Рациональнее всех повел себя мамонт, которого Младыш часто встречал в первые годы, тянувшиеся для него как вечность и перерождавшие его в человека. Первое время он и мамонт отлично уживались на Леднике. Младыш еще не решался охотиться на этого исполина, так как недостаточно возмужал; кроме того, пища у них была разная, — вот они и не мешали, не завидовали друг другу.
Мамонт потерял свое сходство со слоном, обзаведясь длинношерстой шубой в защиту от холода, и напоминал небольшой движущийся, обросший мохом утес, когда грузно топтался между гранитными глыбами и отряхивал иней с лиственницы, прежде чем хоботом сгрести себе в рот зеленые иглы. Зимой же Младыш привык встречать его в занесенных снегом хвойных зарослях, где могучее животное выбирало себе местечко за какой-нибудь скалой, и стояло, скрываясь от ветра, мирно свернув хобот и предоставив снегу кружиться между огромными бивнями. Так мамонт простаивал подолгу, грузно покачиваясь под завывание снежной бури, обрастая длинной шерстью между могучими ногами и с бесконечным терпением посматривая из-под опушенных снегом мохнатых бровей своими маленькими умными, испытующими глазами, — словно олицетворяя собою одиночество.
Тихими морозными ночами Младыш, просыпаясь в своем каменном жилье, слышал глухое покашливание мамонта, будившее эхо, которое прокатившись по ледяным ущельям, замирало в звенящем просторе вечной тишины. Это старик брел по Леднику при свете северного сияния, осторожно переступая гигантскими ногами между ледяными глыбами и ущельями. Он проходил большие расстояния в поисках скалистых островков и вершин, часто почти отвесных, где росли карликовые сосны, дававшие ему пищу.
А летом мамонт с ленивым сопеньем лакомился зеленью молодых березок и проделывал разные фокусы с едой: подбрасывал ее себе на спину или вертел своим гибким хоботом, прежде чем удостаивал ее отправки в рот. Линяя летом, он оставлял клочья шерсти на терновнике и в чаще других кустарников.
В светлые ночи, когда стволы берез казались издали чьими-то белыми или пестрыми руками, мамонта можно было видеть где-нибудь на дальних высотах, где небо светилось золотым блеском и в полночь: он стоял там, опустив голову, хлопая ушами, чтобы отгонять комаров, и слышалось издали мерное жеванье его неповоротливых челюстей — словно глухой скрежет камней под Ледником.
Но по мере того, как лето с годами становилось все короче, мамонт все реже спускался с гор; весной он даже стал уходить еще дальше к северу, облюбовав раз и навсегда холодные области. Младыш знал, что мамонт умен, а потому не преминул принять его поведение к сведению.
Младыш задумывался не на шутку. Пора первой юности миновала и оставила по себе только смутное ощущение, что прошли бесконечно долгие годы; Младышу казалось, что он провел в одиночестве уже целую вечность. Теперь он ни в чем не терпел недостатка, вполне был хозяином своего бытия и находил все новые и новые средства к облегчению своего существования. Он не боялся никого ни на небе, ни на земле, заставляя покоряться зверей с помощью топора и копья; что же касается слепых сил в облике снежной бури, холода и мрака, то им он сопротивлялся пассивно — они входили в тяжелый обиход его жизни; неизбежность и упорство поневоле сливались в одно целое и обусловливали развитие. Младыш победил природу и самого себя.
Но теперь он стал тяготиться своим одиночеством. Для чего он стал таким могучим? Разве сила и упорство нужны ему только для того, чтобы выжить? Впрочем, он никогда не скучал: или добывал себе пищу на сегодняшний день или делал запасы на будущее, работая даже впотьмах. Если еще оставалось время, он взбирался на крышу своего каменного жилья и просиживал там дни и ночи, примечая ход небесных светил. Мало-помалу он начал распознавать, как движутся солнце и звезды, как они исчезают, как появляются опять, и через сколько времени.
Его испытующий взор беспрестанно переходил с земли на небо, блуждал там и сям; в руки ему попадались все новые предметы, и стоило ему один единственный раз увидеть что-нибудь или к чему-нибудь прикоснуться, чтобы предмет этот навсегда врезался в его память. Он был всегда готов к восприятию новых впечатлений и всегда чем-нибудь занят. При каждом новом открытии кровь бросалась ему в голову, он суетился, как суетится животное, в слепом повиновении инстинкту строящее себе гнездо; голова его горела от роящихся мыслей, и все спорилось у него в руках. Но ему не было весело.
Однажды летом он решил пойти на юг по следам своего племени. Следы вели от одного покинутого становища к другому, тоже покинутому, и он шел по этим следам неделю за неделей. То место, где жило племя, когда Младыш покинул его, было давно брошено, а окружавший его лес погиб. Младышу пришлось перейти через горы и спуститься в совершенно неизвестные ему места, где он чувствовал себя неуютно; наконец, он завидел между деревьями дым и признал становище своих соплеменников. Но даже тут, далеко к югу, отнюдь не было особенно тепло; как же они существовали? Он с тоской смотрел на дым, но тот же дым вызывал в его памяти картину того, как родичи его сидели вокруг костра или валялись по своим шалашам, целыми днями ссорясь и перебраниваясь, не доходя, однако, до драки. Приблизься он к ним в тот раз, когда увидал позорный столб, воздвигнутый ему в назидание, он бы услыхал их неумолчную сварливую перебранку; да и теперь, вздумай он подойти поближе, ему не довелось бы услыхать ничего другого; и разве добыл он огонь за время своих долгий скитаний? А он сам сознавал, что это было необходимое условие для его возвращения к родному племени. Поэтому он не пошел дальше. Но то лето он провел на пустынном нагорье к северу от лесов, где, кроме его собственного племени, обитали и другие дикие племена, держась на больших расстояниях друг от друга и постоянно враждуя между собою.
Со своих сторожевых высот Младыш часто видел дым от костров других племен, обитавших на юге. Но ему ни разу не пришло в голову завязать с ними какие-либо отношения или хотя бы добыть у них огня. Контакт с этими чужаками мог иметь лишь одну определенную цель.
В то лето Младыш не раз достигал этой цели, когда случай сталкивал его с людьми, отважившимися забрести чересчур далеко к северу. Такие случаи давали ему возможность утолить свою тоску по людям. Иногда дело кончалось полным удовлетворением, но иногда и разочарованием, смотря по тому — было ли это молодое существо с вкусной кровью или какой-нибудь старый, жилистый первобытный человек, которого и зубы не брали. У Младыша надолго сохранилась в памяти одна такая не совсем приятная для его пищеварения встреча; попался старый высохший Лесовик, которого он застиг врасплох у ручья во время ловли раков; Младыш накинулся на него и сразу принялся пожирать, даже не поглядев на него хорошенько. Уф! Он надолго набил себе оскомину, и у него чуть было навсегда не пропала охота питаться плотью и кровью себе подобных. Вообще, его влечение к людям порядком улеглось после того, как он перепробовал их с десяток. Да под конец люди и вовсе перестали заходить к северу от своих лесов; не выходили ни толпами, ни в одиночку: прошли слухи о появлении на пустынных высотах злого тролля, полумедведя, получеловека, который разрывал на части и пожирал всех, кто приближался к его владениям. И Младыш снова повернул на север, к своему холодному царству.
Но, посидев несколько недель на одном зверином мясе, он опять стал бредить молоденьким, сочным, густокровным собратом. Отведать бы этого лакомства еще хоть разочек! Эта мечта не давала ему опять замкнуться в своем одиночестве; он продвигался вперед вяло, часто отклоняясь от своего пути в поисках человека.
Во время одной из таких разведок, предпринятой в надежде, которую он, уверенный в разочаровании, пытался скрывать даже от себя самого, он и напал на чудо.
Это был человек; наконец-то опять существо с поднятыми от земли передними лапами! Младыш увидел свою добычу во всю прыть бежавшей по равнине к одной из пещер; когда же он перерезал ей путь, она опрометью бросилась бежать по долине, перескочила через ручей и скрылась за холмом. Младыш пустился за нею, и охота началась. Продолжалась она ровно трое суток и окончилась далеко-далеко, в местности, совершенно незнакомой Младышу, что немало содействовало тому, что охота эта стала великим в жизни Младыша событием. Дичь, бежавшая от него быстрее и неутомимее любого оленя, завела его туда, где земля кончалась и начиналась вода, — огромное озеро, уходившее в необозримую даль. Это было море. Когда человек ударился в бегство, Младыша сразу поразило, что тот не искал спасения ни в лесу ни в горах, а кинулся напрямик через болота и степи, простиравшиеся к западу. Разве там тоже жили люди, или у этого человека вовсе не было родного племени, где бы он мог найти убежище?
