Энглтон полностью согласился с этой точкой зрения и сообщил Мори, что, по его мнению, двойной агент просто не говорил бы так, как «Герой». Агент, работающий «на два фронта», не мог бы так выражать свои мысли, говоря о Хрущеве, о советской системе и о своем личном отношении к этому{323}.
Позже Энглтон всерьез поверил, что Советский Союз разрабатывает глобальный сценарий дезинформации против Запада, и начал сомневаться во всех советских агентах Управления, появившихся после 1961 года. Он яростно искал советского агента, который прокрался в ЦРУ и мешает советскому отделу работать в полную силу.
Летом 1961 года работа Пеньковского имела чрезвычайно важное значение прежде всего из-за опасности ядерной войны в связи с берлинским кризисом; его материалы дали американцам уникальную возможность понять планы и возможности Хрущева.
В 20.20 18 июля Пеньковский был готов к первой встрече с группой на явочной квартире в Кенсингтоне. Это был его восемнадцатый отчет перед группой. Они были искренне рады встретиться вновь. Пеньковский был в хорошей форме. Он начал с того, что представил длинный список замечаний и предложений, потом перешел к сообщению о своих делах на советской торговой ярмарке в Лондоне. Было очевидно, что он стремится поскорее покончить с рабочими вопросами и перейти к главной информации — рассказать о намерениях Советов и приготовлениях к Берлину.
— Наша группа (американо-британская) должна обратить особое внимание на противотанковую оборону. Почему? Потому что на территории Восточной Германии находятся две укомплектованные танковые армии, состоящие из полков, бригад и двух корпусов со всей необходимой техникой. Проверьте по другим каналам — танковые армии уже там. Это если не считать танковые армии второго эшелона и армии в Чехословакии и Польше. В настоящее время Хрущев со своим Генштабом проводит весьма коварную политику: он придает особое значение танковым силам. Танки будут оснащены артиллерийскими орудиями и ракетами. Наша задача: привести противотанковые силы в наилучшее состояние и организовать их в каждом пехотном подразделении. Я думаю, нужны базуки и другая передовая техника. Войска должны тренироваться ежедневно, как скрипачи. Они должны ежедневно практиковаться в стрельбе прямой наводкой.
Пеньковский беспокоился, как бы Хрущев не одурачил Запад авиашоу, которое устраивалось по его приказу; не надо думать, что особое внимание переключается на военно-воздушные силы. Он настаивал, что главное — ракеты и танки и что между командующими армиями развернулась настоящая битва за лучшее снаряжение. Особое значение, настаивал он, придавалось танкам, подводным лодкам и ракетам.
— Авиация — это спектакль. Эти новые самолеты еще не выпускаются в массовом производстве, и очень немногие выпускаются только серийно. Неотложный вопрос — Берлин. После подписания мирного договора они хотят заблокировать подходы к городу танками. Мы должны врезать им как следует. Хрущев хочет, чтобы конфликт был локализован, но мы (он опять имел в виду американцев и англичан) должны ударить так, чтобы от них ничего не осталось. Поэтому мощь противотанковых сил должна быть больше, чем когда-либо. Мы должны укрепить противотанковые силы, ракеты, обычную артиллерию, базуки и мины. Прекрасно, что мистер Кеннеди и мистер Макмиллан столь тверды. В Москве это вызвало настоящую панику{324}.
После венской встречи с Хрущевым Кеннеди встретился с премьер-министром Макмилланом. В частной беседе Макмиллан сказал: «Конфликт между Востоком и Западом исчерпывается не в результате морального или физического истощения той или другой стороны. В наш ядерный век этот конфликт может быть разрешен не победой одной стороны, а только уничтожением обеих. Поэтому я считаю, что достичь нашей цели мы можем только приняв точку зрения, что соглашение может дать больше, чем агрессия»{325}.
4 июля 1961 года Макмиллан поддержал венские заявления Кеннеди и сообщил Палате общин, что Великобритания отвергнет любые предложения по Германии и Берлину, если они будут направлены против воссоединения Германии. Премьер-министр не внял угрозе Хрущева подписать в одностороннем порядке мирный договор с Восточной Германией.
Берлин тревожил всех. У группы была серия вопросов к Пеньковскому о его отчете по советской стратегии, который был передан президенту Алленом Даллесом. Кайзвальтер попросил Пеньковского поподробнее рассказать об этом отчете и сообщить, кто еще присутствовал при разговоре с Варенцовым.
— Я вам расскажу все как было. Сперва все немного выпили, и моя жена вполне невинно сказала: «Сергей Сергеевич, я смотрю на все с точки зрения женщины, матери; как вы думаете, мы подпишем мирный договор с Восточной Германией?» Он сказал: «Да». Мы пили водку, вино и коньяк, пили довольно много. После еды дети вышли из-за стола. Варенцов предложил выпить за меня, и мы повторили. Все дело в женской психологии, понимаете, женщины не хотят войны. Моя жена спросила Сергея Сергеевича: «Но соглашение будет подписано сейчас?» «Будет», — ответил Варенцов.
Заговорили о другом, продолжая пить. Потом уже по моей инициативе вернулись к проблеме Германии, я воспользовался тем, чего уже достигла моя жена. Я ее об этом не просил. Это всего лишь деталь, но немаловажная. Потом Варенцов выругался и сказал: «Рискованное дело мы затеяли». Он сообщил, что Хрущев готовится поддержать конфликт введением танков. Но он не хочет, чтобы война была глобальной. Он понимает, что ядерные возможности НАТО велики, но рассчитывает на то, что она не будет использовать ядерное оружие в первой фазе такого конфликта. Если бы у Хрущева были возможности, он бы первым устроил гигантский взрыв, но у него таких возможностей нет, и я слышал, как об этом много раз говорили офицеры Генерального штаба. Люди не хотят воевать в Восточной Германии за что бы там ни было{326}.
— Готов ли Советский Союз к ядерной войне? — спросил Кайзвальтер.
— Нет. Все заявления Хрущева на эту тему — сплошной блеф, но он изо всех сил готовится к войне. А наши военные не хотят атомной войны. Возможны локальные атомные удары, если у них достаточно ядерного оружия, чтобы так разбрасываться, но накрыть все важные военные центры или места скопления военных объектов они не могут.
Пеньковский описал дилемму Хрущева. Угрожая Западу своей якобы имеющейся ядерной мощью, Хрущев шел на риск: Запад мог начать ответные действия и новый виток гонки вооружений. Хотя у Советского Союза ядерного оружия достаточно для того, чтобы вывести Соединенные Штаты из строя, но недостаточно для первого удара такой силы, чтобы не дать возможность Америке нанести ответный удар, полностью уничтожив одновременно МБР, бомбардировщики и ядерное оружие на подводных лодках. Все еще обсуждались теории о ведении ядерной войны и концепция «ограниченной ядерной войны». В Советском Союзе это были лишь тайные дебаты среди военных; официальной стратегией Америки был массированный ядерный ответ. Концепция «ограниченной ядерной войны» была еще в зародыше.
— Откуда сам Варенцов узнал об этом? — спросил Кайзвальтер.
— Он это узнал на Высшем военном совете, председатель там — сам Хрущев, а выступают обычно Козлов и Микоян. Другие члены Президиума молчат. Эти трое заправляют. Они требуют, чтобы германский вопрос был решен подписанием германского мирного договора, утверждая, что нельзя больше откладывать, иначе СССР выставит себя на посмешище перед всем миром{327}.
Другие высокопоставленные чиновники, в том числе Варенцов, — а он большая шишка — понимают, что мы обладаем определенной силой, но во многих отношениях не готовы к длительному конфликту. Они просто отдают приказ (производить больше оружия). У них просто нет другого выбора, как выполнять приказы вышестоящих. Если они откажутся, их уволят. Чтобы не слететь, они душу дьяволу продадут.
