— Стража! Стража! На помощь!

Она и сама не знала, как объяснит случившееся. Разум и расчет непроизвольно уступили место наитию.

* * *

Ничего этого этруск не подозревал, ибо даром ясновидения боги его не наделили. Понятия не имел Расенна и о том, что воспоследовало три или четыре мгновения спустя после только что описанных умопомрачительных и кровавых событий.

На счастье, на несчастье ли — все зависит от того, с чьей колокольни оценивать и судить окончательный итог пошедшего прахом (отчасти и в буквальном смысле: мертвая Алкмена плавала в луже собственной крови, безнадежно пачкая мрамор опочивальни), на глазах разбивавшегося вдребезги заговора, — начальник стражи Рефий ошивался неподалеку.

В гинекее, благодаря присутствию Эфры, уже довольно давно сняли большую часть караулов. Молодая амазонка обладала почти сверхъестественным свойством объявляться в самых различных уголках исполинского здания и приглядывать за порядком и безопасностью не хуже целого манипула бдительных воинов. Охрана, по настоянию Арсинои, стояла только у главных входов.

Проверять службу подчиненных, таким образом, не было ни малейшей нужды. Но Рефий забрел в южное крыло по соображениям иного свойства.

Отнюдь не служебного.

Он вознамерился проведать Сильвию.

И, точно по мановению волшебного жезла, запыхавшийся предмет его разыгравшихся под палящим зноем критского солнца, диких и преотменно пакостных вожделений вылетел навстречу из-за ближайшего поворота, избавляя от необходимости пускаться в долгие и утомительные поиски.

— Скорее, Реф! — завизжала Сильвия. — За мной! Все поясню потом, наедине! Ты ни о чем не пожалеешь, но теперь за мной, и не задавай вопросов, пока не переговорим с глазу на глаз!

Рефий был чересчур опытным и натасканным сторожевым псом, чтобы колебаться.

Они помчались туда, откуда явственно донеслись истошные вопли. Рефий наддал прыти, опередил и застал голого Эврибата колошматящим изувеченную Элеану, покуда нагая Арсиноя беспомощно металась рядом, призывая на помощь.

— Реф! — не своим голосом воскликнула царица. Наитие — верней, наваждение, — продолжало исправно руководить ее бойким языком. — Рази, Рефий! Рази старую тварь по обету, пока ребенок остается в неведении!

Главный телохранитель повиновался непроизвольно. Левой рукою он ухватил за кудрявые волосы и, словно месячного щенка, отшвырнул оседлавшего жрицу Эврибата. Правая с шелестящим визгом освободила висевший на боку египетский меч.

— Стой! — истошно взмолилась вынырнувшая из дверного проема Сильвия.

Не доведись Рефию злобно и подробно потолковать с Элеаной семь с лишним лет назад, не удостоверься он в ту пору, что верховная жрица обдуманно и злонамеренно проговорилась государыне о запретнейшей тайне, возможно, он и помедлил бы, услышав сей отчаянный, душераздирающий призыв.

Но разговор состоялся вполне вразумительный, вражда меж служительницей Аписа и любовником Арсинои пролегла смертельная, повод представился наилучший, а обет есть обет, — особенно ежели служит он к вящей выгоде поклявшегося.

Элеана разинула рот, готовясь издать новый крик, но лишь устрашающее бульканье пузырящейся крови исторглось из перерезанного неуловимо быстрым движением горла. Тело верховной жрицы изогнулось, перекатилось, конвульсивно задергалось и замерло.

— Дура-ак! — провыла не успевшая опомниться Сильвия, уже понявшая: все погибло. — Ду-ура-а-ак!.. Что ты наделал!

Рефий распрямился и обвел присутствующих недоуменным, не сулившим ничего утешительного взором.

— Извольте объясниться, — процедил он, и Эврибат съежился, Арсиноя напряглась, а Сильвия оцепенела. — Извольте объясниться здесь и немедленно...

Последовало довольно долгое молчание.

— Непременно, — сказала Арсиноя. — Только не здесь, а в опочивальне. Ты не удивляйся, там та пороге — Алкмена. В таком же виде, — царица кивнула на безжизненное тело Элеаны. — Этой твари немедля заткни рот и веди следом за нами.

Последнее относилось уже к Сильвии.

Наперсница, бледная как мел, несколько раз шевельнула губами, попыталась что-то произнести, но покорно осеклась, встретив ненавидящий, лютый взор государыни.

— Она!.. Она!.. — подал голос Эврибат. — Я все вам расскажу! Все!

Обагренный клинок слегка приподнялся. Сильвия вздрогнула.

— Идемте разбираться в этой милой истории, — сказал Рефий. — Телочка, повелительница велит взять тебя под арест, и я повинуюсь. Душевно уповаю, радость моя, что вышло ужасное недоразумение. Но, — прибавил он с какой-то чисто змеиной ухмылкой, — убежден в одном: старая гарпия получила по заслугам. И весьма немалым...

* * *

Состоявшийся несколькими минутами позднее разговор не обратился безобразнейшей рукопашной свалкой меж Арсиноей и Эврибатом с одной стороны, и Сильвией — с другой лишь благодаря присутствию начальника стражи. Перевернув ударом ноги начинавшее понемногу остывать тело Алкмены и втолкнув его внутрь опочивальни — подальше от случайных глаз, — Рефий наглухо замкнул дверь, скрестил руки на груди и не произнес ни слова, покуда сбивчивый троеустый рассказ не перешел в яростную, визгливую перепалку.

— Теперь заткнитесь, — велел телохранитель государыни столь внушительно, что воцарилась немедленная тишина. — Или горько пожалеете, клянусь. Кто заговорит без моего дозволения...

Фраза осталась неоконченной.

Да и нужды оканчивать ее не было.

Все трое допрашиваемых — включая Эврибата — отлично сознавали, с кем имеют дело. Правда, наследник престола, в отличие от матери, не подозревал истинной глубины свершенного прегрешения, а в отличие от Сильвии, не ведал причины, приведшей к ужасным и пугающим последствиям.

Странно, Эврибата даже не мутило, как это происходит со всяким современным человеком, совершившим первое — нечаянное или преднамеренное — убийство. Алкмена валялась буквально под ногами беседующих, свернувшаяся кровь стыла на полу багровыми, начинавшими темнеть лужами, а подросток, что называется, и бровью не поводил.

Века, в которые битвы и поединки были скорее обычным, нежели исключительным занятием, порождали гораздо менее чувствительные натуры, чем столетия, изнеженные политесом и проповедью миролюбия.

Да и присутствие Рефия заставляло изрядно отвлекаться от мыслей о случившемся.

— Итак? — осведомился начальник стражи, взглядывая на Эврибата.

Мальчик открыл было рот, но в дверь исступленно и настойчиво забарабанили снаружи.

— Кто? — рыкнул Рефий, оборачиваясь.

— Я, Эфра!

— В коридоре, ведущем на восток, лежит верховная жрица Элеана, — громко сказал Рефий. — Отыщи пару стражников, передай, что я велел вынести эту падаль в средний двор. Затем отрядить гонца в Священную Рощу. Передать жрице Алькандре: преступница зарублена мною за предерзостное и вопиющее нарушение известного обета, предписывающего полное и совершенное молчание по известному поводу. Ясно?

— Разреши войти!

— Не разрешаю! Государыня, вели амазонке повиноваться, и шевелиться поживее!

— Делай что велят, Эфра, — уверенным голосом крикнула Арсиноя.

— Ты в безопасности, госпожа? — раздался подозрительный вопрос.

— В полнейшей! Исполняй приказ!

Послышались быстрые, стихающие в отдалении шаги.

— Итак..? — повторил Рефий, сверля Эврибата глазами.

— Она, — мальчишка мотнул головой в сторону Сильвии, — сказала, Сини будет ждать моего пиратского набега, в опочивальне, после полудня... Совсем голая, — хихикнул Эврибат и тотчас прогнал ухмылку с лица.

— Так, — невозмутимо обронил Рефий. — А с чего бы это Сини ждала тебя голой, а?

Эврибат смущенно замялся.

— Понятно" — процедил Рефий. — Такого, признаться, я даже от Сини ожидать не мог. Век живи, век учись... А ты, — обратился он к Сильвии, — стало быть, подстрекала милую парочку к недозволенному кровосмешению?