Самое то для захватывающей истории, на которые так падки присяжные. Я мог бы даже тряхнуть стариной, воскресив миф о своей принадлежности к МИ-6. Безобидный контрабандист марихуаны промышляет в разных частях неамериканского мира и держит ухо востро, чтобы в случае чего сигнализировать оксфордским приятелям в МИ-6. Я прибег к услугам Джерри Уиллса, чтобы доставить гашиш в Австралию, а затем использовал Джейкоби и Сунде для отмывания вырученных денег. Австралия очень жестко контролирует свою валюту. Джейкоби знал в Штатах агентов ЦРУ, владеющих огромными денежными запасами и готовыми обменять их на наличные в Австралии. Пользуясь самыми разными способами вывоза денег из США, мы забирали оттуда деньги и платили всем заинтересованным лицам. Никаких наркотиков в Америке не было и в помине. Я представил полный отчет об операции моим начальникам в МИ-6, которых больше всего интересовали агенты ЦРУ с чемоданами долларов. В отчаянной попытке замести следы, ЦРУ и DEA через австралийскую полицию обратились к своему партнеру по банку «Нуган—Хэнд», лорду Мойнихану, с просьбой помочь им меня подставить. Они хотели убедить мир, что наркотики предназначались для американского рынка, и ЦРУ не отмывало денег в Австралии.
Я был уверен, что эта австралийская защита сработает. Она казалась куда правдоподобнее выручившей меня истории про агента мексиканской разведки. Но есть ли чувство юмора у американских присяжных?
Летняя жара 1989 года в Алькала-Меко стала удушающей. Я сохранял приверженность занятиям йогой, обдумывая защиту, покуривал и гулял по патио с Джоном Парри. Роджер разрабатывал план побега. Дело о моей экстрадиции теперь полностью находилось в руках Густаво и судов: апелляционного подразделения Аудиенсия Насиональ, неповоротливого Верховного суда и практически недвижимого Конституционного суда. Эта юридическая канитель отнимала уйму времени.
В конце июля по испанскому национальному телевидению про меня показали сорокаминутный документальный фильм, проникнутый сочувствием к моему положению. За ним последовали десятки писем от испанских граждан. Каких только предложений они не содержали, начиная с оплаты моих судебных издержек и кончая близким знакомством с самой знойной сеньоритой из всех, что мне когда-либо снились. Испанцам было стыдно за то, что власти выдают меня Америке.
После телевизионной программы Эмбер, Франческа и Патрик навестили меня, а потом Джуди. Они знали, что это последняя встреча с матерью перед ее отправкой в Америку, и девочки были очень напуганы. Патрик казался счастливым, но не произнес ни слова с нашего ареста год назад. Эмбер и Франческа весь вечер всхлипывали, сидя у меня на коленках.
— Папочка, мы увидим тебя здесь, когда мамочка уедет?
— Конечно, любимые мои. Вы сможете приходить ко мне каждые два месяца. Очень скоро мы снова увидимся.
Я ошибся. Прошло почти пять душераздирающих лет, прежде чем я увидел их вновь.
На прогулке ко мне подошел Жак Канаваджио:
— Марко Поло, я не могу тебе помочь. Мне сказали, что если кто-нибудь из моих людей скажет, будто ты участвовал в ливанской поставке на Коста-Брава, эти американские свиньи потребуют моей экстрадиции, как члена твоего картеля. Эти ублюдки из DEA — сумасшедшие.
— Понимаю, Жак. Не переживай.
— У тебя всегда будет друг на Корсике, Марко Поло. Не забывай об этом.
Вслед за Жаком подвалил Дарин Буфалино:
— Здорово, англичанин! Что новенького?
— Я не англичанин. Уэльсец. Это вы, янки, все одинаковые.
— Я не янки. Наполовину ирландец, наполовину итальянец.
— А в чем разница?
— Ты сам это начал, англичанин, но послушай. Через несколько дней меня собираются выдать старым добрым Штатам. Могу я тебе чем-нибудь там помочь? Я буду в тюрьме, но у меня есть связи, Говард, ты знаешь.
Я решил держать свою австралийскую защиту в секрете и опасался пересылать результаты своих изысканий через Густаво. Кроме того, хотел пустить агентов DEA по ложному следу, чтобы потом застичь их врасплох.
— Дарин, ты готов слить кое-какую информацию DEA? Ложную информацию. Никто, кроме них, от этого не пострадает. Ты бы меня здорово выручил.
— Послушай, чувак, я полностью тебе доверяю. Но если я сделаю такое, в досье напишут, что я стукач, козел. Это может подпортить мои планы на будущее. Что угодно, только не это.
Криминальная этика, черт ее дери... Нужно придумать что-нибудь другое. Я поделился своей проблемой с Джоном Парри.
— Ничего сложного, Говард. Изложи фальшивую версию защиты на бумаге. Если, упаси бог, тебя повезут в Америку, возьмешь эти записи с собой. Во Флориде ублюдки из DEA непременно их у тебя отберут. Снимут копии и вернут, как ни в чем не бывало. Посчитают, что разделались с тобой. А потом ты им выдашь свою настоящую защиту.
Это был разумный совет.
Джуди улетела. Прямо перед посадкой на самолет в международном аэропорту Мадрида ей разрешили отправить мне телеграмму. «Молись за меня», — написала Джуди. Я молился, плакал и слышал рыдания своих детей.
Дарина Буфалино отправили в Бостон. Еще немало заключенных, сидевших вместе со мной, выдали разным странам. Роджер всех просил, чтобы черкнули письмецо и подробно описали процедуру перевозки. Несколько писем дошло.
— Позволь сказать тебе кое-что, приятель. Сбежать из этого аэропорта в Мадриде как два пальца обоссать. Если я сделал это в Амстердаме, то и здесь с божьей помощью не оплошаю.
— Роджер, здесь на тебе будут наручники.
— Послушай, я был в наручниках, когда выпрыгнул из окна в суде Пальмы. Насрать на них! И потом, полицейские снимают наручники в зале отправлений. Готов поспорить, ни там, ни в самолете ты в жизни не видел парня в наручниках. Чертовски уверен, что так. Я просто пересяду на другой самолет. Может, полечу прямо в Южную Африку. Эх, не могу дождаться этой поездки в аэропорт!
Вскоре после нашего разговора Роджера выдали Германии, куда его доставили на машине. Как и планировалось, он признал себя виновным, донес на меня и Мак-Канна. Немецкий суд дал ему семь лет, которые он должен был отбывать в тюрьме строгого режима в Любеке.
В пятницу 31 октября ко мне пришел Густаво, взволнованный и злой:
— Невероятно! Просто невозможно! И апелляционный, и Конституционный суд отклонили наши иски против экстрадиции. Аксьбн популяр тоже не прошел. Обычно на рассмотрение таких дел уходят годы. В твоем случае решение принято практически мгновенно. Беспрецедентно.
— Осталась еще какая-нибудь лазейка, Густаво, или меня отправляют в Майами?
— Еще нет постановления Верховного суда. Тебя не должны выслать, пока дело на рассмотрении. У меня есть кое-какие наметки. Обсудим их в понедельник. В выходные попытайся просто расслабиться.
На следующий день я работал над фальшивой защитой, призванной сбить DEA с толку. Документы, относящиеся к австралийской версии, и доскональный анализ каждого пункта доказательств обвинения я отдал Густаво. Фальшивка сводилась к следующему: после того как я поработал на мексиканскую разведку и отбыл срок за операцию 1973 года, МИ-6 отправила меня на Хайберский проход. США и Великобритания взяли курс на поддержку моджахедов в оккупированном СССР Афганистане. Помимо официальной финансовой помощи оказывалось тайное содействие незаконному сбору денег за счет экспорта афганского гашиша. В 1986 году груз гашиша пришел от моджахедов, о чем говорит клеймо на каждом куске. Вполне очевидно, что в поставке через «Американ президент лайн» в 1984 году замешано ЦРУ. Я не нарушал американских законов. В Пакистане выполнял поручения МИ-6 и ЦРУ, помогая избавить мир от коммунистической заразы. Винить меня за это чудовищно.
В папку с надписью «Попытайся по возможности использовать» я вложил вырезки из газет: сообщения о том, как «горячие деньги» ЦРУ попали к афганским повстанцам, как ИРА покупала у моджахедов «стингеры»; статьи об угоне ООП американского авиалайнера со взлетной полосы аэропорта Карачи, о базах моджахедов на Хайберском проходе, где обучали арабских и филиппинских террористов; материалы журналистских расследований обстоятельств гибели президента Зия-уль-Хака. До кучи прибавил полную чепуху про коммунистическую ячейку в Непале, которая будто бы контролирует мировые поставки гашиша.
