Мохендро очень скоро забыл о своем разговоре с Аннапурной, но Аннапурна помнила о нем. Она отправила письмо в Шембаджар, к дяде, у которого воспитывалась ее племянница, и в письме назначила день смотрин.

Услыхав об этом, Мохендро забеспокоился:

– Зачем ты так поторопилась, тетя. Ведь Бихари до сих пор ничего не знает.

– Как «не знает»? – встревожилась Аннапурна. – Что подумают опекуны девочки, если вы не придете?

Пришлось Мохендро обо всем рассказать Бихари.

– Ну, посмотреть-то ты можешь, – уговаривал он Бихари, – не понравится, никто неволить не станет.

– Что ты! Разве смогу я отказаться! – воскликнул Бихари. – Да у меня язык не повернется сказать «не нравится» про племянницу тети Аннапурны.

– Ну вот и хорошо!

– Ты нечестно поступаешь, Мохим. Сам остаешься свободным, а на меня взваливаешь такую тяжесть. Конечно, мне очень не хочется огорчать тетю Аннапурну. – Бихари относился к Аннапурне с большим уважением.

Слегка смутившись, Мохендро раздраженно спросил:

– Что же ты собираешься делать?

– Придется жениться, раз уж ты от моего имени обнадежил тетю. Только торжественные смотрины устраивать ни к чему.

Аннапурна сама пригласила к себе Бихари.

– Что ж это такое, сынок! – воскликнула она. – Разве можно жениться, не взглянув на невесту. Я всегда считала, что нельзя соглашаться на женитьбу, если невеста не нравится.

В назначенный день Мохендро, придя с занятий, попросил мать достать ему шелковую рубашку и дхоти[5] из даккского муслина.

– Зачем? – спросила Раджлокхи. – Идешь куда-нибудь?

– Так нужно, мама, я потом тебе все объясню. Доставай скорее, – торопил Мохендро.

Хотя юноша и шел на чужие смотрины, он все же пригладил волосы и надушил одежду. Таков уж закон молодости!

Наконец друзья отправились.

Дядя невесты, Онукул-бабу,[6] нажил большое состояние, и его трехэтажный дом, окруженный садом, возвышался над всем кварталом. После смерти своего обедневшего брата он взял сироту-племянницу к себе в дом. Аннапурна очень просила отдать девочку ей на воспитание. Но хотя это предложение казалось Онукулу-бабу вполне приемлемым в материальном отношении, оно могло повредить его доброму имени. Поэтому он не только наотрез отказался отдать племянницу, но никогда не отпускал ее к тетке даже погостить. Вот насколько бережно относился Онукул-бабу к своей чести!

Настало время позаботиться о замужестве девушки. Но в нынешнее время слова «по заботам и воздастся» не подходят к такому делу, как свадьба: ведь заботы о свадьбе неизбежно влекут за собой расходы. Как только заходил разговор о приданом, Онукул говорил: «У меня самого дочери растут, откуда же я возьму столько денег?» Так шло время, пока наконец на горизонте не появился благоухающий духами, разодетый Мохендро и с ним Бихари.

Был месяц чойтро.[7] День клонился к вечеру. На южной веранде гостей ждало серебряное блюдо с фруктами и сладостями и покрытые сетью капелек серебряные стаканы с ледяной водой. Мохендро и Бихари нерешительно принялись за угощение. Внизу садовник поливал кусты и деревья; теплый весенний ветер, напоенный ароматом влажной земли, слегка шевелил надушенный конец белоснежного чадора[8] Мохендро. Через неплотно прикрытые двери и окна из соседней комнаты доносился приглушенный смех, шепот, перезвон украшений. Угостив молодых людей, Онукул-бабу обернулся к двери и крикнул:

– Чуни, принеси-ка пан!

Через некоторое время одна из дверей тихонько приоткрылась, и на веранду с пленительной застенчивостью вошла девушка. Она остановилась перед Онукулом-бабу, держа в руках коробочку с бетелем.

– Не смущайся, доченька, – сказал Онукул-бабу, – передай бетель гостям.

Девушка наклонилась и дрожащей рукой поставила коробочку перед Мохендро и Бихари. Луч заходящего солнца упал на ее смущенное личико и позволил Мохендро как следует разглядеть девушку.

Она хотела уйти, но Онукул-бабу остановил ее:

– Подожди, Чуни! Господин Бихари, это дочь моего младшего брата, Опурбы. Он умер. Теперь, кроме меня, у бедной девочки никого не осталось! – Онукул-бабу глубоко вздохнул.

Сердце у Мохендро сжалось. Он еще раз взглянул на сироту.

Трудно было сказать, сколько ей лет. Родные говорили, что тринадцать, но девушке можно было дать и все пятнадцать. Воспитанная в строгих правилах, она робко таила в своем сердце пробуждавшуюся юность.

Растроганный Мохендро спросил:

– Как тебя зовут?

– Скажи свое имя, не стесняйся! – подбодрил ее Онукул-бабу.

Девушка потупилась и покорно ответила:

– Ашалота.

«Аша. Какое нежное имя! И голос какой приятный, – подумал Мохендро. – Сиротка Аша!»

Отпустив извозчика, друзья пошли домой пешком.

– Бихари, – начал Мохендро, – не отказывайся от этой девушки.

Бихари уклонился от прямого ответа:

– Она похожа чем-то на тетю Аннапурну: наверное, станет такой же Лакшми.[9]

– Видно, «бремя», которое я взвалил на твои плечи, теперь уже не кажется тебе таким тяжелым, – заметил Мохендро.

– Да, – согласился Бихари, – я думаю, что смогу его вынести.

– Нет, зачем же! Если тебе тяжело, я могу принять эту ношу на себя. Что ты на это скажешь?

Бихари пристально посмотрел на Мохендро и спросил:

– Ты это серьезно, Мохим? Отвечай честно. Если женишься ты, а не я, тетя еще больше обрадуется, – ведь тогда она все время будет жить рядом со своей племянницей.

– Ты с ума сошел! Если бы она действительно хотела, это могло бы произойти давно…

Бихари не стал больше спорить и простился. Мохендро пошел окольной дорогой и домой вернулся поздно. Мать была занята приготовлением лучи.[10] Тетка еще не вернулась от Онукула-бабу. Мохендро поднялся на крышу и лег на циновку.

Над крышами и куполами Калькутты кудесничал тонкий месяц.

Мать позвала Мохендро ужинать.

– Мне не хочется уходить отсюда, – лениво отозвался Мохендро.

– Может, принести наверх? – спросила Раджлокхи.

– Не надо. Я уже ел.

– Где же ты был?

– Это долгая история, потом расскажу.

Обиженная странным поведением сына, Раджлокхи хотела уйти, но Мохендро опомнился и, движимый раскаянием, сказал:

– Принеси мне поесть сюда, мама.

– Зачем же? Если тебе не хочется…

После недолгого препирательства Мохендро пришлось еще раз поужинать.

Мохендро провел беспокойную ночь и, едва рассвело, помчался к Бихари.

– Знаешь, друг, – сказал он, – я думаю, что раз этого так хочет тетя Аннапурна, я женюсь на ее племяннице.

– Тут и раздумывать не стоило. Она ведь много раз давала понять, что хочет этого.

– Вот-вот! Мне кажется, если я не женюсь на Аше, тетя огорчится!

– Возможно.

– Нехорошо, если я расстрою ее, – продолжал Мохендро.

– Правильно! – с несколько преувеличенной горячностью подхватил Бихари. – Ты это верно сказал! Дело только за тобой. Правда, было бы лучше, если бы тебе пришло это в голову вчера.

– Днем раньше, днем позже – какое это имеет значение! – воскликнул Мохендро.

Мысль о женитьбе, казалось, совершенно лишила его рассудка. Терпеливо ждать Мохендро был уже не в состоянии. «Лучше без лишних проволочек поскорее все устроить», – думал он.

– Ма, – заявил он Раджлокхи, – я решил исполнить твое желание и согласен жениться.

«Теперь понятно, зачем Аннапурна ездила к своей племяннице и Мохендро так вырядился! – возмутилась про себя Раджлокхи. – И что за порядки на свете! Происки тетки оказались успешнее, чем непрестанные просьбы матери!» Вслух же она сказала: