– А как же…
– Все по закону! – подчеркнул Евстигнеев. – Мало того: Крян хочет вступить в коллектив. Правда, он больше склоняется к фермерству.
– Вот еще! – вскипел директор. – Ни дня в хозяйстве не проработал, а хочет фермером стать? Пусть сначала потянет лямку. Он механик?
– Механик, механик! – закивал головой Евстигнеев.
– Вот пусть и займется ремонтом. А землю мы ему выделим, пусть не переживает… На ком жениться-то решил?
– На Матильде, – тихо отозвался Полумраков.
– Так она ж старуха! – удивился Захар Игнатьевич. – Проку от нее…
– Ему как раз такие нравятся, – сказал Евстигнеев. – А что? Баба румяная, дородная, у него на родине и таких нет! А то, что старуха, так это – пустяк. Как выйдет замуж, так враз помолодеет.
– А сам-то он чего не пришел, – с добродушной ворчливостью в голосе спросил директор, – стесняется, что ли?
– Он бы пришел, – сказал Костя, – но тут такое дело…
– Простое дело, – перебил его Евстигнеев. – Крян служит в Галактической полиции и сейчас на задании. Они там кого-то ловят. Операция перехват называется.
– Тогда я ничего не понимаю, – нахмурился Захар Игнатьевич. – Если он служит, то как же он собирается работать у нас?
– Он уходит в отпуск! – хором сказали Евстигнеев и Полумраков.
– Ну и…
– А отпуск у них по нашему времени – пятьдесят лет, – добавил Костя.
В кабинете воцарилась изумленная тишина. Директор побагровел, крякнул, но, глянув на спокойные лица друзей, вздохнул и кивнул головой.
– Они что там, все долгожители?
– Не особенно, – отмахнулся Евстигнеев. – Тыщи полторы живут, а там засыхают понемногу.
– Как это – засыхают? – заинтересовался Захар Игнатьевич.
– На корню, – веско сказал Полумраков.
Директор откинулся на спинку стула.
– С вами с ума сойдешь, – сказал он, жалостливо глядя на Костю. – Ну где это видано: пришельцы, драконы, черти какие-то… Как тут разберешься? Вы бы навели у себя порядок. Я так понимаю, у этих товарищей даже паспортов нет? Не по закону! Пусть товарищ Яга придет и оформится, как положено. И это… Другие тоже пусть приходят. Мы их проведем как актив. Кстати, этот ваш Крян, часом, не алкоголик? Может, он прогуливать начнет, если мы ему трудовую оформим? У нас так бывает: пока не работает – золото, а не человек, а как только трудоустроился, так и запил.
– Пьет только чай, – сказал Евстигнеев, – вприкуску.
– Все. Договорились! – Директор положил ладонь па стол, давая понять, что аудиенция окончена, но Костя его опередил:
– Захар Игнатьевич, у меня к вам вопрос.
– Ну? – с неудовольствием повернулся к нему директор.
– Мне нужна лодка с мотором, – сказал Костя, – на один день. Я сегодня на реке видел двух аквалангистов. Есть подозрение, что они ведут запрещенную охоту!
Он хотел поподробнее рассказать о сегодняшней рыбалке, но не успел. В дверь, рыча и неразборчиво ругаясь, ввалился детина в шортах и рубашке, разрисованной попугаями. В руке он держал суковатую дубинку.
– Где директор?! – закричал Эдик. – Директор где? – Неуклюжим движением он смахнул на пол квартальную отчетность.
– Вы бы, гражданин, положили свою палочку и объяснили спокойно, в чем дело, – сказал Евстигнеев, – а то так и до греха недалеко.
– А ты заткнись! – прошипел Эдик. – Развелось вас, начальников! – Он попытался отпихнуть Евстигнеева в сторону, но Евстигнеев, не говоря ни слова, схватил детину за шиворот, отнял палку и, повернувшись к Косте, спросил:
– Ну что с ним делать? Ведет себя, понимаешь, как мальчишка, хоть в угол ставь!
– Правильно, – поддержал Полумраков, – вот пусть и постоит в углу, и подумает!
Без видимых усилий Евстигнеев отвел детину в сторону и, как тот ни брыкался, поставил его в угол.
– Будешь дальше хулиганить, ремнем выпорю, – пообещал он.
Полушутя-полусерьезно Евстигнеев дотронулся до своего широкого ковбойского ремня, и Эдик, что-то неразборчиво пробормотав, уткнулся носом в стенку. Сначала он нетерпеливо дрыгал ногой, потом покорно принялся ковырять штукатурку, а через минуту капризным голосом сообщил:
– Я больше не буду!
– Слушаю вас! – рявкнул Захар Игнатьевич, и Эдик медленно отклеился от стены, опасливо поглядывая на друзей. – Какие у вас претензии, молодой человек? – Директор встал из-за стола и теперь нависал над детиной, требовательно и строго дыша ему в лицо.
Эдик вдохнул запах добротного калиновского борща, и глаза у него подернулись белесой куриной пеленой.
– Этого… Того… – начал он, оглядываясь в поисках палки.
– Конкретней, конкретней! – одернул его Евстигнеев.
– Что случилось-то?
– Вот! – жалобно заявил парень, поднимая вверх укушенный палец, – Медведь укусил! Ни с того ни с сего! Я шел, а он как тяпнет! Наверно, бешеный! А потом какая-то бабка напала, – перешел он на шепот. – Где такие только водятся? Лапы – во! Зубы, – тут Эдик помотал головой в поисках сравнения и не нашел, – во! – заключил он. – Ружье украли. Импортное. Или верните ружье, или пусть заплатят компенсацию. Я этого дела так не оставлю! – Последнюю фразу он произнес, гордо вскинув голову.
– Простите, – вмешался Костя, – а с какой стати вы разгуливаете с ружьем по лесу? Вы охотник? Билет с собой? Лицензия? На кого собирались охотиться?
– Да… Дело пахнет керосином, – произнес Евстигнеев в сторону, но Эдик услышал, и его лицо побагровело.
– Постойте, постойте! – продолжил Костя, видя, что Эдик собирается что-то сказать. – Что вы сделали с медведем? В наших лесах осталось две медвежьи семьи, и охота на них карается в уголовном порядке. Значит, так: сейчас составим протокол, а пока я сообщу в райотдел милиции.
– Нет! Нет у меня ружья! – испугался Эдик. – Я просто так сказал, пошутил! Обидно стало, что у вас медведи кусаются.
– Ну вот! – развел руками Костя. – Что же это получается? То – есть, то – нет. Так было у вас ружье или не было? А если не было, то все равно назовите калибр и марку.
– Ладно, – махнул рукой Захар Игнатьевич, – что мучить парня? Может, действительно у него травма, вот и болтает не разбери что. Ты, Евстигнеев, отведи человека в медпункт, пусть Надя посмотрит!
Сказав это, директор улыбнулся Эдику такой широкой улыбкой, что тому невольно вспомнился вылезший из берлоги Потапыч.
Через минуту Евстигнеев и Эдик шли по главной улице, потом свернули направо, потом налево и оказались в тихом зеленом уголке.
– Авторский переулок, – прочел Эдик и непонимающе уставился на Евстигнеева.
– Тут разные писатели жили, – лениво пояснил Евстигнеев, – много их было, вот и назвали.
– А какие писатели? – невольно полюбопытствовал Эдик, оглядывая курчавую, всю сплошь в акациях улочку.
– Ну Лев Толстой, – сказал Евстигнеев, осторожно обходя лежащего в пыли петуха. – Пушкин, Лермонтов…
– А Достоевский? – съязвил Эдик, демонстрируя начитанность.
– У Достоевского характер был вредный, – сварливо заметил Евстигнеев, – он жил на другой улице и с Толстым не здоровался. Принципиально. Ну вот мы и пришли. – Он показал на выкрашенный белой краской дом. На доме висело две таблички. На одной, с красным крестом, было написано «МЕДПУНКТ», а на другой, поменьше – «Дом-музей В. А. Жуковского».
– Ерунда какая-то получается, – возмутился Эдик. – У вас что, все писатели жили?
– Все! – невозмутимо ответил Евстигнеев.
– Не верю! – заупрямился парень.
– Значит, вы – атеист, – спокойно констатировал Евстигнеев. – Здешние жители, например, все верят… Да вы проходите, проходите! – И он подтолкнул Эдика к двери.
Внутри было тихо, бело и пахло йодом. Девушка в очках сидела за столом и что-то быстро писала в толстую конторскую книгу.
– Садитесь, – кивнула она головой, – я сейчас. – Наконец она закрыла свой гроссбух и холодно улыбнулась: – Что у вас?
– Да вот, – сказал Евстигнеев, решивший помочь незнакомцу, – парня укусил дикий зверь.
– Дикий? – вытаращила глаза девушка. – Какой зверь?