Правда, я мог сейчас думать только об одном – о предстоящем выступлении, Эшли тоже. В дороге наши мысли были только об этом. Все закончилось, когда мы прибыли в отель, где для нас были забронированы номера.

«Помните о манерах и обязательно вытрите ноги, когда мы будем входить, – наставляла нас потрясенная Пенни. – Никогда в жизни не видела подобной роскоши!»

Прежде чем Эшли и бабушка смогли ей ответить, навстречу нам кинулся швейцар, готовый помочь выбраться из такси. Выскакивая из машины вслед за Эшли, я заметил, что даже на тротуаре был постелен красный ковер. После столь длинного путешествия я должен был найти место, над которым мог бы поднять заднюю лапу, но его не было. Как оказалось, не было места и для самой собаки – для меня.

«Позвольте мне задержать вас, – произнес с сильным французским акцентом человек за стойкой. Мы не успели пройти сквозь двойные двери отеля, как он поднялся со своего места и рукой указал на меня: – С собаками в этом отеле останавливаться не разрешено».

«Но номер заказан», – возразила Пенни. Эшли и бабушка взволнованно переглянулись.

«Правила есть правила, – ответил он и скрестил руки. – Вы можете оставаться, но не этот пес».

Я глухо зарычал. Мужчина неодобрительно посмотрел на меня. В глубине лобби у лифта я разглядел одного из таких же финалистов, как и мы. Значит, они были хороши для этого отеля, а я – нет!

«Мы уходим, – заявила Пенни, рукой указывая на выход. – Мы найдем отель, где принимают постояльцев с животными».

Я последний прошел через вращающиеся двери. Не оглянувшись ни разу, я остановился у толстого дуба, чтобы облегчиться. Разгневанный портье бросился к нам, и нам пришлось ретироваться.

Мы довольно долго искали место, где бы согласились принять собаку, то есть меня. В конце концов мы нашли дешевый и очень простой отель, но, говоря откровенно, именно это мне и было нужно. Все были по-настоящему дружелюбны, и мне не приходилось волноваться насчет шерсти на ковре. Поэтому когда мы прибыли на студию для репетиций, мы с Эшли были спокойны и могли сосредоточиться на выступлении.

«Вау-в! – сказал я сам себе, выйдя к съемочной площадке. – Вот бы нашим увидеть!»

Я увидел подъемную платформу с вращающимся креслом, сойдя с которой, мы должны были начать выступление. Темный зал пронзали лучи, на заднем плане пылал потусторонний свет. У нас с Эшли было серьезное драматическое вступление, но когда мы стали спускаться на платформе на сцену, я впервые осознал, что его будут смотреть у нас дома. Было бы так здорово, если бы Оби, Инди, мама могли видеть все вживую. Они не могли оказаться здесь, среди публики – я был исключением из правила «животные не допускаются». Но я знал, что дома они не оторвутся от экрана и будут следить за каждым нашим движением.

Репетиция прошла без заминок. Все было бы совсем замечательно, если бы не наша задумка с пробегом по столу судей. Ничего исключительного в ней не было, но я вдруг вспомнил, как первый раз прошел по мостику на полосе препятствий. Вспышки воспоминаний оказались такими яркими, что я чуть было не потерял самообладание. Я уже представил себе, как неправильно ставлю лапы – и валюсь на судей. В результате Эшли пришлось тянуть меня. Я был готов взять себя в лапы и сделать это сам… но наше время на сцене истекло.

«На выступлении все пройдет отлично, – ободрила меня Эшли. – Я очень верю в тебя».

В ту ночь мне приснилось, что продюсеры в последнюю минуту решили изменить формат финала и что, проснувшись утром, мы обнаружили, что мы участвуем в «Минуте славы – на льду!»

Меня обули в коньки и поставили на лед перед публикой, судьями и камерами. Это была катастрофа. Эшли без всякого труда выполняла повороты и пируэты, а я беспомощно пролетел мимо нее и свалился где-то за сценой.

Когда на следующее утро я проснулся по-настоящему, я почувствовал огромное облегчение. Но, с другой стороны, вечером, нам предстояло серьезное испытание, и сердце мое бешено колотилось.

«Нам обоим нужен свежий воздух, – сказала Эшли после завтрака. – Хочешь прогуляться, Пузик?»

Не понимаю, зачем люди задают такие вопросы своим собакам. Ведь это все равно что спросить их самих: «Хотите получить бесплатную путевку на Карибы?» Ответ на этот вопрос может быть только один, поэтому я сразу побежал за своим черным поводком. Я любил исследовать новые места. Отель располагался вдали от центральных улиц рядом с парком.

Ничего особенного в этом месте не было, но все равно, я запомню ту прогулку навсегда.

«Эй, взгляните-ка! Это не Пузик из Х-Фактора?»

«Нет, дурачина. Он из шоу “Я и моя собака”».

«Вы оба не знаете! Он из “Минуты славы”».

Мы с Эшли только и успели, что перейти через улицу, когда к нам стали подходить и просить автограф. Конечно, не мой, но Эшли была очень рада. Это повторилось и у входа в парк, и несколько раз, когда мы обходили маленький пруд. Я потерял счет тем, кто хотел меня погладить, выражал свое восхищение или просил сфотографироваться рядом. Все это отвлекало меня от охоты на уток.

«Не думаю, что тебе стоит это делать», – заметила одна из них, когда я слишком натянул поводок. Она привлекла мое внимание к человеку с фотоаппаратом, который слонялся неподалеку. К этому моменту я уже научился узнавать папарацци.

«Представляешь, что будет завтра в газетах, если ты станешь нас ловить? “Утиная охота”… “Собака танцует – перья летят” ».

Уток, видимо, развеселили воображаемые заголовки завтрашних газет, но правда в их словах была, и я отступил. Но кое-что меня заинтересовало.

«Откуда вы знаете, кто я?» – спросил я, когда Эшли уводила меня от пруда.

«О, мы читаем газеты, – крякнула вслед мне утка. – Их заносит сюда ветром».

Остаток дня мы провели в отеле. Пенни хотела, чтобы мы с Эшли отдохнули и не волновались, что, конечно, оказалось почти невозможно. Когда Пенни и бабушка вдоволь насмотрелись, как мы мечемся по комнате, они решили, что пора ехать на студию.

«Когда мы окажемся на месте, – сказала Пенни, – у вас не останется времени на волнение».

Наверное, она была права, но на этот раз мне никак не удавалось избавиться от напряжения. Когда мы прибыли на место, стало ясно, что мы – участники грандиозного события. Репортеры были повсюду. Я даже заметил подлетающий вертолет прессы. Через несколько мгновений мы уже пробирались сквозь толпу, глазеющую на прибывающих. Нас провели прямо в нашу грим-уборную.

Я собирался свернуться в углу и поспать, но у пресс-секретаря были другие планы. Как только Эшли уложила волосы, загримировалась и надела комбинезон, нас повели по лестнице в конференц-зал, где уже ждала толпа журналистов и телевизионщиков. Я был поражен, как у Эшли хватило сил отвечать им всем по очереди. Все это продолжалось так долго, что она чуть не потеряла голос. Я сидел у нее на руках, пытаясь вообразить, по совету мамы, какое-то особое место, где я мог бы забыться. Но на ум мне ничего не приходило. Я даже попытался вздремнуть с открытыми глазами, но и это мне не удалось сделать ни на одном из интервью. Видимо, не время было притворяться простым, глуповатым псом. Сегодня мне предстояло доказать, что я – единственный в своем роде.

«Пузик и Эшли!» – ворвалась в конференц-зал помощник режиссера с гарнитурой в ухе. Судя по выражению ее лица, ей причиняли большие страдания радиоволны, посылаемые ей кем-то из режиссерской ложи.

«Это Эшли и Пузик», – поправила Пенни, которая все время интервью была где-то рядом, в зале. Но сейчас было не до исправлений.«Надеюсь, вы готовы, потому что эфир через две минуты!»

24

Исполнение сложнейшего четверного прохода. Может показаться, что я просто бегу сквозь поставленные руки, но поверьте, если бы я перепутал лапы, все пошло бы прахом.

Когда на сцене зажигаются огни, легко представить себе, что никто на тебя не смотрит, ведь за слепящим светом рампы зала не видно.

Мы с Эшли спустились на нашей платформе на сцену и остались одни на всем свете. Вступив под оглушительные аккорды темы из фильма «Миссия невыполнима», я не думал о публике в зале, о многомиллионной аудитории, которая смотрела на нас у себя дома. Я помнил только о своих друзьях, которые, я знал, сейчас не отрывают глаз от телеэкрана. Я представлял себе Оби, Инди и маму, сидящих полукругом у телевизора, и даже Брэда с его разгульными приятелями. Их мысленная поддержка вдохновляла меня и заставляла вкладывать всю душу в выступление, которое, как я думал, должно было стать для нас последним в этом шоу.