У меня с Винном был разговор. Он сказал мне, что говорил с вами и получил какие-то инструкции. В отношении денег я сказал, что в основном работаю бескорыстно и деньги мне давать не нужно… Знаете, когда необходимо говорить по-английски, я понимаю Винна очень хорошо. «Ладно, — сказал он. — Я сделаю все, о чем меня попросят, только мне нужны деньги». Поэтому настроение у Винна не такое уж и плохое.

— Прекрасно, — ответил Кайзвальтер^{283}.

Пеньковский попросил устроить так, чтобы в аэропорту Хитроу не проверяли багаж у членов делегации, и Шерголд пообещал, что за перевес заплатит Винн.

Как только снова было произнесено имя Винна, Кайзвальтер обратился к Пеньковскому и сказал:

— Умоляю вас, ничего не обещайте Винну. Не нужно обещать ему то, что трудно будет выполнить. Как видите, это очень действует на него.

Пеньковский все еще был озабочен своими отношениями с Винном и тем, как Винн поведет себя в Москве. Он снова начал было объясняться, но Кайзвальтер прервал его:

— Можете успокоиться на этот счет. Вы сами знаете, что предприняли все необходимые шаги.

— Ладно, хватит про Винна, — сказал Пеньковский, кивнув головой^{284}.

Пеньковского также беспокоило поведение британского эксперта, которого порекомендовал Шерголд и которого Пеньковский познакомил в советском посольстве с сотрудником ГРУ. Во время встречи Пеньковский попросил британского эксперта написать статью о тугоплавкой стали, которую можно было бы опубликовать в Советском Союзе.

— Я сказал ему, что у нас часто печатаются статьи иностранных авторов по техническим вопросам. Он сказал: «Я подумаю. Мне известно, что один из ваших ведущих специалистов занимается тугоплавкими сталями, предназначенными специально для ракет». Почему он сказал, что именно для ракет?

Пеньковский был раздражен, потому что упоминание о ракетах насторожило сотрудника ГРУ. Его беспокоило то, что его коллега по ГРУ мог заподозрить что-то неладное в отношении британского эксперта.

— Он специалист по ракетам, он так думает, — сказал Шерголд, объясняя ответ эксперта.

— Он простой смертный. У него нет особых допусков, которыми располагаем мы или вы. Он не разведчик, — добавил Кайзвальтер^{285}.

— Следующее, — продолжал Пеньковский. — Вы приготовили вторую камеру «Минокс»?

— Вам передаст ее Винн в Москве, — сказал Шерголд.

— Я не хочу держать дома два фотоаппарата. Я подумаю об этом, — сказал Пеньковский.

— Мы сможем положить «Минокс» в тайник, — обратился Шерголд к Кайзвальтеру, имея в виду тайник, который указал Пеньковский.

— Вы дали мне пленки на тысячу кадров, — сказал Пеньковский. — Задание номер один для меня — Боевой устав. Это очень важно и интересно. Одна брошюра написана Главным маршалом артиллерии Варенцовым — в ней дана современная оценка ракетных сил. Это теория — там нет описания ракет и их массового применения в военных операциях. Хорошая брошюра. Совершенно секретная. Ее выдают только по предъявлению удостоверения. Если мне удастся ее снять, будет очень хорошо. Затем у меня будет основное пособие с лекциями по спецподготовке (разведке).

Чтобы сфотографировать правила, в которых 250–270 страниц, с двумя кадрами на страницу, потребуется 500 кадров. Тогда у меня будет использовано больше половины. Меня волнует пленка. Потребуется дополнительная пленка, поскольку мне нужно будет перефотографировать еще одну книжку.

— Страница правил достаточно мала и поместится в один кадр, — сказал Кайзвальтер.

Разговаривая с Кайзвальтером по-английски, Шерголд говорил о Пеньковском в третьем лице. Шерголд сказал:

— Надо, чтобы Винн передал ему побольше катушек с пленкой. Сколько пленок он должен получить от Винна, чтобы иметь запас на два-три месяца?^{286} Мы передаем ему с Винном двадцать пленок. Когда он захочет передать отснятый материал? Может, он думает, что сделает это в конце июня или в июле, то есть после приезда Винна? А может, собирается посылать его каждый месяц или через месяц?^{287}

— Давайте не будем ждать несколько месяцев, — ответил Пеньковский. — Я думал об этом. Вот мой план: до приезда Винна я постараюсь сделать как можно больше — кое-что у меня уже готово. На месяц вам работы хватит.

Вот о чем я думал, хотя раньше об этом не говорил. Есть один британский дипломат, который меня знает и который меня приглашал, когда я работал с делегацией Винна. Я знаком с ним и его женой, особенно хорошо познакомился, когда был у этого дурака — Ван Влие. Пусть ваш дипломат устроит какой-нибудь праздник и пригласит из Комитета человек десять. Скажем, в честь дня рождения сына королевы. Под этим предлогом он сможет организовать прием. Мне он понравился. Если бы он взял пленки и дополнительный материал, я бы ему все передал, конечно, с вашего разрешения.

— Нет, — твердо сказал Шерголд, не желая путать сотрудника посольства с сотрудником МИ-6 в посольстве.

— Нет? Значит, вместо него кто-то другой? — спросил Пеньковский.

— Да, другой. Наш человек, — ответил Шерголд^{288}.

— Меня могут пригласить и к Ван Влие. Но работать с Ван Влие я не хочу, — сказал Пеньковский.

— Да и мы этого не хотим! — с радостью согласился Шерголд.

— Он два дня продержал мой пакет. После этого ему позвонили из Комитета. У Ван Влие есть секретарь-переводчик — я сообщил вам его имя — русский, который работает в Первом главном управлении (КГБ). Половину всех этих людей нужно выгнать. Это информаторы. Ван Влие, без сомнения, уже знает, что я шестнадцать дней провел в Англии. Он помнит о том, что я просил его сделать, — пожаловался Пеньковский.

— Он ничего не понял. Он ничего не сделал. Он полный идиот! — заявил Кайзвальтер.

— Он все понял. Он даже спросил меня, хочу ли я оставаться в Советском Союзе или собираюсь уехать, — настаивал на своем Пеньковский.

— Даже так? — озабоченно спросил Бьюлик.

— Это что-то новенькое, — сказал Майкл Стоукс, тоже обеспокоенный.

— Я рассказал ему о всех своих просьбах, и он все прекрасно понял, но вы правы — он полный идиот, — сказал Пеньковский^{289}. Даже если Ван Влие и не ознакомился с информацией Пеньковского о ракетах, которую он просил его передать, канадский дипломат мог что-нибудь сказать неосторожно в адрес Пеньковского, что сделало бы Пеньковского политически ненадежным и могло скомпрометировать.

Шерголд повернулся к Кайзвальтеру и попросил его сказать Пеньковскому:

— Пусть ни при каких обстоятельствах он не пытается ни разговаривать с дипломатом, ни что-либо передавать ему (в британском посольстве). Если он устроит сотрудникам Комитета приглашение, то должен Действовать только в том случае, если узнает нашего человека.

— А что вы этому человеку скажете? — спросил Пеньковский.

— У него будет этот знак, — сказал Кайзвальтер, показывая заколку для галстука, которую дали Пеньковскому. Точно такая же будет у того, кто должен войти с Пеньковским в контакт.

— Скажите этому человеку, что я буду ходить по всем комнатам и на все смотреть — и на кухню пойду, и в туалет. Ваш человек должен за мной наблюдать. Я сделаю так, чтобы мы остались с ним наедине, и передам ему сверток с отснятой пленкой, — сказал Пеньковский.

— Это будет надежный человек, и больше никто не будет знать, — ответил Кайзвальтер.

— Как только у него будут пленки — дальше ваше дело. Дипломата уже предупредили, чтобы он молчал? Он знает все о тех двух британских бизнесменах, к которым я подходил, — объяснил Пеньковский.

— Я знаю, я уже все сделал, — сказал Шерголд.