между общиной и обществом в целом» 17. В конце концов, просуществовав несколько месяцев или в лучшем случае
лет, коммуна прекращала свое существование, а ее члены
ie Moberg D. Op. cit., p. 285.
17 Clark W. Drugs and Utopia — Dystopia.— In: Utopia — Dystopia.
Ed, by Richter P. Cambr., Mass., 1975, p. 119,120, 31S
«возвращались» fi то саМФе фбщёстйо, которое ойи пытались изменить\или от которого стремились «укрыться» в
своей ненадежной «крепости». Как и в XIX в., буржуазное общество ц государство вновь продемонстрировали
свое могуществоД
К середине 7б-х годов в американском коммунитарном
движении обозначился отчетливый спад18, который совпал
со спадом массовых демократических движений как в
США, так и в других капиталистических странах. Тут сыграли свою роль и отмеченные выше факторы дезинтеграции, и накопленный к тому времени опыт* который был
во многом разочаровывающим, и общее изменение обстановки в стране и в мире в целом; Наступала пора подведения итогов, обобщения накопленного опыта и размышлений.
§ 2. Утопические общины
и поиски социальной альтернативы
Какой же социальный идеал пытались воплотить организаторы и члены утопических общин? Какой тип отношений стремились они утвердить в утопических анклавах
буржуазной Америки? Мы не получим ясных и вразумительных ответов на эти вопросы от самих американских
коммуналистов, ибо лишь немногие из них пытались теоретически обосновать собственные ценностные (и политические) ориентации и сознательно «привязать» их к тому
или иному конкретному утопическому проекту или традиции. И дело даже не в том, что среди них не было мыслителей масштаба Оуэна или Фурье. Дело прежде всего в
скептическом, если не сказать нигилистическом, отношении многих из них к теории как «репрессивному» началу, сдерживающему стихийное стремление людей перестроить
если не общество, то собственную жизнь. Поэтому в большинстве случаев организаторы, а тем более рядовые члены
общины не пытались ни следовать той или иной социальной (пусть даже утопической) теории, ни даже предпринять теоретический анализ собственных -стремлений и идеалов.
Однако, исследуя практику утопических общин, зафиксированную многими очевидцами, равно как и оценки и
18 Согласно оптимистическим оценкам, к концу 70-х годов в США
все еще существовало около тысячи одних только сельских коммун (см.: Moberg D. Op. cit., p. 285). Однако, по-видимому, это
завышенная цифра.
319
впечатления самих коммуналистов, мы вс,е же можем
составить общее представление о ценностных ориентациях
и идеалах, которых придерживалась значительная часть
участников коммун 60—70-х годов, чтобы в конечном
счете соотнести их с определенными утопическими традициями.
При всех различиях в ценностных ориентациях идеал, к осуществлению которого стихийно стремилось большинство коммун, мояшо определить как неотчужденное общество, в котором человек почувствовал бы свою самоценность, избавился от подчинения вещам и другим людям, группам, организациям, в том числе и государству.
Коммуналисты мечтали о сообществе, в котором каждый мог бы рассчитывать на любовь, сочувствие и понимание со стороны других людей и платить им тем же, не
боясь поплатиться за проявленную «мягкотелость». Американский журналист Р. Хурье в своей книге «Снова собраться вместе», написанной на основе личных впечатлений от посещения ряда коммун, рассказывает, как во многих из них он наблюдал отчетливое стремление людей
поддержать друг друга материально и морально, помочь
больным, принять участие в воспитании чужих детей, словом, бескорыстно позаботиться об общем благе19.
Мечтали о сообществе, в котором господствовал бы
свободный, творческий труд, позволяющий раскрыться талантам всех людей и реализовать сущностные силы человека. Как отмечал, в частности, Г. Отто, многие члены общин, которые он посетил, стихийно стремились внести в свой
труд игровой момент, сделать его «формой радостного самовыражения и самоосуществления» 20.
Мечтали о сообществе, в котором жизненные цели задавались бы не внешней необходимостью, а «нерепрессивными» внутренними побуждениями индивида, где господствовали бы не материальные, а духовные стимулы и где
он мог бы в итоге почувствоватьь себя свободнее, чем
прежде.
Мечтали о сообществе, в котором человек снова вошел
бы в «дружественный» контакт с природой как источником не столько материального богатства, сколько нравственной чистоты, физической силы и творческой актив-
19 См.: Hourriet R. Op. cit.
20 Otto H. Op. cit., p. 16.
320
иости. Об .«опрощений»21, избавлении от множества
«ненужных»\вещей и «упрощении», т. е. создании несложной, «прозрачной» социальной организации, в которой
каждому бьыщ бы видны действующие социальные механизмы и где он мог бы с полным основанием и знанием
дела выносить свои суждения о всех социальных явлениях
и процессах, прбтекающих у него перед глазами.
Мечтали и о многом другом, мелком и большом, но
суть альтернативы, которая вставала за этими мечтами, носила отчетливо выраженный антропоцентристский характер. В центре утопического сообщества стояло не государство, не общество, а человек,— свободный, гармоничный человек, каким они могли его себе представить в
условиях отчужденного массового потребительского общества.
Таким образом, социальные идеалы, которые пытались
осуществить на практике коммуны 60—70-х годов, лежали
в основном в русле романтической, демократической и социалистической утопий, хотя применительно к той или
иной конкретной утопии это соответствие, как правило, никогда ие было полным и однозначным.
Характерно, что вопросы о формах собственности, способе распределения прибавочного продукта, организации
производства, которые так волновали утопистов XIX в.
и которым они обычно уделяли столько внимания, для
большинства современных утопистов-практиков оказываются как бы «проходными», второстепенными, рутинными
вопросами, решение которых вверяется стихии повседнев-
21 «Я пришел сюда,— рассказывает член одной из утопических
коммун,— потому что я хотел упростить, насколько это возможно, свою жизнь... Мне было от чего отказаться — от машины, магнитофона, от миллиона ненужных вещей...
В течение какого-то времени я пытался заниматься политикой, но наступило время, когда я больше не мог просто агитировать за социальные изменения, я должен был жить ими.
Изменения происходят пе где-то вовне или извне... Они происходят здесь. Вот с чего я должен начать, если хочу изменить всю
эту... систему.
...Мы больше не хотим, чтобы над нами довлели материальные
интересы или интересы карьеры, удерживающие нас на работе
с девяти до пяти, или стремление получить двухнедельный отпуск, погулять где-нибудь за городом на открытом воздухе.
Я мечтал быть членом какого-нибудь племени, где все заряжены на деятельность, где люди заботятся друг о друге, где
никто не обязан работать, но каждый хочет что-то делать, ибо
наше счастье и само наше существование зависит от каждого
из нас» (Melville К. Communes in the Counter Culture, p. 11, 12).
321
йс>й Лшзнй и общественного мыбнйя. Отчастй Э1*о связайо, по-видимому, с общей недооценкой вопроса с/ роли собственности в решении проблемы человека, /недооценкой, которая стала типичной чертой современной социал-демократической, буржуазно-критической мыбли и которая
не смогла так или иначе не сказаться на представлениях об альтернативном обществе. Отчасти это связано, видимо* и с тем* что практическо-утопическое сознание, сформировавшееся потребительским обществом (достигшим
высокого уровня материального развития и ориентированным на осуществление определенных целей), снимает
как несущественный вопрос о средствах их достижения.