Расенна мысленно хмыкнул, подумав, что без Эпеева ловкого и своевременного вмешательства Эфра, пожалуй, пребывала бы в добром здравии, а сам бы он уже общался с далекими и близкими предками.
Но этруск рассудил за благо промолчать.
— И все же торжественно клянусь громовержущим Зевсом и волоокой Герой, что заколю, как овец, при малейшей попытке... хм! — пискнуть. Расенна, заткни девчонке рот и накрепко свяжи.
Береника испытывала столь необоримый страх перед архипиратом, что беспрекословно и совершенно безвольно дала спеленать себя по рукам и ногам.
Оценивший подобную уступчивость этруск плотно замотал ее покрывалами и скрутил щадящим образом, дабы не нарушать обращения крови. Поудобнее устроил на ложе.
— Утром придут и развяжут, — промолвил он успокаивающе. — Не волнуйся.
Взглянул на Эпея:
— А с этим цветочком страсти как поступать прикажешь, забулдыга мой драгоценный?
— О! — весело откликнулся Эпей, — здесь мы сталкиваемся со случаем совершенно уморительным... Повторяю, бывшая моя госпожа: к словам Расенны прибавить нечего. Пискнешь — погибнешь. Следуй за нами.
* * *
— Куда мы движемся? — шепотом осведомился этруск пятнадцать минут спустя.
— Сейчас увидишь, — ответил Эпей.
Мастеру было весело. Его беззлобная натура противилась ненужной жестокости, и перед выходом из опочивальни он с ножом у горла заставил Арсиною посетить туалетную комнату.
— Пригодится, — заверил он царицу, стоя рядом с кинжалом наизготовку. — Просто поверь: пригодится. Я же знаю твою выдающуюся опрятность, а ежели обмочишься, дожидаясь подмоги, страдать начнешь неописуемо. Предлагаю от чистого сердца: присаживайся на креслице и облегчай нутро...
Они шагали втроем — Эпей, Расенна и Арсиноя.
Мастер бесшумно двигался впереди, царица ступала по пятам, а этруск обнимал ее за талию, держа у самого горла государыни отточенное лезвие шумерского меча.
— Первый поворот направо, — отсчитывал Эпей, — второй налево, снова первый направо; а вот и лесенка... Прибыли, дамы и господа. Порт назначения. Прошу временно стать на якорь.
Сколь ни внушительно прозвучали угрозы обоих заговорщиков, а царица все же пискнула от испуга, увидав, куда ее привели.
Этруск немедленно шевельнул мечом и Арсиноя смолкла.
Эпей уже опустился на колени перед наглухо запертой дверью. Из кожаных наручей мастер извлек тонкие железные пластинки, отрезок закаленной в огне и воде проволоки, пару маленьких щупов.
— Минутку терпения, Расенна...
Поколдовав над замочной скважиной несколько минут, показавшихся этруску веками, Эпей обернулся, подмигнул, встал и, потянув дверь на себя, широким жестом пригласил спутников пройти внутрь.
— Это еще что за..? — поразился Расенна, увидав огромную комнату и то, что высилось посередине.
— Деревянная телица, — сообщил Эпей, предусмотрительно притворяя дверь. — Сооруженная вот этой парой рук на потеху государыне. Последняя капля, переполнившая чашу моего терпения...
Он сощурился и прибавил:
— Но следует признать, капля весьма внушительная!
* * *
— ... Послушай, — почти жалобным тоном спросил сбитый с толку этруск, — почему нельзя было скрутить ее вместе с девкой и оставить в спальне?
— Во-первых, — ответил Эпей, — царица, так сказать, исчезла. Ее не обнаружат поутру и кинутся разыскивать. Я позабочусь о том, чтобы направить в эту милую залу нужных людей. А уж когда государыню застигнут в деревянной телке, сооружать которую — величайшее святотатство и кощунство..! Поверь, династия сменится незамедлительно!
— Вот почему ты убежден, что Арсиноя не станет звать на помощь! — воскликнул Расенна.
— Скорее откусит себе язык. Будет весьма терпеливо дожидаться Рефия, а молодчик, насколько разумею, вытворяет многоразличные непотребства с провинившейся придворной дамой и не освободится вплоть до утра. Времени довольно... А, кстати, много ли толку орать? Коровушка изнутри войлоком выстлана, даже рядом стоя, немного услышишь... А дверь надежна, и расстояния до нее, сам видишь, локтей тридцать. Ни единого звука наружу не донесется, будьте благонадежны, о придворные дамы и вельможи!
... Эпей замедлил шаг и велел Расенне обождать. Бросился в купальню, служившую наложницам. Напрягая глаза, рассмотрел уровень воды в огромной клепсидре.
— Час пополуночи, — сообщил он этруску, выскальзывая в коридор. — Пора торопиться. Я, как обладатель перстня, иду первым. Не забудь: крыло пристроишь на ближнем к дворцу откосе бухты. Истрать полчаса и считай, что наполовину расплатился за мои скромные услуги.
— Я умею быть благодарным, — серьезно молвил этруск.
— Вот и великолепно. Прикроешь греческий корабль, подожжешь пентеконтеру-другую, а дальше начнется такое... Ты ведь не знаешь главной части моего замысла, старина.
Расенна вопросительно поглядел на умельца.
— Не сейчас, — тихо засмеялся Эпей. — Больно долго рассказывать. Сделать — куда быстрее. Дадут боги, свидимся, — тогда изложу все по порядку. Хотя...
Мастер замялся и вновь хохотнул:
— Думаю, весть о случившемся облетит Внутреннее море со скоростью птицы! Услышишь про небывалое и невиданное — вспомни, как бежали вместе!
Этруск лишь осклабился в ответ.
* * *
— Личное и срочное распоряжение государыни, — объявил Эпей, поднося к носу караульного заветный перстень.
Воин внимательно исследовал кольцо, почтительно поцеловал его и выпрямился, ожидая приказов.
Эпей и Расенна достигли западного выхода, за которым лежала узкая бухта с отвесными скалистыми берегами, стояла неуловимая миопарона; где, видимо, скучал недоумевающий экипаж и, видимо, уже отсутствовал вызванный на берег соглядатай Гирр.
Начальник стражи, подумал этруск, решил убрать своего любимца от греха подальше, а заодно и попотчевать лакомым блюдом...
— Капитан Расенна выходит в море поутру. Берет на корабль новое, секретное приспособление для морского боя. Испытаниями должен руководить лично я, мастер Эпей, изобретатель этой вещи.
Умелец кивнул в сторону треугольного крыла.
— Сам я проследую на борт «Левки» тремя часами позднее. А сейчас отворите капитану дверь и незамедлительно вызовите свободную смену.
— Люди отдыхают, господин, — отвечал широкоплечий боец, — но если ты велишь...
— Достаточно двух человек. По распоряжению государыни и начальника стражи они должны немедленно покинуть Кидонский дворец через этот же выход и бегом достичь города. Остальное касается лишь меня, государыни и гонцов.
Расенна с полнейшей невозмутимостью стоял, прислонясь к стене.
Отозвав первого заспанного стражника в сторону, Эпей быстро и настойчиво начал что-то ему втолковывать.
— Так точно, — ответствовал разом пробудившийся воин. — Слушаюсь, господин.
— ... Лодке надлежит сразу же вернуться к берегу, дождаться придворной дамы, которая произнесет мое имя, и духом домчать ее до греческого корабля. Повторяю: речь идет о величайшей военной и государственной тайне.
— Ровно в девять утра, — продолжил Эпей, — возвратишься во дворец, явишься к государыне, предъявишь перстень, вернешь его и получишь награду, сообразную с великой заслугой...
Створки дверей уже распахивались.
Второму стражу эллин велел поспешить в Священную Рощу и кое-что передать жрице Алькандре, временно замещающей верховную.
— ... А еще скажи так: чрезвычайной властью, именем священного Аписа и тайным знаком четырех ветров после пяти утра поднять по тревоге экипажи трех-четырех пентеконтер. Свести на берег, расположить и построить в кварталах, прилегающих ко дворцу. Остальное высокочтимая Алькандра сообразит сама...
Давнее наставление Элеаны отнюдь не пропало вотще.
Эпей на славу потрудился, изучая критские обычаи, весьма преуспел в этом и сейчас пользовался добытыми сведениями напропалую.