Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

На восьмую ночь опять приблизился стук тэта и голос Оцую грустно проговорил: «Синдзабуро, пожалуйста, открой дверь. Если бы я только могла увидеть тебя еще раз, мои сокровенные надежды сбылись бы. Мне незачем жить в этом одиноком мире. Пожалуйста, пусти меня, Синдзабуро, ну пожалуйста».

Хотя в душе и желая, чтобы дверь открылась настежь, Синдзабуро ожесточился против Оцую и игнорировал ее печальные мольбы. Еще семь ночей он продолжал молиться, повышая голос так, чтобы не слышать, как стонет Оцую у двери. После четырнадцати дней и ночей сутры не подействовали на привидений, которые продолжали приходить в полночь и просили пустить их в дом. Но все равно Синдзабуро молился.

Наступила двадцатая ночь. Две женщины пришли, как обычно, и Оцую умоляла голосом, звенящим, как натянутая струна кото: «Синдзабуро, ты никогда больше не позволишь мне увидеть тебя. Это так меня огорчает. Единственное, о чем прошу, — позволь увидеть тебя еще один раз».

Синдзабуро слышал рыдания Оцую. Но он зазвенел колокольчиком и стиснул свои четки, распевая молитву еще громче, чем раньше. С первыми петухами Оцую и Ионэ исчезли. Когда затихли звуки тэта, Синдзабуро рухнул перед алтарем, у которого молился, и заплакал: «Оцую, я тоже хочу видеть тебя, и больше, чем ты можешь себе представить. Но я не могу, я не должен этого делать. Пожалуйста, пойми это и прости меня. Смирись с тем, что между нами все кончено».

Пришла двадцать первая ночь. Сжимая курильницу под кимоно, Синдзабуро начал молиться. В полночь застучали тэта — ка^ран–корон. Голос Оцую, слабый и тихий, сказал: «Синдзабуро, сегодня двадцать первая ночь. Это будет последняя ночь, когда я пришла увидеть тебя, потому что после сегодняшней ночи я уже никогда не приду. Это прощание».

Когда Синдзабуро услышал эти слова, его охватила грусть. «Оцую, сегодняшняя ночь правда последняя?»

«Да, Синдзабуро, так должно быть. Хотя я старалась изо всех сил снова и снова, я не в силах преодолеть силу сутры и твоих молитв. Это значит, что я никогда не увижу тебя больше. Теперь все кончено. Для меня это конец».

Синдзабуро ощутил какое‑то смешанное чувство потрясения и жалости. «Раз так, то и у меня тоже больше не будет желания жить, если никогда больше не увижу тебя. Ох, Оцую, я понимаю, какую страшную вещь я пытался совершить, прогоняя тебя».

Затем Синдзабуро постарался подняться, его тело ослабело после продолжительной молитвы в течение двадцати одного дня. Собрав все оставшиеся силы, он, шатаясь, стал срывать сутры и впустил Оцую. Как только открылась дверь, Оцую, поджидавшая этого момента, подскочила к Синдзабуро и набросилась на него. В этот момент вдалеке прокричал первый петух.

И точно в этот момент разорвались четки в руках молившегося за Синдзабуро монаха в храме Синбандзуйин. Бусины покатились по полу. Внезапно монах прекратил молиться. «Так значит… — пробормотал он, качая головой. — Да, Синдзабуро был слишком молод. Ему нельзя было помочь».

Монах понял. Он поставил свечи в алтарь и медленно покинул молельную комнату; его миссия завершилась.

На следующее утро Юсай пришел к дому Синдзабуро и удивился, увидев все двери и окна открытыми настежь. Вбежав в дом, он стал звать Синдзабуро, но остановился и вскрикнул, парализованный страхом. На полу, держа в руке курильницу с изящно выгравированным рисунком осенней травы, лежал мертвый Синдзабуро. Его волосы были спутаны, длинная борода растрепана; он выглядел, как старый больной человек, изнуренный и высохший. Юсаю показалась, что на губах Синдзабуро застыла едва заметная улыбка.

Юсай сразу поехал в храм Синбандзуйин, чтобы рассказать обо всем монаху, который так старался помочь. До того как Юсай заговорил, монах сказал с грустью: «Юсай, ты увидел истинную природу человеческую». И начал молиться.

Потом Юсай и монах вместе пошли к могиле семьи Иидзима. Там они увидели пионовый фонарь, который на протяжении последних восьми лет сохранялся как новый. Теперь он лежал порванный в клочья, будто опрокинутый сильным ветром.

История привидения Йоцуя из Токайдо

Говорят, она ходит по улицам Токио, жалкая фигура в белом, длинные волосы скрывают ее лицо. Приблизившись, она внезапно открывает свои ужасные рубцы на лице, искаженном гримасой предсмертной агонии. Когда люди кричат и убегают в ужасе, она исчезает, смеясь.

Вот такая история Оивы, возможно, самого известного привидения в Токио. Ее трагедия положена в основу известной пьесы Кабуки (автор — Цуруя Намбоку IV) — «Токайдо Йоцуя Кайдан» («История привидения Йоцуя из Токайдо»), более известной просто как «Йоцуя Кайдан». В пьесу включен правдивый рассказ о двух убийствах, совершенных слугами, каждый из которых убил своего хозяина.

В эпоху Эдо убийца своего хозяина приравнивался к отцеубийцам. За такое преступление наказание было ужасным. Голову преступника должны были медленно отделить от туловища бамбуковой пилой, это была мучительная смерть. В качестве альтернативы преступника могли послать в исправительно–трудовой лагерь, что было сродни камере ужасов, где каждый день был настоящим адом.

В истории об Оиве, переработанной Намбоку, затемненная сцена становится местом убийства. Иэмон только что убил отца своей молодой красивой невесты Оивы, просто потом)’, что отец знал о нечестных поступках, совершенных ранее Иэмоном. Иэмон был ронин, или самурай без хозяина, которому сейчас приходилось зарабатывать на жизнь изготовлением зонтиков из вощанки, чтобы поддержать Оиву и их младенца. Такое оскорбление его достоинства выливается в ненависть к Оиве, что позволяет ему легко уступить домогательствам внучки богатого соседа. Девушка с ума сходила по Иэмону и хотела выйти за него замуж.

Но первой проблемой была Оива. Дед той девушки убеждает Иэмона дать утонченной Оиве то, что он называет оздоровительным тонизирующим средством. Иэмон знает, что это тонизирующее средство в действительности является смертельным ядом, но страсть и жадность побеждают все колебания. Однажды ночью он кладет «лекарство» в еду Оивы. Перед мучительной смертью лицо девушки на миг показывается в зеркале. Яд ужасно искривил правую сторону ее милого лица. Ее ярость и негодование проявляются в неистовых эмоциях, которые будут питать ее месть, когда она станет привидением.

Злодеяния Иэмона продолжаются. Сознавая, что слуга знает о его преступлении, Иэмон обвиняет мужчину в краже фамильных драгоценностей и использует этот факт как предлог для убийства слуги. Затем он прибивает гвоздями тела Оивы и слуги с обеих сторон деревянной двери и бросает в ближайшую реку. Теперь у него будет новая невеста. В спектакле, как только начинается свадебная церемония, Иэмон приближается к девушке, поднимает фату и видит искаженное лицо Оивы. В ужасе жених хватается за свой меч и срубает голову невесте. Затем он бежит рассказать все ее дедушке, но путь преграждает убитый слуга. Иэмон опять наносит удар мечом и тут же понимает, что отрубил голову своему соседу.

В другой версии привидение Оивы каждую ночь преследует новых любовников, плача и завывая в отчаянии. Не выдержав пытки этого мстительного призрака, самурай как‑то ночью выбежал в сад с мечом в руке. Там перед ним стояла фигура его убитой жены, ее перекошенное лицо освещалось лунным светом. Самурай сошел с ума и зарубил женщину. Наконец‑то он избавился от Оивы навсегда. Когда же он торжествующе перевернул труп, то закричал в ужасе. В ногах у него лежало все еще теплое тело новой жены.

В пьесе Кабуки показывают, как безжалостно Оива преследует Иэмона. Ее перекошенное лицо появляется везде, даже в фонаре, который висит у него над головой. Нигде нельзя спрятаться от привидения. Однажды он поехал рыбачить на реку и выудил большую доску. Как можно догадаться, это была деревянная дверь с прибитыми к ней телами его жены и слуги. Совсем сломленный Иэмон удаляется в горную хижину. Но даже там ему нет покоя. Виноградные лозы и веревки вокруг него оживают и становятся извивающимися змеями. Цветы напоминают укоряющие глаза. Дым сворачивается в пряди волос Оивы. Иэмон теперь уже ждет своей собственной смерти, которая приходит от рук брата Оивы.

28
{"b":"225842","o":1}