Я осталась одна, и меня охватил панический страх. Но еще больше я боялась накликать на себя ярость кухарки и поэтому, не мешкая, покинула хаос кухни, в точности следуя ее указаниям. Чтобы не столкнуться с суетящимися вокруг мужчинами и женщинами, которые перетаскивали с места на место какие-то мешки и полные ведра, мне пришлось пробираться возле самой стены. Их угрюмая процессия напомнила мне вереницу муравьев, маршировавших по нашей хижине в поисках крошек, которые роняли на земляной пол мои братья. Раскрасневшись в душной кухне и протолкавшись по узкому коридору, я взбиралась по широкой деревянной лестнице, чувствуя, что у меня кружится голова. Лестница привела меня к залу, настолько длинному, что дальнего его конца я не увидела.
Позже я узнала, что Нижний Зал, названный так потому, что располагался непосредственно под Большим Залом, служил центральным местом сбора для всех, кто работал в замке. Именно здесь слуги дважды в день принимали пищу, получали распоряжения от экономки, встречали Новый год и оплакивали смерть, когда она настигала одного из них. Я окинула взглядом просторное помещение, чувствуя успокаивающее воздействие этой симметрии и порядка. Простые деревянные столы и скамьи выстроились вдоль стен. Над моей головой серые каменные стены взметнулись ввысь, к массивным стропилам, поддерживающим потолок.
Я медленно двинулась вперед, заглядывая в двери мастерских, расположенных рядом с залом. В одной я увидела ткацкие станки и корзины с пряжей, в другой изготавливали подносы и подсвечники. Следующая комната была полна рулонов ткани и бобин с нитками. Швейная мастерская. Я застыла на месте, пытаясь представить себе образ мамы – юной швеи, склонившейся над отрезом шелка. Но, к своему отчаянию, я смогла увидеть маму такой, какой я ее знала, – сломленной годами непосильного труда женщиной, – и от этого воспоминания у меня мучительно сжалось сердце.
– Вы кого-то ищете?
Я резко обернулась и растерянно уставилась на высокую стройную молодую женщину со светлой кожей и в равной степени светлыми волосами в девственно белом фартуке. Она пристально смотрела на меня, а на ее лице недоверчивость боролась с любопытством.
– Я ищу миссис Тьюкс, – наконец выдавила из себя я.
Она еще несколько мгновений меня разглядывала, но затем, видимо, решила, что я не представляю собой опасности.
– Пойдемте.
Она привела меня в дальний конец зала, к двери с резным рисунком виноградной лозы и цветов. Меня изумило то, что простая экономка может жить в комнате, украшенной лучше, чем самый богатый дом моей деревни.
Дверь была приоткрыта, но девушка остановилась и постучала.
– Войдите, – раздался властный голос.
По сравнению с сумрачным Нижним Залом комната показалась мне светлой и уютной. Большое окно, расположенное напротив двери, выходило во двор. Возле одной из стен стоял стол, заваленный бумагами и книгами, а над ним висел гобелен с изображением льва и единорога. У противоположной стены расположились кровать и сундук, инкрустированный цветной резьбой. Если это комната экономки, то в какой роскоши должна жить королева! – мысленно ахнула я.
Миссис Тьюкс сидела у стола и молча смотрела на меня. Мне еще предстояло узнать, что она руководит при помощи молчания, а не воплей. На фоне всеобщей суетливости она резко выделялась безмятежностью и спокойствием. Она умела привлечь к себе внимание людей, битком набитых в комнате, всего лишь произнеся несколько хорошо подобранных слов. Мне было сложно определить ее возраст. На ее круглом лице залегли морщинки, а волосы заметно поседели, но в глазах не было и следа усталости, присутствующей во взгляде женщин из моей деревни. Она была одета в простое черное платье, своими просторными складками скрывавшее раздавшуюся и округлившуюся с годами фигуру.
Я склонила голову, как научила меня делать тетя Агна в знак уважения к старшим.
– Меня зовут Элиза Далрисс, – произнесла я. – Вы должны были знать мою маму, Мэйрин.
– Мэйрин.
Миссис Тьюкс медленно прошептала это имя, как будто эти звуки дались ее голосу с большим трудом. Она встала из‑за стола и подошла ближе, чтобы рассмотреть меня получше. Затем она положила ладонь мне на плечо и улыбнулась.
– Теперь я вижу, что ты ее дочь, – произнесла она. – У тебя такая же осанка. Мэйрин всегда держала спину прямо.
– Да, мэм, – кивнула я, вспомнив маму, согнувшуюся под весом малыша на одной руке и ведра с водой в другой.
Вряд ли миссис Тьюкс узнала бы свою подругу в воспитавшей меня женщине.
– Где она теперь живет? Все ли у нее хорошо?
Слова застряли у меня в горле.
– Она умерла месяц назад.
Я почувствовала, что к моим глазам подступают слезы.
– О, как жаль.
В вежливом ответе слышалась искренняя печаль.
– Она сказала мне приехать к вам, – продолжала я, усилием воли уняв дрожь в голосе. – Я надеялась, что для меня найдется какая-нибудь работа.
– Сколько тебе лет? – спросила она.
– Четырнадцать.
– Если ты выросла на ферме, ты привыкла к тяжелой работе.
Я кивнула.
– Обычно я предупреждаю девушек о том, что горничным приходится здесь нелегко, – вздохнула она. – Но, скорее всего, эта работа покажется тебе более легкой по сравнению с тем, чем приходилось заниматься тебе. По крайней мере в конце дня от тебя не будет нести коровьим навозом!
Она засмеялась, и я невольно улыбнулась в ответ.
Она протянула руку и пальцами растянула мои губы, глядя на мои зубы, как это делают, покупая лошадь. Бегло осмотрев мою фигуру, она остановила взгляд на руках. Взяв меня за руку, она развернула ее ладонью вверх. Загрубевшие кончики пальцев свидетельствовали о моей привычке к тяжелому труду, хотя я гордилась тем, что мне удалось избежать трещин и цыпок, участи всех деревенских жителей. Миссис Тьюкс одобрительно кивнула.
– Чему тебя научила мама? Рукоделию, полагаю?
– Я научилась вышивать, едва научившись говорить. Еще она научила меня довольно сносно читать и писать.
– Ага, – с довольным видом кивнула миссис Тьюкс и пригласила меня подойти к столу. – До меня экономки были почти безграмотными. Ни одна из них не умела вести счета так, как это делаю я. Королева – поборница образования для женщин. Она была настолько любезна, что одолжила мне несколько книг. Если ты умеешь читать, здесь это может сослужить тебе хорошую службу. Разумеется, если ты хорошо себя зарекомендуешь.
– Спасибо, – произнесла я. – Всем, что я умею, я обязана маме.
– Я рада, что она сумела о тебе позаботиться.
В разговоре возникла пауза, достаточно продолжительная для того, чтобы я начала опасаться, что миссис Тьюкс изыскивает вежливый способ от меня отделаться. Мне даже приходило в голову, что она хочет рассказать мне все, что ей известно о мамином позоре. Возможно, она уже тогда взвешивала возможные последствия моего появления в замке? Она могла предостеречь меня от грозящей мне опасности и попросту прогнать прочь. Но она этого не сделала. Она сохранила мамину тайну. Так же, как и свою собственную.
– Для деревенской девушки ты выглядишь просто прекрасно, – наконец произнесла миссис Тьюкс. – Разумеется, ты еще растешь, но данные у тебя превосходные. Внешность никогда нельзя сбрасывать со счетов, особенно здесь. Но ты еще и скромница, и мне это очень нравится. Да, да, я думаю, королеве ты придешься по душе.
Королеве? Не успела я спросить у миссис Тьюкс, что она хотела этим сказать, как она заявила:
– Я поручу тебя Петре. Тебе не помешает немного у нее подучиться. Петра!
Служанка, которая привела меня к комнате миссис Тьюкс, возникла в дверях так поспешно, что я задалась вопросом, не слышала ли она каждое слово нашего разговора.
– Покажи Элизе комнату горничных. Если я не ошибаюсь, там есть свободная кровать.
– Да, и не одна.
– Отлично. Несколько дней она проведет под твоим присмотром. Если все пойдет хорошо, передашь ей свои обязанности, а тебя я переведу в зал.
– Спасибо, мэм, – радостно улыбнулась Петра.