Они босые, одеты лишь в рубахи и штаны, вооружены ломами и ножами, но свирепость их безмерна. Им удается ворваться в город вместе с убегающими участниками неудачной вылазки. В городе они сеют неописуемый ужас; штурм стен длится всего несколько часов. В соборе Святого Назария, в церквях Святой Магдалины и Святого Иуды укрываются все уцелевшие жители. Наемники вышибают двери и врываются в храмы, убивая всех — младенцев, женщин, калек, стариков, молящихся священников. Колокола звонят по погибшим. Перебиты все.
Пьер де Во из Серне, монах-цистерцианец, хронист похода против альбигойцев, сообщает, что только в церкви Святой Магдалины были убиты семь тысяч человек, что, вероятней всего, преувеличение. Хотя по подсчетам историков в Безье было уничтожено тридцать тысяч (невинных) людей. Еще более ужасающей эту цифру делает тот факт, что перебиты были почти все обитатели города. Когда Арнауту Амаури, папскому легату, во время взятия города заметили, что среди избиваемых наверняка есть и католики, он якобы ответил: «Убивайте всех, Господь распознает своих». Знаменитую эту фразу большинство историков считают апокрифом, тем более что приводит ее хронист XIV века Цезарий из Хайстербаха. Вполне возможно, что Арнаут Амаури, человек скорей туповатый, чем циничный, произнес только первую половину ее. Но в любом случае слова эти являют собой превосходный комментарий к событиям.
Заспорив из-за раздела добычи, наемники и воины из отрядов сеньоров-крестоносцев поджигают город «вместе с собором, построенным мастером Гервазием, каковой собор от огня и великого жара с грохотом разломился пополам и развалился на две части». Крестоносцы с развевающимися на ветру значками движутся под стены тридцатибашенного Каркасона, где засел виконт Роже.
Нынешний город, реконструированный Виолле-ле-Дюком{168}, дает слабое представление о том, какова была эта опоясанная двойной стеной крепость. Первое, что бросается в глаза туристу, — чрезвычайно узкое пространство, стиснутое стенами (около десяти тысяч квадратных метров). В августе 1209 года город стал убежищем нескольких десятков тысяч человек, не считая скота и лошадей. Тем не менее сражались защитники с ожесточением, а молодой Раймунд Роже проявил талант и удаль опытного полководца. Союзником крестоносцев становится жаркое лето. Над Каркасоном висят тучи черных мух и смрад эпидемии. Отсутствие воды заставило каркасонцев после двух недель осады капитулировать.
Последующие события вызывают споры ученых, а свидетельства их участников Гильома де Тюделя и Гильома де Пюилорана полны недомолвок и не дают окончательного объяснения произошедшему. Между Раймундом Роже и крестоносцами не было подписано никакого договора, более того, вопреки всем правилам рыцарской чести виконта ввергают в узилище, и вскоре он умирает от дизентерии. Папский легат упорно настаивает на избрании среди французских сеньоров-крестоносцев преемника виконта, что в корне противоречит феодальному праву, тем паче что жив четырехлетний сын Раймунда Роже. Французские сеньоры и графы великодушно отказываются принять титул и наследие трагически умершего виконта. «Не было средь них никого, кто бы не понимал, что утратит честь, приняв эти земли», — пишет Гильом де Тюдель.
И тут на сцену выходит человек, чья черная тень на многие годы легла на Прованс и Лангедок. Звали его Симон де Монфор, и он долго оставался в памяти людей как воплощение полководца, который с горсткой преданных воинов способен низвергать империи. Этот прототип конквистадора, фанатик, умственный горизонт которого ограничен забралом шлема, человек твердой руки, честолюбивый и энергичный, обладающий незаурядным полководческим талантом, оказался идеальным кандидатом на титул виконта Каркасона и Безье. К тому же он прославился в IV крестовом походе и был непосредственным вассалом короля Франции.
Падение Каркасона распахнуло перед Монфором ворота многих замков, однако кончились сорок дней, в продолжение которых крестоносцы поклялись сражаться с еретиками, и воины вернулись на Север. С Монфором осталась горстка из двадцати шести рыцарей. Разумеется, все восемь лет неустанных сражений «лев крестовых походов» получал подкрепления. Страна была парализована страхом, но не завоевана.
В июне 1210 года Монфор осаждает Минерву, город, расположенный между Каркасоном и Безье в пустынной местности среди глубоких обрывистых ущелий. Крепость отважно обороняется, но осадная машина разрушает механизм, снабжающий замок водой, и защитники вынуждены вступить в переговоры. В соответствии с существовавшими правилами стороны договариваются, что еретики, которые попадут в руки к крестоносцам и отрекутся от своей веры, будут помилованы. Один из капитанов Монфора, Робер де Мовуазен, протестует. Он пришел сюда уничтожать ересь, а не миловать. Легат Арнаут Амаури успокаивает его: «Не бойтесь, мессир, таких, кто отречется, найдется немного». Так и было. На первом большом костре в сдавшемся городе были сожжены сто пятьдесят мужчин и женщин, которые, как меланхолично замечает бенедиктинец Дон Вессет, «погибли с отвагой, достойной лучшего применения».
Впрочем, война давно уже перестала быть экспедицией против еретиков и превратилась в великое сражение Севера и Юга, в народную войну, и хотя количество замков, взятых Монфором, растет, страна отнюдь не покорена. Сеньоры в своих орлиных гнездах выжидают благоприятного момента, города поднимают восстания, жители нападают на французские гарнизоны, оставленные во взятых крепостях, и вырезают их. Осады все дольше затягиваются и становятся все тяжелей. Безье пал в течение нескольких часов, чтобы взять Каркасон потребовалось две недели, а Минерва сдалась только через полтора месяца.
Крепость Терм крестоносцы осаждали уже четыре месяца. Замок был расположен очень выгодно, и, чтобы приблизиться к нему, как говорит свидетель осады, «нужно было броситься в пропасть, а потом карабкаться к небу». Осаждающие деморализованы, численность их уменьшилась вдвое, они голодают, а епископы, сопровождающие Монфора, после трех тяжких месяцев осады намерены его покинуть. «Лев крестовых походов» умоляет их остаться еще на два дня. Вечером второго дня комендант Терма соглашается вступить в переговоры. В городе высохли цистерны; вновь вода оказалась союзником крестоносцев. Однако ночью неожиданно пролился обильный ливень, и Раймунд, командующий гарнизоном, запирается в крепости. Идет яростная борьба, полная драматических эпизодов. Во время мессы был убит капеллан Монфора, а его другу, с которым он прогуливался, камень, пущенный из камнеметной машины, сносит голову. Монфор падает духом, подумывает о том, чтобы снять осаду и вообще удалиться в монастырь. Но в один из дней крепость умолкает, и крестоносцы с удивлением обнаруживают, что в ней нет ни живой души. На этот раз победили осажденных крысы: во время суши они пробрались в цистерны и отравили воду.
Война все ближе подходит к границам Тулузского графства и графства Фуа. В соответствии с планом методичного завоевания крестоносцы осаждают Лавор. Защищает его Аймерик де Монреаль, бывший союзник Монфора, сын Бланки де Лорак, прославленной «совершенной». Дама эта известна своей преданностью церкви катаров и делами милосердия. После героической обороны, длившейся более двух месяцев, стены Лавора пали. Аймерик де Монреаль и восемьдесят рыцарей были повешены. Поставленная в спешке виселица не выдержала такой тяжести, и многих приговоренных пришлось попросту заколоть кинжалами. Бланку де Лорак бросили в колодец и закидали камнями. Гигантский костер, самый большой за всю эту войну, унес жизни четырехсот альбигойцев, которые шли в огонь, распевая гимны «cum ingenio gaudio»[67].
Близится неминуемая расправа с графом Тулузским, поскольку крестоносцам ясно, что Раймунд VI — союзник сомнительный. Он делает все, чтобы спасти страну от войны, однако папский легат непреклонен. Монфор осаждает сердце страны, столицу Лангедока Тулузу, но в свой черед сам оказывается осажден в Кастельнодари. Под стенами этого города происходит кровопролитное, но ничего не решившее сражение.
