— Кость? — спросил он.

— Нет, — покачал головой Снегирь и вдруг улыбнулся, сверкнув белыми зубами: — Чего говорить, хорошая работа!

Если б он знал, что полчаса назад в штаб немецкой 9-й армии к самому генералу Форману уже поступило донесение о взятии танками этой высоты, то обрадовался бы еще больше.

До наступления сумерек немецкие гренадеры, поддержанные танками, еще несколько раз бросались в атаку на высоту 132,1, но каждый раз откатывались назад.

До 15.00 немцам на правом фланге не удалось ударом с юга захватить Выгоду: лесной перекресток дорог, называемый Разъездом, удерживал 170-й полк подполковника Дронова, а на Гробле вдоль квадратов 111 и 112 оборонялись два батальона 142-го полка майора Горшанова.

Танковая группа генерала Кельнера также не сумела до 15.00 оттеснить гвардейцев генерала Кулагина в лес: 101-й полк оборонялся еще в Мариамполе; 102-й — в Грабноволе; 2-й батальон 100-го полка — на высоте 132,1. На левом фланге гитлеровцы были скованы тяжелыми фронтальными боями, которые отнимали время, танки и людей.

Однако это был только первый день борьбы, первые часы наступления, когда огромную роль играли внезапность и натиск батальонов, которые ударили с исходных позиций, как стрела, выпущенная из лука. Между высотами 132.1 и 119,0 на всем полуторакилометровом участке большие группировки танков и пехоты миновали Гроблю и двинулись на север, в глубь леса.

На высоте 143,3, маскируясь в густом сосняке, стояло несколько танков. Открыв люк, генерал Вильгельм Шмальц наблюдал за боем, обозревая местность от Радомки до Мариамполя. Сразу же за лесом ему видны были зеленые верхушки могучих тополей студзянковского фольварка. Приказы уже отданы, и теперь с минуты на минуту генерал ждал, что нижнесаксонцы захватят Грабноволю и высоту 132,1. Особенно же он ждал радиограмму о выходе своих танков на дорогу Студзянки — Выгода.

В 14.20 два батальона 142-го полка заняли оборону на Гробле вдоль южной границы квадратов 111 и 112. Разведка, вернувшаяся из леса, доложила, что там находятся группы немецких автоматчиков и танки. Старший лейтенант Ишков отправил донесение командиру полка.

На высоту 112,2 это донесение попало около трех часов. Майор Горшанов теперь знал, что в любой момент у каждого его батальона за спиной может оказаться враг. Чтобы это предотвратить, нужно занять просеку от высоты 119,0 до лесной сторожки — около 1300 метров. Горшанов должен был сделать это только теми силами, что остались в его распоряжении. Майор приказал сколотить несколько групп из автоматчиков, саперов и разведчиков, которые он сразу же послал в западном направлении, распорядившись взять с собой как можно больше патронов и гранат. Действуя по другую сторону просеки, ведущей от высоты 119,0 до лесной сторожки, эти группы должны были атаковать противника и при этом так шуметь, чтобы создавалось впечатление, что их гораздо больше, чем на самом деле. Если немцы, ввязавшись в бой сразу в нескольких местах, будут подтягивать свежие силы и готовить наступление — они потеряют время. И тогда, возможно, удастся дождаться ночи и подкрепления.

Мелкие группы проникли в лес. Впереди был слышен бой. В небе гудели самолеты. Артиллерийские снаряды рвались на дорогах и просеках. Ветерок с севера доносил дым горящих деревень.

Майор прислушивался и ждал момента, как опытный музыкант ждет, когда в оркестре зазвучат знакомые звуки флейты. Спустя двадцать минут майору послышалось, как на западе через весь лес прокатился резкий стрекот пулеметной очереди. А может, ему просто показалось? Надо было подождать.

Было четверть пятого, когда с донесением вбежал запыхавшийся солдат. Лицо его почернело от пыли и покрылось капельками пота. Гимнастерку хоть выжимай. На левой ладони ржавый от крови бинт. Связной тяжело дышал и не мог сразу выговорить ни слова. Горшанов приказал ему сесть, дал полстакана водки.

Через минуту связной рассказал о схватке около горящей лесной сторожки, о двух немецких танках, сожженных батареей 76-мм орудий, стоящей в лесочке под Басинувом, об отходе одного танка и о том, как автоматчики, ударив в одном месте, прогнали гренадеров до следующей просеки.

— Разрешите идти, товарищ майор?

— Идите.

Солдат отдал честь и большими шагами пошел между деревьями. Горшанов с грустью подумал, что у него нет даже пачки папирос, чтобы дать связному.

Майор по телефону связался с командиром 47-й дивизии полковником Василием Шугаевым, доложил ему о положении и уже неофициально добавил:

— Пугаю фрицев, но как пронюхают чем, не удержу. Мне бы парочку «коробок». Как они там?

— Подумаем. Пришли связного на переправу, чтобы дорогу показал, если понадобится.

Откровенно говоря, хотя Горшанов и просил танки, но не верил, что их получит: поляки будут готовы только завтра утром. На ускорение переправы нет никакой надежды. Он слышал, что делается в той стороне: вой бомбардировщиков не смолкал, взрывы не прекращались. Только бы к утру поляки успели!…

В соответствии с приказом 1-я танковая бригада должна была начать переправу под Тарнувом в полдень. Приказы должны выполняться, однако не ради самих приказов.

Если подчиненный предугадает замысел командира, никто не спросит, зачем он это сделал. Следовательно, не будем удивляться, что раньше указанного в приказе срока четыре танка бригады покинули свою стоянку и пошли не к Тарнуву, а, повернув на юг, быстро направились в сторону Руды-Тарновской. По номерам на башнях легко распознать танки командования и разведки 1-го полка. Вершины сосен прикрывают небольшую колонну от наблюдения. Гладко стелется под гусеницами травянистая дорога. Кажется, и земля и лес радостно встречают танкистов — первые за эти пять лет польские танки над Вислой.

Командиры, высунувшись по пояс, стоят в открытых люках. Первый танк ведет хорунжий Рудольф Щепаник из Борислава. Сын слесаря-коммуниста, Рудольф окончил гимназию перед самой войной. Ему тогда было восемнадцать лет. Он работал в мастерских нефтяной фирмы «Галиция», после сентября стал секретарем комсомольской организации. Когда Германия напала на Советский Союз, Рудольф вместе с отцом, матерью и сестрой эвакуировался на Урал, в Краснокамск. Там он окончил среднюю школу, работал слесарем. По призыву Союза польских патриотов Рудольф прибыл в Селецкие лагеря на Оке под Рязанью. В день четвертой годовщины нападения Германии на Польшу Щепаника произвели в офицеры. Через шесть недель он уже сражался под Ленино.

Вскоре после этого пошли служить в армию и обе его сестры. Младшей — Лидке — семнадцать лет. Эта девушка с длинной косой теперь зашифровывает и расшифровывает донесения в штабе 1-го танкового полка, того самого, где командирским танком командует Рудольф Щепаник.

— Янек, прибавь газу, — говорит Рудольф сержанту Высоцкому.

— Связался с полком, все в порядке, — докладывает радист плютоновый Петр Копровский, электромонтер из Равы-Русской. Это бывалый солдат. Он воевал в Красной Армии, а в 1941 году под Орлом его ранило.

Хотя плютоновый и на три года старше своего худощавого, невысокого командира, но он уважает его за отвагу. Еще под Ленино они были в одном экипаже. Новичок среди них — только заряжающий Леон Сарницкий, впрочем, он тоже свой парень и опытный солдат. В 1942 году под Старой Руссой он получил ранение.

За ними следует танк начальника штаба. Этим танком командует хорунжий Юзеф Лисецкий. Третий танк ведет командир взвода полковой разведки двадцатилетний подпоручник Вацлав Ферынец, сын лесника из-под Бреста. Командиром танка его назначили на второй же день боев под Ленино — вместо погибшего товарища. Это коренастый, быстрый в движениях, веселый и задиристый парень.

Замыкает эту танковую колонну машина хорунжего Мечислава Гранатовского. Мечислав — сын кадрового подофицера из Львова, страстный футболист и автомобилист.

Под Ленино он был радистом, после боев его наградили Крестом Храбрых и послали в офицерское училище. Этот неспокойный по характеру человек имел счастье на необыкновенные приключения. Так, когда бригада вступила в Польшу, он помчался на деревенское кладбище под Люблином и вернулся оттуда с немецким офицером, которого вытянул из какого-то семейного склепа.