Выпавшие нам с Джуди двадцать минут снова протекли в горестном молчании. Мы еще не отошли от шока.

Вечером меня навестили адвокаты. Кац назвал новые имена арестованных: Пэтти Хейз (подружка Эрни), Уивонна Мейер-Уиллс (жена Джерри), Ронни Робб, Филип Спэрроухок. DEA также охотилась за Джимом Хоббсом, Джорджем Лэйном, Салимом Маликом, Брэдли Александером (о котором я никогда даже не слышал), Джерри Уиллсом, Риком Брауном. Кац обратился к помощнику федерального прокурора О'Нилу с просьбой назначить Джуди залог и был намерен потребовать копию обвинительного акта. Нас уже четыре дня держали за решеткой неизвестно за что. Друг Каца из Мичигана пообещал связаться с экспертом по RICO, но сам Майкл попрежнему не знал, что это такое. Кац и Морель намеревались увидеться со мной на следующий день.

В ту ночь мне удалось поспать несколько часов. Я пробудился освеженным. Была пятница, 29 июля. Я был голоден и ждал, когда прикатят тележку с завтраком. Вместо нее появился тюремный надзиратель, из старших по званию, достаточно хорошо говоривший по-английски. Открыв камеру и клетку, он сказал:

— Говард, пожалуйста, собери свои вещи. Тебя переводят.

— Куда? — спросил я.

— Этого я тебе сказать не вправе.

— Можно мне увидеть жену?

— Нет. Это запрещено.

— А позвонить детям?

— Нет. Прошу прощения, Говард.

— Могу я связаться с адвокатами?

— Нет. Но я поставлю в известность твою семью и адвокатов, как только ты прибудешь в пункт назначения.

На меня надели наручники и отвели к главным воротам. Там стоял Роджер Ривз, тоже в наручниках.

— Говард, хорошо, что ты здесь, но у меня пренеприятнейшие новости. Американцы обвинили меня в том же дерьме, что и тебя. Шьют RICO.

— Что такое RICO, Роджер?

— Бог знает. Говорят, что я выращивал коноплю на Филиппинах.

— Но ты ведь этого не делал?

— Нет, но я собирался. Еще как. С божьей помощью.

— А какое это имеет отношение к Штатам, Роджер?

— Я бы там ее продавал. Знаешь, почем сейчас приличная марихуана в Штатах?

— Но ты же не выращивал траву и ничего не продавал. Как они могут тебя обвинять?

— Говард, позволь тебе кое-что рассказать про Соединенные Штаты. Что бы тебе ни шили эти сукины дети, непременно признают виновным. Я говорю о федералах. Если обвинение поддерживает штат, возможно, тебе удастся выиграть.

Я не раз выпутывался у себя дома, в Джорджии. Но теперь за нас взялись федералы, а с ними не справиться. Единственная возможность — заключить сделку в обмен на признание вины.

— Ты что, собираешься признать себя виновным, даже не зная, что такое RICO? Несмотря на то что не выращивал марихуану?

— Если меня отправят в Штаты, так и сделаю. Наверняка. Но я молюсь, чтобы не угодить туда. Похоже, меня собираются выдать Германии. Там я с божьей помощью выйду на свободу. А может, освобожусь раньше. Прошлой ночью мне почти удалось бежать. Расскажу позже.

Нас запихнули в полицейский фургон. Я потребовал назад свои кольца, но вместо них получил заверения, что кольца отправят следом. На головокружительной скорости нас доставили к паромному терминалу в порту Пальмы. Обежав взглядом знакомые силуэты замка Бельвер и величественного собора, я загрустил. Суждено ли мне снова наслаждаться всем этим вместе с семьей?

Фургон заехал прямо на паром. Несколько вооруженных полицейских направили на нас автоматические винтовки. Больше никого вокруг не было. Нас схватили покрепче и повели по качающемуся трапу на корабль. В конце узкого коридора находилась камера, напоминающая тюремную. Нас втолкнули вовнутрь. Охранники показали винтовки и погрозили пальцем, давая понять, что если мы сделаем какую-нибудь глупость, нас пристрелят. Закинув внутрь коричневый бумажный пакет с бутербродами, они захлопнули дверь.

— Роджер, для чего все эти предосторожности? Нас что, считают серийными убийцами?

— Видишь ли, какое дело. Вчера вечером я предложил директору тюрьмы Мехуто миллион долларов за то, чтобы он помог мне бежать, и получил согласие. Я должен был свалить этой ночью, но, думаю, этот сукин сын испугался и меня выдал.

Несомненно, это все объясняло. И я гадал, в каких условиях мы окажемся теперь.

Через пару часов паром тронулся. С того терминала, куда нас привезли, паромы ходили либо в Валенсию, либо в Барселону — восемь часов пути. Роджер громко читал вслух свой карманный Новый Завет. Молился и молился. Просил Бога о помощи, но ничего не дождался. Мы съели бутерброды. В Роджере закипала злость:

— Уверен, это сукин сын Мойнихан меня подставил. Ты говорил, что ему нельзя верить, но я не думал, что он пойдет на такое. Я убью его. Я убью этого гребаного сукина сына!

— Это не по-христиански, Роджер.

— Ну и пусть! Я все равно хочу, чтобы он отправился на небеса. Сейчас. Прямо сейчас.

Несмотря на все попытки скрыть от широкой публики наш перевод из Пальмы, он перестал быть тайной к тому моменту, как мы сошли на берег в Барселоне. Я увидел Майкла Каца в окружении взбудораженной толпы телевизионщиков и фоторепортеров. Как он там оказался? Нас отвезли в печально знаменитую барселонскую тюрьму Модело, где перебывали все испанские гангстеры. Против обыкновения у нас не сняли отпечатки пальцев, не стали фотографировать, но забрали часы и остальные личные вещи. Выдали по бутылке воды и закрыли в отдельных камерах временного содержания довольно далеко друг от друга — не докричишься. Кроме меня и бутылки в камере больше ничего не было. Ни каменной скамьи, ни дырки в полу для отправления естественных надобностей. Дневной свет не проникал в мое узилище, равно как и звуки. Напрасно я драл глотку, добиваясь, чтобы принесли сигарет, еды, писчих принадлежностей, чтобы отвели меня в сортир — никакой реакции. Положив пластиковую бутыль под голову, я лег на кафельный пол и урвал немного сна. Помочился в углу. Коротать время таким образом несладко, но я знал, что это не продлится вечно. Просто надо потерпеть.

Прошло более суток. Меня отвели в небольшой двор, залитый светом огромных прожекторов, и разрешили погулять полчаса. Вернули сигареты и часы. После прогулки дали жареного цыпленка, отвели в один из тюремных блоков и закрыли одного в обычной камере. Кто-то заколотил в дверь.

— Como esta99, Говард?

— Bien, gracias. Y usted? Habla Ingles?100

— Si. Я говорю по-английски, Говард. Я ночной фунсионарио. Роджер в другой камере в этой же секции. Передает наилучшие пожелания. Завтра мой друг, из дневных фунсионариос поместит вас в одну камеру. Идет? Спокойной ночи, Говард!

— Марко Поло, quieres chocolate101?

Имя, которым меня окрестило DEA, пошло в народ. Хотел ли я гашиша? Конечно! Лучшие идеи всегда приходили ко мне после косяка. Сейчас им было самое время явиться. Занимался день.

— Si, рог favor. Muchas gracias102.

Из-под двери появились кусочек марокканского гашиша и пачка бумажек.

— Tienes cigarillos у cerillas?103

— Si. Tengo104.

Я свернул косячок. Неожиданно открыли все камеры, и более двухсот заключенных ринулись по проходу на улицу, на солнечный свет. Каждый прихватил из камеры стул. Я не знал, что и подумать. Массовый побег? Роджеру, очевидно, пришла в голову та же мысль. Он несся со стулом, озираясь по сторонам. Я схватил свой стул и последовал его примеру. Мы заблуждались. Никакого побега — заключенные спешили занять местечко в тени. Было воскресенье, день, когда арестантам разрешалось торчать на улице с утра до вечера. Мы с Роджером сели на солнцепеке рядышком. Через несколько минут вокруг нас толкались любопытные, угощали кофе, сигаретами и круассанами. Тут про нас все знали и засыпали вопросами. Правда ли, что я крупнейший контрабандист наркотиков в мире? Верно ли, что работал на британскую Секретную службу, ИРА и мафию? В самом ли деле Роджер предложил директору тюрьмы миллион долларов? Нам оказали великолепный прием и заверили, что Модело — местечко хоть куда: есть алкоголь, любая наркота, шлюхи ходят на семейные свидания, можно даже делать междугородние звонки. Осмотревшись, я и сам убедился, что режим в Модело довольно либеральный. Марокканцы, нигерийцы, испанские цыгане открыто играли на деньги, курили косяк за косяком. Вопили магнитофоны. Заядлые торчки прилюдно ширялись. Роджер стал расспрашивать, нельзя ли сбежать из тюрьмы. Ему посоветовали помалкивать, потому что вокруг полно чиватос — стукачей, — но Роджер упрямо продолжал расспросы. Мое имя выкрикнули по громкоговорителю. Меня ожидала встреча с адвокатом.