Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Переубедить тогдашних старообрядцев было невозможно. Их можно было только пережить. Десятилетиями. А то и веками. Но церковь решила: раз нельзя переубедить — надо заставить или уничтожить.

Началась война на истребление. Официальная церковь и власть совершили преступление, залив кровью и затмив пожарами русскую землю, преследуя, убивая русских людей за их веру.

В то же время нельзя не думать (а об этом как раз мы и не думаем), что в случае победы старообрядцев крови, жестокости и насилия было бы многократно больше. Вот что писал Аввакум: «Всех что собак перепластал бы в один день. Сперва Никона — собаку рассек бы начетверо, а потом и никониан…»

То есть не только предал бы врагов лютой смерти, но и не видел бы в том греха. Какое уж тут христианское смирение и благолепие. Да, можно сказать, что это писал человек, доведенный до крайности, в состоянии ожесточения всех человеческих сил. И это правда. Но общий настрой старообрядцев был именно таким — уничтожать никониан как собак!

При власти официальной церкви старообрядцы все-таки остались, уйдя в Сибирь, на Алтай. За ними уже не гнались, не уничтожали. А победи старообрядцы — они бы не дали послабления. До края света преследовали бы никониан и уничтожали. Такие были люди.

Вот почему я считаю, что кровавая(!) победа никонианской, государственной церкви была в те времена наименьшим злом. Никонианская церковь была все-таки компромиссна, снисходительна к слабостям человеческим. С ней можно было жить. И можно жить и поныне. А старообрядцы превратили бы Русь в подобие исламского государства.

Глава 22

Открытие

Почему мы не видим древнерусские города?

С детства я мечтал о лодке. И когда подрос, на чем только не ходил: и на смоленых плоскодонках-дощаниках, и на плотах, и на резиновых надувных, и на байдарках, конечно, и на катамаранах…

Когда идешь по реке, остановиться невозможно — так и тянет увидеть поскорее, а что же там, за поворотом.

Одно время даже в одиночку пускался в путь. Ведь пока компанию сколотишь, тем более экспедицию на серьезный или долгий маршрут, — хлопот не оберешься. А тут — прицепил надувную лодку к рюкзаку, весла в руки и — в дорогу, сам себе хозяин.

Так однажды, решив пройти по Протве, добрался я на перекладных до Боровска уже глухой ночью. На окраине, на какой-то стройке, раздобыл досок, развел костерок, подогрел еды, завернулся в спальный мешок да и уснул на сухом пригорочке у трансформаторной будки. Утром огляделся, собрался, спустился к реке. Как оказалось, подъехал я к Боровску не ниже по течению реки, а выше. Значит, придется мне идти через город. В походах никто не любит населенку, как говорят водники, но что поделаешь — это ведь не Сибирь и не Казахстан, а Подмосковье, тут на каждом шагу городки да села…

Наладив лодку, отчалил. Пока укладку вещей утрясал и весла пробовал — уже и к Боровску подошел. Огляделся — и дыхание пресеклось.

Течение на Протве быстрое, река петляет, да еще я весла бросил, так что лодку плавно вращало в водоворотах-завихрениях — и как в медленной круговой панораме проплывали передо мной купола и шпили бесчисленных храмов, ничем не загороженные, не заслоненные, как в городе, безобразными корпусами, а открытые взгляду на высоких берегах.

Так вот в чем дело! — ахнул я. — Вот ведь в чем дело, Господи!..

Ведь любой дом ставится лицом к дороге. Украшается резными наличниками, резным крыльцом, показывает себя миру. И города строились точно так же! Лицом к дороге.

А дорога древних — река. Река. Других дорог в те времена просто не было. И города и веси, дворцы и храмы ставились древними зодчими так, чтобы открывались они с реки — с главных ворот города, со въездных путей! Без взгляда с реки нельзя постичь замысел древних архитекторов, невозможно понять и увидеть древнерусские города! Здесь все сходится: и польза, и красота…

И я — случайный счастливец. Не броди я по рекам, так бы и не узнал, не увидел. Как не видят и не знают наших городов почти все люди. Обычное ведь дело: въезжаете вы в Суздаль или Новгород по шоссе или железной дороге — и что видите? Да ничего особенного — склады, пакгаузы, свалки, заводские и еще неведомо какие корпуса. Что Суздаль, что недавно построенные Набережные Челны — никакого отличия. И только тот, кто идет по реке, входит в древний город по реке, видит его настоящим, таким, каким он задуман был древними архитекторами, каким он создавался, каким открывался он нашим предкам и пять, и десять веков назад.

С тех пор, с того моего открытия, прошло добрых два десятка лет. И только через двадцать лет, году этак в 1995-м, придя на телевидение, получив возможность, я сразу же и задумал снять об этом фильм. Показать.

Смешно вспоминать сейчас… Тут многое, опять же, совпало. И бедность телерадиокомпании «Мир», и мой телевизионный дилетантизм пополам с самоуверенностью, и моя же совковая привычка экономить казенные деньги. Для такого-то фильма большая бригада создается: директор, администратор, режиссеры, помощники, и прочие, и прочие. У нас же вся съемочная группа состояла из водителя Александра Иваныча Дидко, оператора Саши Терентьева и меня. Видеокамеру взяли, которая похуже и подешевле необходимой раз в десять. Настоящую, дорогую, побоялись утопить или испортить. И верно, могли. По реке Луже мы с Сашей часа три шли под холодным осенним дождем. О себе не думали — простынем да и все, — мы камеру своими телами прикрывали. А на Протве запросто могли японскую чудо-технику булькнуть в глыбь. Саша раза четыре едва не вываливался за борт. Мы ведь съемки вели не с твердого настила плоскодонки или катера, а с двух моих хлипких резиновых лодчонок, скатамараненных при помощи весла. Накануне мы все окрестности Боровска обрыскали, в две-три деревни наведались, чтобы нанять лодку или катер, — и не нашли: не держит нынче народ на Протве лодок…

Но так или иначе, фильм мы сняли. Сама мысль, идея-открытие, натура сама такая, что их трудно было испортить. Многие мои знакомые звонили и говорили, что впервые осознали, впервые увидели… Действительно, я ведь дал другую точку зрения — в самом прямом, буквальном смысле слова.

Попробуйте по той же Москве-реке пройти на прогулочном теплоходике — и вы увидите… Что все не случайно и не просто так. И уж тем более на Волге, Днепре, Клязьме… Нижний Новгород, Киев, Владимир… где кремлевские зубчатые стены высятся на речных кручах, — это города особые, для них, по-моему, существует даже особый термин в архитектуре — богатырская архитектура…

Ведь монастыри на Руси называли еще сторожами… То есть военными крепостными укреплениями, сторожащими округу и все в округе. И само собой разумеется, прежде всего как цитадели, как неприступные крепости строились городские кремли.

Если с Клязьмы смотреть на Владимир, на золотые купола и мощные зубцы крепостных стен, то очень легко представить, каким он, город, был семь-восемь веков назад. Конечно, речные откосы сейчас застроены уродскими сараями, складами, кочегарками, густо поросли кустарниками и высокими деревьями. В древнем Владимире здесь не то что изб и деревьев — даже кустов не было. Все вырубали и расчищали. Чтобы просмотр был полный, чтобы не мог, прячась за кустами, подойти к стенам враг. А такую кручу, да еще под открытым обстрелом, никакой противник не одолеет. А в мирные дни никакое наводнение не страшно городу на высоком берегу. Здесь раньше всего сходит снег по весне и раньше всего уходят вешние воды. Всегда сухо, тепло, нет болотной лихорадки и других болезней от сырости и знобкости. На таком яру весь город всегда продувает ветром, и не висит тучами мошка и комар с речных низин. А если посмотреть с городских стен, то открываются и дальние излуки Клязьмы, и устье, где впадает Нерль, и луга заречные, и леса разноцветные сверкают на солнце… Вот на каком месте поставлен город Владимир.

В сознании древнего человека красота и польза были неразделимы…

62
{"b":"225916","o":1}