Крестьянский мятеж в Лондоне закончился. Король немедленно возвел Уолворта в рыцари.

Чосер конечно же не поддерживал ни одну из сторон и никак не участвовал в происходящем. Конечно, его возмущали ухаживания Гонта за его женой, якобы имевшие место, но следует помнить, что в свое время он написал для этого великого человека поэму, посвященную памяти его покойной жены Бланш. Должно быть, он испытал глубокое потрясение, когда узнал или даже увидел, что дом Гонта горит. Чосер много путешествовал и был цивилизованным человеком. Наверняка он не испытывал ничего, кроме ужаса, при виде резни невинных фламандцев и избиения итальянцев.

И как он мог симпатизировать бунтовщикам против короля и двора, от которых зависел? А он и не симпатизировал. Тем не менее единственное его замечание по поводу мятежа – этой национальной катастрофы – носило эксцентрично шутливый характер.

В «Рассказе аббатисы» он описывает группу людей, преследующих лису:

что значит приблизительно следующее: шум был такой ужасный, Господи, сохрани нас, что даже Джек Стро со своей бандой не так пронзительно орали, гоняясь за каким-нибудь несчастным фламандцем, чтобы убить его, как в тот день они кричали, преследуя лису.

Это сравнение кровавых погромов Джека Стро с охотой на лису может показаться слишком легкомысленным. Но таков стиль Чосера: бесстрастная отстраненность сатирика. Когда старик Януарий видит, как за деревом его жену крепко обнимает какой-то сквайр, Чосер говорит: «Он так взревел и зарыдал, как мать кричит, чей сын навек уснул».

Эта бессердечность заставляет нас прыскать от смеха. И безусловно, главная цель Чосера – развлекать. Взять, например, Абсолона, комичного приходского священника из «Рассказа мельника», который пылает страстью к Алисон, замужней женщине.

Думаю, не будет ошибкой считать образ этого глупого рыжеволосого, шустрого и похотливого святоши выпадом против нереформированной церкви. В кульминации «Рассказа мельника» Абсолон глубокой ночью приходит к окну Алисон и просит ее поцеловать.

И так далее. Не собираюсь переводить это на современный язык. Надеюсь, все знают, что такое гузно.

Можете назвать это ребячеством, но даже спустя 620 лет я смеюсь над этой глупой школьной шуткой… А сейчас мы переходим к существу дела. Чосер писал по-английски, но не потому, что этот язык был языком протеста или религиозного инакомыслия. Он использовал язык народа не по политическим мотивам, а потому, что, как и все авторы, хотел получить как можно большую аудиторию и хотел заставить ее смеяться.

Английский был языком непристойностей, потому что это по определению был язык плебса, толпы, черни. Это был язык тех, кого Чосер хотел потешать, и это был самый потешный язык для этой цели. Вдоль всего берега реки, от Тауэрского моста до реки Флит, протянулись пристани, где лондонцы разгружали и загружали товары, приносившие им доход. На Галерный причал прибывали итальянские галеры; затем была таможня, где служил Чосер; рыбный рынок Биллингсгейт; далее – «Стальной двор» – обнесенный стеной участок купцов Ганзейской лиги, контролировавших торговлю со Скандинавией и Восточной Европой.

Немцы говорили с грузчиками-кокни по-английски, и значение английского возрастало с ростом торгового сословия. К концу XIV века олдермены Лондона были политическими тяжеловесами, и король не мог обойтись без их финансовой поддержки в военных вопросах, тем более что затея с подушным налогом оказалась такой провальной.

Может, знать и хотела войны, но купцам нужен был мир, которого испокон веков хотели трусы капиталисты, а они-то и заказывали музыку. Такие люди, как сэр Николас Брембр, бакалейщик и будущий мэр Лондона, могли, если хотели, ссудить тебе тысячу марок за раз, но, когда сэр Николас и его приятели решили не выкладывать денежки, как это случилось в 1382 году, у короля не было другого выхода, как прекратить кампанию. Так политическая власть перешла в руки набирающего силу класса. Крестьянский мятеж потерпел неудачу, как и многие пролетарские восстания, но продолжалась успешная языковая революция, и возглавила ее, как и все успешные революции, буржуазия.

Выбор Чосера в пользу английского объясняется смещением власти от короля и двора к денежным мешкам Лондона. Дворянин не мог стать олдерменом, но олдермены и шерифы Лондона все больше нуждались в признании, и, как всегда, сыновья и дочери знати желали вступить в брак с деньгами. По мере того как купеческие гильдии, «мистерии», обретали все больше власти, борьба за нее становилась все ожесточеннее внутри самого сообщества. Оно не было однородной массой создателей богатства и делилось на бакалейщиков, торговцев мануфактурными товарами, торговцев шелком и бархатом, торговцев рыбой и так далее, которые соперничали между собой, как Сиена с Флоренцией. Торговцы хлебом были вовлечены в постоянные и кровавые разборки с торговцами мануфактурой, и в битвах за власть группировки купцов часто опирались на дворян и даже разные королевские дома.

В 1387 году Ричард II, верховный патрон Чосера, был практически смещен группой дворян (опиравшихся на торговцев мануфактурой), и некоторых союзников Чосера, таких как поэт Томас Аск, казнили вместе с главным бакалейщиком и лидером богачей, сэром Николасом Брембром. Кажется, в тот момент Чосера выслали в Гринвич, где он служил членом парламента от Кента, а как-то раз его назначили на скромную должность заместителя лесника в Сомерсете, где, как полагают, он и сосредоточился на поэзии. С возвращением Ричарда и Гонта он был восстановлен в своем положении и занял звучную должность смотрителя королевских строек, контролировавшего ремонт королевских дворцов. Но в 1399 году все закончилось.

Ричард II был смещен своим кузеном, Генрихом Болингброком (который становится Генрихом IV – Шекспир, часть 1), и снова за этим стояли лондонские купцы. Как и многие короли и правительства во все времена, Ричард решил «наехать» на богачей. Он решил наказать Сити за его роль в недавнем мятеже и посягнул на извечные права Сити. Он назначил смотрителя для управления городом и тем самым нарушил хартию свободы, дарованную Лондону самим Завоевателем, и попытался ограничить срок пребывания на должности мэра одним годом.

Сити с этим не согласился. Когда Ричард спросил Генриха, кто эти люди, которые пришли его арестовывать, узурпатор ответил (так рассказывает нам Фруассар): «Большей частью лондонцы». Лондонские купцы переметнулись на другую сторону, чтобы защитить свои привилегии.

Гонт ушел из жизни. Бедный слабый король Ричард II умер в заточении от голода в возрасте тридцати трех лет, а некоторые считают, что и самого Чосера казнили. Впавшего в немилость у нового режима, преследуемого Арунделем, новым архиепископом, за «антирелигиозный» тон «Кентерберийских рассказов», его могли потихоньку «зарезать», как выразился его друг и современник Хокклив.