поверхностен и порою наигран ее пессимизм, слишком

легко до сих пор удавалось ей решать проблемы, над которыми билась капиталистическая Европа, чтобы в ней

могла сложиться сильная, обладающая большим эмоциональным зарядом, а главное влиятельная антиутопическая

литература. Но теперь времена меняются быстрее, чем несколько десятилетий назад. Все шире пробивает себе путь

в национальное сознание представление об утрате «американской исключительности», якобы присущей Америке, все

уже становится пространство для исторического маневра, а значит, все более острыми и напряженными будут становиться противоречия, с которыми придется столкнуться

Америке «дома и за границей» в ближайшие десятилетия.

Общий кризис капитализма сулит Соединенным Штатам

немало потрясений и разочарований, которые не пройдут

бесследно для национального сознания и рано или поздно

породят более мощный и колоритный антиутопический

этос, который будет существовать в борьбе с утопическими

настроениями и ориентациями, с попытками осуществить

па практике новые утопические идеалы.

90 Weber Е. The Anti-Utopia of the Twentieth Century.— In: Utopia.

Ed. by Kateb G. N. Y., 1974, p. 86.

§ 3. Официальная и народная утопия

в современной Америке

Изменения, происшедшие в мире на протяжении последних десятилетий, нашли отражение на всех уровнях

социально-утопического сознания, в том числе на уровне

официальной и народной утопий.

Новый этап в развитии американской официальной

утопии связан с деятельностью администрации Дж. Кеннеди. Справедливо полагая, что наступающие 60-е годы

будут «революционными и ответственными»91, Кеннеди

сформулировал знаменитую концепцию «нового фроити-

ра»92, которая должна была способствовать формированию

в сознании американцев (и всего мира) нового образа Америки и новых национальных целей, очертить контуры нового социального идеала. Этот идеал хотя и не отличался

принципиально от провозглашенных предшествующими

администрациями лозунгов, однако вносил в них некоторые новые нюансы, отражающие дух эпохи.

Понятие «нового фронтира», выбранное президентом

Кеннеди для обозначения своего официального курса, имело глубокий смысл. Новый президент тем самым как бы

объявлял американцам о том, что «граница», «закрытая»

в последней четверти XIX в., открыта вновь, что есть великие цели, за которые стоит бороться, есть свободное для

экспансии пространство — только теперь в отличие от

XIX в. эта граница пролегает по иным, глобальным, ру-

оежам.

Мировая держава, образец для всеобщего подражания; великая нация, народ которой, вновь преисполненный духа дерзостного поиска, свойственного прежним пионерам, проникает в космос, успешно овладевает вершинами науки и создает самую передовую технологию; страна, покончившая с нуждой, болезнями, нищетой у себя дома и помогающая «свободным людям и свободным правитель-

91 См.: Иеаняп Э. А. Белый дом: президенты и политика. М., 1979, с. 218.

92 В нашей литературе термин «New Frontier» принято переводить

как «новые рубежи». Достаточно точно отражая риторику этой

программы, данный русский термин имеет, на наш взгляд, один

существенный недостаток — он скрадывает ассоциации с фрон-

тиром, на которые рассчитывали авторы этой концепции и тем

самым не дает полного представления об их замыслах.

302

ствам сбросить цепи нищеты»93; справедливый, но строгий страж мира во всем мире, защищающий друзей и способный проучить любого врага. Такими представали контуры нового общества, в которое звал американцев президент Кеннеди и которое он обещал создать с их помощью.

Провозглашение «нового фронтира» диктовалось как

внутренними проблемами США, которые ощущали острую потребность в социальных идеалах94, способных вдохнуть новые силы в американское общество, так и стремлением господствующего класса Америки нейтрализовать-

возраставшее влияние социализма на международной арене. В этом смысле курс, провозглашенный Дж. Кеннеди, был закономерным продуктом развития послевоенного американского общества. Но «новый фронтир», как и все

предшествующие версии официального кредо, не был итогом беспристрастного научного анализа объективных тенденций развития Соединенных Штатов и мира в целом.

Фиксируя в превращенной форме новые процессы и явления внутренней и меяедуиародной жизни, новая версия

официальной утопии в целом воспроизводила не столько

реальные перспективы Америки, какими они вырисовывались с точки зрения объективного анализа мирового развития (свидетельствовавшего о том, что Соединенные

Штаты движутся в направлении утраты ими прежнего положения в мире), сколько контуры идеального общества,, порожденного имагинативным произволом и интересами

пропаганды.

«Новый фронтир» сыграл важную роль в развитии Америки 60-х годов. Хотя большинство ожиданий, связывавшихся американцами с программой нового президента,, остались несбывшимися, тем не менее сам факт появления таких ожиданий, возрождения духа надежды и веры

в лучшее будущее явился той материальной силой, которая способствовала ускорению темпов развития США на

протяжении нескольких последующих лет.

93 См.: Inaugural Addresses of the Presidents of the United States from George Washington, 1789 to John F. Kennedy, 1961. Wash.

D. C., 1961, p. 268. «Труба зовет нас снова — не к оружию, хотя

мы нуждаемся в оружии; не на битву, хотя мы ведем битву...

она зовет нас на борьбу против общих врагов человека: тирании, нищеты, болезней и самой войны» (Ibid., р. 269).

94 «Наше государство,— говорил Дж. Кеннеди,— испытывает сейчас большую нужду в мощи идей, чем в атомной, финансовой, промышленной или даже человеческой мощи» (цит. по: Ива-

няи Э. А. Белый дом: президенты и политика, с. 221).

303

В какой-то мере этому способствовала и программа

«великого общества» JI. Джонсона. Хотя она была (как

считает большинство историков) логическим продолжением и конкретизацией «нового фронтира», она отличалась

от него своей акцентировкой. Собственно говоря, Кеннеди тоже вел речь не о чем ином, как о превращении Америки в великое общество. Однако в отличие от своего

предшественника, кредо которого было выдержано в

«державных» тонах и подчеркивало прежде всего интересы нации в целом, Джонсон делал акцент на проблемах, имевших более непосредственное отношение к повседневной жизни и заботам американцев. При этом он пытался

напрямую связать провозглашенные в официальной программе цели с «американской мечтой», подчеркнув непреходящую ценность предпринимательского индивидуализма и личной инициативы. «...Мы,—говорил Джонсон,—никогда не теряли из виду нашу цель: Америку, в которой

каждый гражданин располагает всеми возможностями его

общества и в которой каждый человек имеет шанс улучшить свое благосостояние настолько, насколько это позволяют ему его способности»95.

Джонсон рисовал «великое общество», которое «основывается на свободе для всех»; в котором «каждый молодой

человек» будет иметь возможность получить образование и унаследовать «все достижения человеческой мысли»; в котором все люди будут жить в новых, перестроенных, лишенных трущоб городах (на осуществление этого

пункта программы, по расчетам Джонсона, должно было

уйти сорок лет); где будет царить «расовая справедливость»; наконец, — и это было едва ли не ключевым пунктом новой программы — где будет раз и навсегда, полностью («наша цель —полная победа») ликвидирована бедность.

В сущности говоря, это была официальная программа

«общества благосостояния», в котором, как утверждалось, благосостояние каждого и ликвидация бедности за счет

некоторого перераспределения богатства станут условием

процветания нации. «Наша история доказывает, что всякий