- Ладно, как просила, без подробностей. Все было замечательно, мы отлично проводили время. Ты видела фотографии. Я наслаждался жизнью с твоей сестрой. Мы вместе завтракали, вместе чистили зубы, рука об руку загорали на солнце. Вместе готовили...
- Сестра не умела готовить.
- Зато я умел.
- Ей это не нравилось.
- А со мной нравилось. Что-то еще?
- Извини.
- Мы вместе принимали душ. Фотографии должны были стать тому свидетелями, когда все закончилось. Неделя нашей любви закончилась, но, по крайней мере, мы доказали, что могли бы любить друг друга. Эти фотографии тебе известны. Те самые, которые я, как последний дурак, оставил в фотокамере, и которые жена обнаружила месяц спустя. Человек никогда не знает, почему он делает какие-то вещи. Почему я не стер фотографии, послав копии твоей сестре, почему сознательно решил отложить это на потом? Я отлично помню, что подумал о том, что рискую быть раскрытым.
Но это случилось уже после того, как закончилась та великолепная неделя. Неделя подошла к концу, наступила суббота. Я должен был прибраться в доме, выбросить вереницу накопившихся бутылок, убрать всевозможные следы: волосы, шпильки для волос, которые, возможно, упали на пол, выстирать простыни. Осмотреть гардеробы. Здесь мы и распрощались. Потому что Клара не хотела, чтобы я провожал ее до такси.
- Нет, – сказала она, – лучше простимся здесь и сразу. – А потом сразу же добавила: – Не рассказывай никому, пожалуйста.
- Что я был с тобой?
- Нет, что я была с тобой здесь, в твоем доме. Я не должна была этого делать, как и множество других вещей.
- А кому я об этом расскажу? Ты думаешь, что я стану хвастаться своими победами на работе?
- Я прошу, чтобы ты не рассказывал об этом никому и никогда, ни теперь, ни в последующие недели. Чтобы ты не говорил о том, что я была настолько подлой, что заявилась в этот дом.
- А не все ли равно, где?
- Конечно, нет, глупый. Я представляю, что если узнает сестра, я умру от стыда.
- Да я даже не знаю, как выглядит твоя сестра. У тебя нет ее фото?
- Какая, в сущности, разница. Нет у меня ее фото. Я поговорю с ней, может через месяц, может через год, и, вполне возможно, что однажды ты познакомишься с ней.
- А кому на хрен какая разница, если ты даже и была в моем доме, и в моей постели?
- В постели твоей жены.
- И моей.
- Твоей жены. И я прошу тебя, чтобы ты не рассказывал об этом моей сестре.
- С тем же успехом ты могла бы попросить меня не рассказывать об этом Бараку Абаме или Дженифер Лопес.
- Ты действительно хочешь испортить наше прощание? – в этот момент твоя сестра выглядела грустной, как будто свершилось нечто неизбежное, непоправимое, что, возможно, станет преследовать ее всегда. Как будто мы упустили случай, воспользовавшись которым, мы примирились бы с самими собой. Клара печальна, потому что я должен сказать, что не хотел уходить с ней, поскольку уже знал, что не смогу уйти. Я понимаю, что уже не смогу стать человеком, который жил бы с Кларой, любил бы ее, возможно, перестал бы ссориться с ней, избегая темных сторон ее характера. Насколько я себя знаю, я уже не смогу жить ни в каком другом месте, и мне не хотелось бы знать, стала ли Клара счастливой, спрашивая ее: “Как ты?”
- И ты ей пообещал?
- Что?
- Что ничего мне не расскажешь.
- Не помню. Думаю, нет, или как-то туманно. Ее просьба показалась мне какой-то глупой, дурачеством. Я подумал о ней снова только тогда, когда познакомился с тобой. Тогда я вспомнил эту сцену и осознал, что должен хранить ее секрет. Где ты нашла фотографии?
- Какая разница, где.
Карина поднимается с дивана, обнимая себя за плечи. Я мысленно представляю, как ее мозг пытается переварить новую информацию, сопоставить и собрать воедино детали головоломки, перестроить ее представление о сестре.
- Вон то строение это телефонная станция, да? – спрашивает она, указывая на север. Полагаю, она права, и соглашаюсь с ней. – А вот это – Навасеррада11. Ничего не понимаю.
- Почему? Ясно, что это Навасеррада.
- Я не понимаю, почему сестра хотела сохранить этот глупый секрет. Я тебе не верю. Зачем, если она сказала мне, что встречалась с тобой, более того, что у нее был роман с мужчиной, тоже женатым? Я не ругала и ничуть не осуждала ее. Она уже не была девчонкой, которую я хотела защитить от жизни наркоманки, она была уже женщиной со своими твердыми убеждениями, что хорошо и что плохо. Клара знала, что мои дела идут не так уж гладко, и что я, казалось бы, держащая все под контролем, этот самый контроль потеряла.
- Ага!
- Самуэль, твоего “ага” не достаточно. Скажи мне что-нибудь.
- Я не знаю, что сказать. Я слушаю тебя, мотаю на ус. Я не умею давать советы.
- Я не прошу у тебя совета.
- Сестра восхищалась тобой. Ты ведь это хотела услышать? Она восхищалась тобой и бесилась из-за этого, потому что в то же самое время ей казалось, что ты прожигаешь свою жизнь, попусту теряя время. Послушай, так, между прочим, ты и правда остеопат?
- У меня есть патент, но я никогда этим не занималась. На самом деле я администратор в клинике.
- А Кларе тоже не нравились твои костюмы?
- И туфли на высоченных каблуках, я знаю.
- И эти серьги с жемчугом.
- Хватит, не продолжай.
- Я думаю, она восхищалась твоей серьезностью, но в то же самое время, ты казалась ей точнейшей копией своих родителей. Нет необходимости объяснять что-то еще, верно? Абсолютно точно Клара страдала оттого, что ты советовала ей бросить меня.
- Да-да, на самом деле мы почти не разговаривали об ее романе. Она рассказала мне о твоем существовании, и поначалу я видела, что она счастлива. Потом она начала переживать, стала мрачной, рассеянно блуждала, как ненормальная. Но, опять-таки у нас было очень мало времени, чтобы извиниться друг перед другом. Впрочем, если бы времени было навалом, не знаю, извинились бы мы. Мы виделись на семейных праздниках и совсем редко где-то еще. И только когда она сказала мне, что предложила тебе жить вместе, я снова вернулась к своей роли старшей сестры. Я даже не знаю, почему я это сделала. Кто я такая, чтобы давать кому бы то ни было советы о том, как стать счастливой? Я живу одна. Работа отнимает у меня слишком много времени, доставляя слишком мало удовольствия. Я не помню, когда я в последний раз выходила куда-то с парнем. Мне показалось, что я заслужила это наказание. У меня появляются морщины, я грызу ногти.
- Я не замечал.
- Чего именно из того, что я назвала?
Она протягивает мне руки ладонями вниз. И правда, у нее такие коротенькие ногти, что они не достают до кончиков пальцев, и там видна кожа. Пожалуй, поэтому она и не красит ногти, чтобы не привлекать к ним внимания.
- Иногда мы советуем другим поступать точно так же, как мы, и это оборачивается для нас несчастьем.
- Чья это фраза?
- Думаю, моя, но не уверен.
- Несколько сурово, учитывая обстоятельства.
- Обстоятельства – дерьмо.
- Знаешь, что я нашла на другой день в ящике? Упаковку противозачаточных таблеток. Даже нераспечатанную. А знаешь, что я нашла несколькими днями раньше? Билет, оставшийся от моей последней отпускной поездки. Прошло три года. Не думай, что я ко многому стремлюсь. Всего-то быть с кем-нибудь – мужчиной, женщиной или собакой, чувствовать, что то, что со мной происходит, происходит не только со мной.
- С собакой не так-то сложно.
- Ладно, собака вычеркивается. На худой конец, быть одной по собственному желанию.
Я встаю и, не думая ни о чем, иду к ней. Все огни вокруг уже включены, и очертания гор расплываются в ночи.
- Но, ты еще ничего не решила.
Карина очень серьезно качает головой. Суровый взгляд, нахмуренные брови, стиснутые зубы, она вся в раздумьях. Я обнимаю ее. Тело Карины слегка напрягается, и я уверен, что сейчас она меня оттолкнет. Но, мало-помалу, она расслабляется, сдается и забывается. По крайней мере, она принимает меня, как опору. Несколько секунд она спокойно стоит, прислонившись ко мне и глядя на юг. Я смотрю на север, но у меня создается впечатление, что мы видим одно и то же.