Через некоторое время приехал Че. Он рассказал, что президентский дворец заняла «Революционная директория» и, похоже, не собирается его покидать. Че пытался поговорить с их руководителем, но ему было отказано во встрече. Франки писал: «Камило, полушутя-полусерьезно, сказал, что в качестве предупреждения не мешало бы выпустить по ним пару пушечных ядер… Не будучи поклонником дворца, я сказал, что идея недурна, но Че — он всегда обладал чувством ответственности — заявил, что сейчас не время тратить пушечные ядра. Он спокойно вернулся во дворец, встретился с Фауре Чомоном, и все было улажено. Камило всегда слушался Че».
Когда 8 января в Гавану прибыл Фидель, Уррутиа уже обосновался во дворце, и было установлено некое подобие государственной власти. Повстанцы заняли общественные здания, полицейские участки, офисы газет и профсоюзов. Находившиеся в изгнании коммунистические лидеры стали возвращаться в страну, и запрещенная прежде коммунистическая газета «Сегодня» возобновила свою работу. Даже бывший президент Карлос Прио вернулся из Майами. За границей основные кубинские посольства были заняты представителями «Движения 26 июля». Новое правительство признали Венесуэла и Соединенные Штаты. Советский Союз последовал их примеру 10 января.
Средства массовой информации только и говорили, что о Фиделе и его героях-«барбудос». Еженедельник «Боэмия» превратился в «фанатский журнал» революции, печатающий подобострастные материалы о Фиделе: один из художников дошел до того, что изобразил его лицо похожим на лицо Христа, дополнив портрет нимбом. Страницы журнала пестрели рекламными объявлениями, эксплуатирующими тему победившей революции. Пивоваренная компания «Полар» украсила страницу изображением крепкого крестьянского парня, собирающего сахарный тростник, и надписью: «ПОРА ПРИНИМАТЬСЯ ЗА РАБОТУ! Теперь, когда мы счастливы, что снова свободны, и как никогда горды тем, что мы кубинцы, мы должны идти путем труда: созидательного и напряженного труда на благо Родины… А после работы ПОРА ПРИНИМАТЬСЯ ЗА "ПОЛАР"!»
В одном из театров состоялась премьера пьесы про «генерала Фиделя». Группа благодарных граждан спешно заказала бронзовый бюст Кастро, на мраморном постаменте была выгравирована надпись, восхваляющая человека, который «испепелил путы диктатуры пламенем свободы».
Че тоже получил свою долю пламенных благодарностей. Выдающийся кубинский поэт-коммунист Николас Гильен написал стихи в честь Гевары.
То, верно, Сан-Мартин рукою чистой
Хосе Марти приветствовал, как брата,
А может, море миновав, Ла-Плата
Слилась с Кауто
[26] в ток воды игристый?
Нет — то Гевара, гаучо речистый,
Поднес Фиделю кровь свою солдата
И руку дал товарища тогда нам,
Когда сгустился сумрак ночи мглистый.
Смерть отступила. Тени ненавистной,
Ни лезвий, ни отрав, ни тварей низких
Нет и следа — одно воспоминанье.
Светла душа, что две души вобрала:
То, верно, Сан-Мартин рукою чистой
Хосе Марти приветствовал, как брата.
Если Че и так уже был известной в латиноамериканских странах фигурой, то литературное посвящение Гильена — поэта, стоящего наравне с Федерико Гарсиа Лоркой, Пабло Нерудой и Рафаэлем Альберти, — ввело его в пантеон самых почитаемых в Латинской Америке исторических личностей. В тридцать лет Че Гевару уже сравнивали с самим Хосе Сан-Мартином.
Однако в американском посольстве в Гаване Че считали ужасным «Распутиным» нового режима. Его влияние на Фиделя и не вполне ясная роль, которую этот человек играл за стенами Ла-Кабанью стали почвой для весьма беспокойных размышлений.
III
Свое прибытие в Гавану Фидель обставил как талантливый режиссер. Он въехал в город во главе шумной процессии, стоя на захваченном у врага танке. Нанеся визит во дворец президенту Уррутиа, Кастро вспрыгнул на борт «Гранмы», которая была перевезена в Гавану и установлена в порту. Затем, в сопровождении Камило и Рауля — Че в это время пребывал в Ла-Кабанье в стороне от всеобщего внимания, — он проследовал к «Кемп-Колумбии»: по улицам, вдоль которых стояли тысячи ликующих гаванцев, в восторге размахивающих флагами.
В тот вечер Фидель произнес продолжительную речь на телевидении в прямом эфире. Он подчеркнул необходимость установления законности и революционного единства. На «новой Кубе» место есть только для одной революционной силы и не может быть никаких «отдельных армий». Эти слова были предупреждением «Директории», бойцы которой ушли из дворца, но по-прежнему занимали территорию университета. Еще одним знаком того, что назревает противоборство, стало публичное заявление лидера «Директории» Чомона о том, что его группу не пускают во власть. Но речь Кастро и содержавшаяся в ней угроза сделали свое дело: Фидель еще не закончил выступления, а из «Директории» уже сообщили, что они сдают оружие.
В своем выступлении Фидель подчеркнул также патриотическую направленность нового режима. Один журналист задал ему вопрос, справедливы ли слухи о том, что правительство США собирается закрыть свою военную миссию на Кубе, и Фидель тут же ответил: «Оно должно ее убрать. Правительство Соединенных Штатов не имеет права держать здесь постоянную миссию. Иными словами, право решать этот вопрос принадлежит не Государственному департаменту, а Революционному правительству Кубы». Тем самым Фидель дал понять, что если Вашингтону нужны хорошие отношения с Кубой, то американцам следует кое-что в них изменить и в первую очередь обращаться с кубинским государством как с равным.
Кастро сообщил, что планируется реорганизация армии: она будет состоять из тех, кто «предан революции», кто станет защищать ее, если возникнет необходимость.
Своей речью Фидель искусно готовил кубинцев к будущим изменениям, но наиболее запомнился всем зрителям момент, когда со стороны публики к оратору вдруг вылетели несколько белых голубей и опустились ему на плечи. Для многих это был мистический, божественный знак. Для других — отличный пример того, как Фидель умеет создать себе нужный образ в нужное время.
Администрации Эйзенхауэра грех было жаловаться на новый кубинский режим. Кабинет министров сплошь состоял из политически «безопасных» кубинских политиков, все они были из среднего класса, придерживались антикоммунистических взглядов, ориентированы на интересы бизнеса. В их числе было много и бывших соперников Фиделя. Раздав им посты в новом правительстве, Кастро быстро успокоил консервативные политические и деловые круги и нейтрализовал потенциальные источники оппозиции.
Самым большим сюрпризом оказалось назначение премьер-министром Хосе Миро Кардоны, известного юриста и секретаря «Гражданского оппозиционного фронта». «Назначение Миро Кардоны стало просто сенсацией, — вспоминал впоследствии Франки. — Он возглавлял Ассоциацию гаванских баров, представлявшую крупные капиталистические предприятия, и был одним из самых проамерикански настроенных кубинских политиков… Мы не могли понять этого выбора Фиделя, но… на самом деле это был умный ход. Он запутал американцев, буржуазные круги и политиков».
Фелипе Пасос был назначен президентом Национального банка; Хусто Каррильо стал президентом Банка Развития; а выпускник Гарварда экономист Рехино Боти вернулся из США и был назначен на пост министра экономики. Руфо Лопес Фреске, экономист и аналитик влиятельной консервативной газеты «Диарио де ла марина», был назначен министром финансов; иностранными делами стал заниматься политик из Ортодоксальной партии Роберто Аграмонте.