танца в комнатке с постером «Отарушек интернешнл» в полстены.

Песни – центр его вселенной, артисты-детки, родня разной степени приближенности, и он

хочет, чтобы его артисты сохраняли глубокую внутреннюю порядочность при любых раскладах.

Но это невозможно, чертов ты идеалист! Ведь ИМ, по сути, желал, очень желал спасти Игорька

Сорина, но не сумел.

Игорька Сорина, и отчасти заслуженно, многие почитали человеком полувеликой святости, но

ведь сгубила его гордыня. Был он человеком, как это сказать, поврежденного даром ума.

Сохранение порядочности оказалось не подкреплено базисом практичности.

Коллизия между ними была обозначена ясно: ИМ полагает осторожность, основанную на

морали, немалой частью доблести, а доблестный Сорин доблестью полагал культивирование

неосторожности.

ИМ очень, очень, очень важно, чтобы его артист, независимо от возраста и цацок, объема

мозгов и размера… бицепсов, был хорошим человеком.

Вот почему идеальнее тандема, чем у ИМ сложился с Колей Расторгуевым, не вообразить (как

шутили мы с Аполлоновым, в некоторых культурах они считались бы помолвленными).

80 млн лет назад, когда заработавшему первые 80 млн грузинских лари ИМ было 80 млн раз

наплевать на мнение журналистов, я на съемках сказал, что главная его песня (на тот момент) не «Комбат», но – «Главное, что есть ты у меня».

ИМ токмо производит впечатление человека, насквозь флегматичного; уж ежели его что

зацепит – он известен своей снайперской реакцией.

Тут он коротко глянул на меня и улыбнулся: «Точно».

«Улицею нашей я вернусь однажды и скажу: „Родная, я тебя люблю“ – это из новой, про мои

деревенские клятвы любить вечно и интуитивное понимание, что все на свете ради вот этой

курносой.

И песнь у него такая есть «За тебя», так там даже гитарный рифф демонстративно служит

охраной, грозной, мадригала.

Я, между прочим, эту песнь песней много раз использовал как боевую инструкцию, и раза два, напевая ее про себя, я одним грозным видом ускорял или вызывал к жизни у супостатов порыв

облегчить кишечник.

Сила, мать его, искусства!

Композитор номер раз мог после «Фабрики звезд», которой, это было очевидно, вымученно

руководил, мог запросто превратиться в Карабаса-Барабаса, конвейерного изготовителя

ходячих консервных банок, окошмаренных оптикой. Благодарение небесам, не превратился, а

написал парафраз на «Иронию судьбы» для «Иванушек» и «Веру» для «Любэ».

У меня, конечно, есть вопросы по «Мобильным блондинкам», но – блондинки же, шут с ними; главное, ИМ продолжил писать о том же, о согласии с человеческой долей, о том, как ввиду

«Северной звезды» надо прижать к себе зазнобу и дать слово – себе, ей – ничего не бояться.

Быть Бенисио дель Торо, а не каким-то заурядным актеришкой.

Когда кругом ералаш, и ноют самые сильные (мнимо), и в разгаре сплошной карнавал мелюзги, и – в рифму – мозги кричат SOS от службы, от дружбы, от прелой политики – что, я вас

спрашиваю, спасает?

Вечер выходного дня и песня «Трамвай пятерочка», так было со мной, я тогда обретался в

Черемушках, фигурирующих в песне. (Там, кстати, точно сказано, «под окном любимых не

целуют» нонче, когда ж целовать, если все пьют до опузырения.) ИМ, по-моему, специально так устроил свою жизнь, или построил, чтобы не попадать в поле

зрения папарацци, он летает – и пока пишет про Кострому, и когда не пишет – ниже их радаров.

Парадокс: ИМ пашет в самом бесчеловечном бизнесе, а сам до глубины души, до кончиков

пальцев – сентиментальный пры-ы-ынц. Будучи другим, как можно было бы сочинить песню

«Москвички» (где, кроме прочего, Расторгуев таким манером произносит слово ШАКАЛАДКА, что отчетливо восторженно понимаешь: сантименты, теплынь, жар объятий не переживают

ренессанс, они всегда были с нами, в нас

Ну не напоминать же мне, что Николай Расторгуев – один, если не самый, из самых любимых

артистов.

Политкорректный, кряжистый, основательный.

Форпост Матвиенко и с недавних пор – наш посол в мире галстучных хлыщей.

Или песню про «Мента» (клянусь, она так называется!). Та самая, которую Коля, добиваясь

слезоточивого абсолюта, заканчивает приказом: «Встать, когда хоронят Бойца!» Было менту 20

смешливых и смешных лет, у него не было синдрома Вьетнама, он и жизни-то не видел, чтобы

со смаком рассказывать, как он «пытается найти способ пройти через это», не жил еще

согласно мечтам, надел форму, на которую скалятся те, ради кого надел, и – на тебе. Пуля.

ИМ написал мелодию, которая позволила НР, рассказывая об обычном хорошем парне, петь

тихо-тихо, как только НР один и умеет, а в конце рявкнуть, задыхаясь от слез.

А ИМ превратил даже отвратное слово «мент» из издержки новояза в провокативную

высокопарность.

Мне моя говорит, что лучшие песни ИМ пахнут весной, отливают малахитом (а моя, это

существенное уточнение, не музыкальный критикан, я бы в уме повредился), обрамлены такой

изысканной рамкой звуковой, что я обязан вам доложить, что кудесника звука всех

вечнозеленых пьес ИМ зовут Игорь Полонский и он похож на выпускника Гарварда, вовсе не

на парня, придавшего «Комбату» духоподъемный шарм.

Саша Маршал. За каким чертом?

Сильный человек Саша Маршал сильно выступил на концерте для ветеранов. Он вышел в

кителе, увешанном орденами и медалями; первые несколько рядов ветеранов, у которых

было-то по одной награде на лацкане, слышно ахнули.

А. М. был беспричинно трагичен, пел про батю (не комбата), такую же, как он, сильную, порядочную личность.

Его драпировка повергла в смятение и меня. На вопрос, за каким чертом, я получил ответ о

«достоверности».

ИМ чужд картинности, редко дает интервью, как заправский хитрован, отделывается общими

словами, для нашего шоу-биза, чистоганно-развратного, подозрительно целомудренный и

высшим комплиментом полагает, когда кто-то называет кого-то из роты его подопечных

приличным человеком.

Во, я подошел к главному. К 50 годам, заделавшись знатным деятелем на поприще

шоу-бизнеса, ИМ добился, стяжал, заработал репутацию приличного человека и очень, очень, очень хочет, чтобы те, с кем он работает, старались быть хорошими людьми, отрицающими

беса.

Мне достаточно эволюции Григорьева-Аполлонова, которая началась с отметки «ничего себе

пацан» и к настоящему моменту зафиксирована на отметке «с таким за честь дружить».

Саратовских работниц аэропорта (владивостокских, самарских, бишкекских, рижских, киевских) я доводил до исступления умопомрачительно корявым, но неотразимо обаятельным

исполнением, минимум 20-кратным, песни «Прощай» с сердце разъедающим зачином: «Я уже

давно предчувствовал потерю, ею оказалась ты». Я же хитер как бес: всегда на чужом

выезжаю. На чужом репертуаре. Возвращался в Москву, рассказывал ИМ о караоке-триумфах, он улыбался, понимая, что даже бестолочь в известном смысле – барометр пристрастий

публики.

На сцене «Метелицы», уже почившей площадки для арт-игрищ, я исполнил (разумеется, надругавшись над оригиналом) песню «Рыжая». Меня АГА, самый знаменитый после Чубайса

Рыжий в стране, толкнул в бок: ты чего, все песни, что ль, изучил?..

Все, что ль, изучил.

Я, знаете ли, совсем плохих песен не учу.

Когда-то я завершил документальный фильм памяти Игоря Сорина словами, что он так и не

стал большой звездой, но останется маленькой звездочкой, струящей не потоки, но лучики

света.

Он был лампочкой – лапочкой, ИМ – лампа, прожектор, подарок барабанным перепонкам, сердцу в груди, живущему в мучительно-сладостном томлении по абсолюту.

Один хороший парень сказал про самого ИМ, что не понимает, как тот пишет

душераздирающие песни, будучи таким воспитанным, культурным, обходительным парнем.