ласточка» осталась целой и невредимой. Старый Константинас, мой шкипер, заместитель и почти второй отец, встретил меня у трапа со слезами на глазах.

– Мой господин, мы уже и не надеялись увидеть вас в живых. – Повернувшись к моим сопровождающим, он низко поклонился им. – Скажи этим храбрым русским воинам, что мы всегда будем помнить добро, которое они сделали для нашего народа.

Я отвел его в сторону.

– Константинас, старый плут, я помню, что, когда меня арестовали, бей оставил на корабле двух своих бандитов. Где они?

– Все в порядке, хозяин. – Старик снова поклонился мне. – Когда в гавань вошел русский десант, эти дети сатаны решили немного пострелять по их железным повозкам. Мы видели, что сделал с корветом всего один снаряд из пушки их повозки, и решили не рисковать. Наши матросы стукнули турок по голове веслами, связали и спрятали в трюме. И – видит Божья Матерь – мы совершенно не знаем, что с ними делать.

– Выкиньте их за борт, – отмахнулся я, – такая мелочь, как жизнь, теперь им совершенно не нужна. Если их отпустить, то они снова начнут разбойничать, пусть и с другим главарем. Свяжи им руки и ноги, напихай камней за пазуху и отпусти на волю – на дно морское.

– Будет сделано, мой господин, что еще? – Константинас сделал рукой неуловимый жест, и нам подбежал один из матросов, кстати, его внучатый племянник. Они немного пошептались, и я был уверен, что теперь, как только мы отбудем, башибузуки отправятся на встречу с крабами.