Пентеконтера шла плетрах в двух позади, уже пуская в работу второй весельный ряд.

Иола подбежала к борту, подняла и скрестила руки, привлекая внимание Расенны. Затем указала на пентеконтеру и сделала знак воздержаться от нападения.

— Да ты смеешься? — возмутился Эсон.

— Рупор! — потребовала Иола вместо ответа.

Греческий капитан подал ей увесистый бронзовый

конус.

— Это свои! — что было сил закричала Иола. — Свои!

Этруск не разобрал и приставил обе ладони к ушам, прося повторить.

— Скажи сам, — попросила критянка афинянина. — Мне голоса не достает.

— Свои! — гаркнул грек.

Расенна воздел и медленно опустил правую ладонь, сообщая, что понял, и этот боевой корабль пропустит беспрепятственно.

Галера и миопарона поравнялись, разминулись; расстояние между ними начало постепенно увеличиваться вновь.

— Принимать как шутку, или как издевательство? — осведомился рассерженный Эсон.

Иола поглядела на него с добродушной насмешкой.

— Разве я шучу? И неужели необходимое, безобидное распоряжение можно счесть издевкой?

— Хочешь сказать, — яростно прошипел критянин, — плюгавая посудина, где только и есть, что шестьдесят олухов на веслах да один кормщик, представляет наималейшую угрозу для пентеконтеры, несущей полный экипаж?

— Разумеется. И не просто угрозу представляет, а верную погибель несет. Верней, несла бы — но я вовремя предупредила.

— Иола..!

Эсон побледнел, затем побагровел.

— Иола, ты либо дразнишь меня, либо...

— Эсон, — прервала женщина, — ты либо низкого понятия об уме государыни, либо никогда не слыхал о мастере Эпее.

Капитан открыл было рот, однако промолчал.

— Этот кораблик, — продолжила Иола, глядя Эсону в глаза, — способен самостоятельно разделаться с доброй половиной критского флота. Не спрашивай как. Если, не доведи боги, погоню все же вышлют — увидишь... Миопарона состоит на царской службе...

— Впервые слышу!

— Естественно. Ее существование было строжайшей тайной. Теперь же судно войдет в состав боевых частей... И поступит в подчинение к новому лавагету — предусмотрительно добавила Иола.

Отнюдь не убежденный ни в чем, Эсон только хмыкнул и отвернулся.

— Поживем — увидим, — буркнул он минуту спустя.

за

Ветер дул настолько слабо, что афинянин велел гребцам работать веслами. Галера побежала гораздо резвее.

А Иола принялась внимательно, сосредоточенно следить за небом правее дворца, правее мыса.

Именно там вот-вот следовало появиться и взмыть маленькой черной точке. Взмыть — и воспарить.

Воспарить — и начать приближаться.

Приблизиться — и обогнать галеру по воздуху.

Если, конечно, все сложилось благополучно...

* * *

Все сложилось благополучно.

По крайней мере, для Эпея.

Вопреки опасениям писца, караульные пропустили мастера без единого возражения. Вопли «пожар» и зарождавшееся на восточной половине дворца смятение не успели еще достичь западного выхода, а последнюю нефтяную лужу Эпей предусмотрительно поджег в добром плетре от своей цели.

— Этого господина, — старший стражник поглядел на Менкауру, — тоже прикажешь выпустить?

— Нет-нет, — поспешно возразил египтянин — Я лишь сопровождаю доверенное лицо государыни.

Воин слегка поклонился.

— Прощай, Менкаура, — не без грусти произнес Эпей полушепотом. Стиснул сухую, крепкую ладонь товарища. — Пожалуй, больше не свидимся... Жаль... Я не забуду тебя.

— Как знать, — улыбнулся египтянин, и Эпей не понял, к чему из им сказанного относится ответ. Но рукопожатие ответное было в меру крепким и достаточно продолжительным.

— Я тоже тебя не забуду, — молвил Менкаура — Лети осторожно, береги силы, старайся ловить восходящие потоки горячего воздуха.

— Спасибо, — ухмыльнулся Эпей. — Участь Икара не по мне...

— И еще, — добавил Менкаура. — Маленькая жреческая премудрость... Прощальный совет...

Эпей вскинул брови.

— Несущая сила подобного крыла возрастает согласно скорости. Набрав достаточную высоту, можно падать без боязни — едва лишь быстрота полета сделается достаточной, крыло, при известной сноровке, само поможет вознестись опять. Воздух плотен, Эпей. И держит независимо от того, летишь ты ровно, или устремляешься отвесно. В воздухе опора везде, всюду, при любом положении![66]

— Верю, — просиял эллин. — Я и сам размышлял над этим. А ты окончательно развеял последние сомнения.

— Прощай, дружище, — прошептал Менкаура. — Будьте счастливы оба — Иола и ты...

— Прощай. Спасибо тебе за все, — отвечал Эпей.

Тяжелые дверные створки начали расходиться.

Мастер помедлил еще мгновение и решительно двинулся прочь из дворца.

Менкаура неторопливо направился вспять.

Огромному орлу-ягнятнику в это памятное утро не повезло.

Козопас Клеон услыхал тревожное блеяние, отчаянный собачий лай, и вырвался из шалаша как раз вовремя, чтобы увидать крылатого грабителя, стремительно падающего из поднебесья на разбегающееся во все стороны стадо. Уже приноровившийся скогтить ближайшего перепуганного козленка орел рванулся в сторону, избегая столкновения с метко запущенным, вертевшимся и свистевшим в воздухе пастушьим посохом.

Трое псов исступленно метались по просторному пастбищу, лязгали зубами, подпрыгивали, точно стремились достичь хищника, описывавшего неторопливые круги локтях в пятидесяти над землей.

Злобно погрозив орлу кулаком, Клеон подбоченился и застыл с обращенным к небу лицом.

Обманутый в лучших ожиданиях, лишившийся вожделенного завтрака ягнятник отнюдь не собирался покорно покидать охотничьи угодья. С негодующим клекотом он витал невысоко над плоскогорьем, дразнил пастуха и собак, доводил коз до полного ужаса и все еще не терял надежды поживиться.

Тщетно.

Собаки знали свое дело не хуже, чем орел свое, и быстро загнали стадо под прикрытие ближайшей рощицы, за которой почти отвесно вставал исполинский склон Левки. А Клеон поворачивался на месте и не спускал с орла внимательного взора. В правой руке пастуха возникла самодельная праща, и увесистый голыш уже лежал наготове в мелкой деревянной чашке, укрепленной меж двух сыромятных ремней.

Орел сделал новую попытку обрушиться на замешкавшихся коз, и камень завыл так близко, что ягнятника ударило воздушной волной.

— Убирайся! — во всю глотку заорал Клеон, крутя пращой. — Убирайся, тварь, убью!

Опытный велит[67], обученный метать свинцовые шарики с одного внезапного замаха, наверняка посмеялся бы над грозным видом, с которым козопас вертел оружие, однако ягнятник понятия не имел о воинском искусстве и почел за благо не связываться с человеком, явно способным причинить немалый вред.

Орел описал последний плавный круг, неторопливо взмахнул огромными крыльями и ушел в поднебесье, направляясь к северо-западу. Клеон проводил его пристальным взглядом — и внезапно распахнул рот.

Подобно всем горцам, пастух обладал исключительно острым зрением.

— Это что еще та... — начал козопас и растерянно умолк.

Смигнул.

Протер глаза.

— ... кое..? — выдавил он мгновение спустя.

* * *

— Тревога! — опять заорал Идоменей. — Оглохли, акульи выродки?

— Тревога, — повторил очнувшийся от замешательства стражник. — Тревога-а-а!..

Зычный вопль раскатился далеко и внятно. Миновало несколько секунд — и возле восточного входа отчаянно заревела букцина, длинная медная труба, чей голос был слышен в тихую погоду на добрую милю. Грозный сигнал пронесся над кидонскими кварталами, гулким эхом достиг зеленых предгорий, отразился от склонов, прянул назад.