Я резко отодвинулся от откоса могилы. Какого черта? Я отдыхал от силы пару минут. Или нет? Я еще несколько раз поморгал, глядя на небо, потом медленно поднялся на ноги. Это далось мне не без труда: меня словно накрыли несколькими слоями тяжелых, влажных одеял или подбитых свинцом фартуков, какие обыкновенно используют в рентгеновских кабинетах.

— Мне всегда нравится смотреть на то, как что-то новое рождается, — продолжал голос. Теперь я разобрал, что голос детский. — Можно гадать, во что это превратится, а потом смотреть, так ли это вышло.

Моя могила глубокая, футов шесть. Но и роста во мне заметно больше шести футов. Поэтому когда я встал во весь рост, глаза мои оказались на несколько дюймов выше края могилы и невысокого снежного барьера по ее периметру. В общем, поднявшись, я увидел маленькую девочку.

На вид ей было лет шесть, но даже для такого возраста она казалась маленькой. Одежда девятнадцатого века, вся в кружевах, казалась до нелепого непрактичной: любой нормальный ребенок перепачкал бы ее уже через полчаса. Башмачки, похоже, ручной работы, застегивались на маленькие металлические пряжки. На плече она держала маленький зонтик, по цвету такой же, как платье. Во всем остальном девочка не отличалась от большинства детей... ну, стоит упомянуть еще только ярко-зеленые глаза.

— Привет, — сказал я.

— Здрасьте, — отозвалась она, сделав книксен — ни дать ни взять Ширли Темпл. — Очень приятно с вами познакомиться, покойный мистер Гарри Дрезден.

Я решил держаться с ней поосторожнее: как знать, действительно ли она такая маленькая девочка, какой кажется...

— Откуда ты знаешь, как меня зовут?

Она сложила зонтик и постучала им по моей надгробной плите. Действительно, надпись золотыми буквами по белому мрамору гласила: «ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ ГАРРИ ДРЕЗДЕН». Чуть ниже, под золотой пентаграммой виднелось: «ОН ПОГИБ ЗА ПРАВОЕ ДЕЛО».

На мгновение мне показалось, будто во рту у меня стоит странный сладковатый привкус, а в ноздри ударил запах сосновой хвои и свежей травы. По спине пробежал холодок, и я поежился. А потом и привкус, и запахи исчезли.

— Вы меня знаете? — спросила девочка. — Я ведь знаменита.

Я прищурился. Потом сделал усилие и, исчезнув со дна могилы, оказался рядом с девочкой. При этом, правда, я стоял лицом в другую сторону, поэтому со вздохом повернулся и осмотрелся по сторонам. Есть на Грейсленде один знаменитый памятник маленькой девочке, известной как Инес. Он стоит здесь уже века два, и каждые несколько лет появляются слухи, будто статуя пропадает с пьедестала, а посетители кладбища встречаются с маленькой девочкой в старомодной одежде.

Вот она, статуя, исчезнувшая с пьедестала.

— Ты Инес, — сказал я. — Знаменитый призрак Грейсленда.

Девочка рассмеялась и захлопала в ладоши.

— Меня так называли, да.

— Я слыхал, тебя откопали пару лет назад. Так что памятник остался только как реклама скульптурной фирмы или чего-то в этом роде.

Она снова раскрыла зонтик и закинула его на плечо, покручивая, словно в раздумье.

— Боже мой. Людей интересуют дела, происходившие за сотни лет до их рождения. Кто бы мог подумать... — Она внимательно оглядела меня с ног до головы. — Мне нравится ваш плащ.

— Спасибо, — улыбнулся я. — Мне нравится твой зонтик.

Она расцвела улыбкой.

— Вы так галантны. А то мне тут порой казалось, что я никогда больше не встречу никого по-настоящему воспитанного. — Она еще раз пристально посмотрела на меня. — Мне кажется... Вы, должно быть, станете... — она задумчиво прикусила губу, сощурила глаза и медленно кивнула, — настоящим монстром.

Я нахмурился:

— Это почему?

— Все новорожденные во что-то превращаются, — наставительно сказала Инес.

— Я не новорожденный.

— Самый настоящий, — возразила она и мотнула головой в сторону моей могилы. — Вы вступили в новый мир. Ваша прошлая жизнь ничего не значит. Вас там больше нет. А перед вами открывается новая, бескрайняя Вселенная. — Она окинула кладбище спокойным взглядом. — Я видела много, очень много новорожденных, мистер Дрезден. И видела, во что они превращаются. Вот вы, ваша тень, — натуральный монстр.

— Вовсе нет, — обиделся я.

— Ну, возможно, пока еще нет, — согласилась она. — Но... со временем, когда те, кто вам дорог, состарятся и уйдут, а вы ничегошеньки не сможете поделать, чтобы им помочь... еще как превратитесь. Вот увидите.

— Ты ошибаешься.

Ямочки на ее щеках сделались глубже.

— А что вам так не нравится, новорожденная тень? Вот я ничего не вижу плохого в том, чтобы быть монстром.

— А я вижу. Что в этом хорошего?

— Ох! — Девочка тряхнула головой. — Ну не будьте же таким ограниченным. Люди восхищаются монстрами. Они слагают про них легенды и песни. Они им завидуют. Вот вы, новорожденная тень, вы знаете, что такое монстр? Монстр — это власть. Власть и свобода выбора. Монстры вольны выбирать. Монстры определяют мир. Монстры заставляют нас быть сильнее, умнее, лучше. Монстры отсеивают сильных от слабых, они как кузня, что закаляет души, превращая их в сталь. Даже проклиная монстров, мы ими восхищаемся. Мечтаем превратиться в них, хотя бы отчасти. — Взгляд ее сделался отрешенным. — Есть вещи много, много страшнее, чем превратиться в монстра.

— Монстры причиняют людям зло. Я не хочу.

Инес захихикала — совсем по-детски, по-девчачьи. Она крутанулась на носках, взмахнув зонтиком.

— Гарри Дрезден, длинный хвост, — пропела она дразнилку. — Оказался вот как прост! — Она еще раз окинула меня взглядом и уверенно кивнула: — Монстр. Про вас напишут не одну книгу.

Я открыл рот, но не выдавил из себя ни слова. Просто не нашелся что ответить.

— Этот мир так мал, — продолжала она. — Так скучен. Так уныл. — Она одарила меня очаровательной улыбкой. — Вас никто сюда не привязывал, мистер Дрезден. Так что вас здесь держит?

Я поежился. Холод, зародившийся у меня в желудке, потихоньку расползался по телу. Я промолчал.

— Ах! — довольно выдохнула Инес. Взгляд ее задержался на моей могильной плите, и она склонила голову чуть набок. — А вы... правда? — безмятежно спросила она.

Я тряхнул головой.

— Что — правда?

— Правда погибли за правое дело?

Я немного подумал. И еще немного.

— Нет, — тихо сказал я. — Нет, неправда.

Она склонила голову на другую сторону.

-Ой?

— Была одна маленькая девочка, — так же тихо объяснил я. До меня не сразу дошло, что я произношу слова вслух, а не слышу их только у себя в голове — Ее... ее похитили. Ее собирались мучить. И я перепробовал все. Чтобы ее вернуть. Я...

Меня вдруг снова начало мутить. В памяти мгновенно всплыла картина смерти Сьюзен, когда ее тело силилось принять образ монстра, окончательно уступив снедавшей ее жажде крови. Я буквально ощущал на губах болезненный жар ее кожи, осязал капли ее крови, забрызгавшей меня, когда я перерезал ей горло, приведя в исполнение заклятие, которое стерло с лица земли всех сукиных детей из Красной Коллегии, посмевшей угрожать моей девочке.

Мне не оставалось другого выбора. Ни единого.

Правда ли?

Возможно, в тот момент и не оставалось. Однако ведь все это произошло не просто так, а в результате ряда событий, на которые повлияли и другие принятые мной решения. Я мог повернуть все и по-другому. И тогда этого бы не случилось. Это могло бы спасти жизнь Сьюзен.

Я поежился — на меня накатило еще одно воспоминание. Неподвижность потерявших чувствительность ног. Жуткая боль во всем теле. Ярость от полного бессилия, когда я осознал, что, упав с лестницы, сломал позвоночник и ничем больше не могу помочь своей попавшей в беду дочке. Я помню, как понял: если я хочу что-то сделать, мне придется пойти на такое, о чем прежде и думать не хотелось.

— Я преступил черту, — тихо произнес я. — Даже не одну, а несколько. Я совершил такое, чего нельзя было делать. Я поступил неправильно. И я понимал это. Но... я хотел помочь этой девочке. И я...

— Вы согрешили? — предположила она, и взгляд ее больших глаз казался неестественно серьезным. — Перешли на сторону Зла? Пошли на бесчестье? Погрузили мир в пучины безумия?