Для стрельбы пироксилин надо было «успокоить» - заставить его гореть медленнее. Задача нелегкая. Как же ее разрешить?

Подожгите охапку лучины и толстое полено. От лучины быстро останется только горсточка золы, а полено все еще будет гореть. С плотным веществом пламя не может расправиться так быстро, как с размельченным.

Зная это свойство, пробовали прессовать пироксилин под большим давлением. Ничего из этого не вышло: пироксилин по-прежнему взрывался слишком стремительно.

И только в 1885 году французскому инженеру Вьелю удалось наконец найти верный путь. Вьель превратил волокнистый пироксилин в плотную массу, но не механическим, а химическим способом.

Это была не очень сложная операция.

Вьель растворил пироксилин в спирту и эфире, а затем растворитель испарил. Получилась густая зелено-желтая масса, похожая не то на студень, не то на тесто.

Пропуская тесто через специальные сита, Вьель превратил его в лапшу, а лапшу высушил и измельчил.

Русское военное министерство обратилось с просьбой наладить производство пироксилинового пороха к Дмитрию Ивановичу Менделееву.

Великий химик блестяще справился с этой задачей. Он изобрел порох нового типа - пироколлодийный, с успехом применявшийся в морской артиллерии, а изготовление пироксилинового облегчил и улучшил.

Шестьсот лет дым застилал поля сражений.

Шестьсот лет выстрел и дым были неразлучными спутниками.

А теперь их разлучили.

Пироксилиновые крупинки горели без дыма и копоти. Это был настоящий бездымный порох.

Пироксилиновый порох во всех отношениях лучше черного:

- он безопасен в обращении;

- он не оставляет в стволе нагара;

- он дает почти в пять раз больше газов, чем черный.

Это было еще до того, как химики придумали способ замешивать пироксилиновое тесто.

В июльский полдень у подъезда старого петербургского особняка остановился коренастый офицер.

- Скажите, не здесь ли помещается комиссия для испытания магазинных ружей? - спросил он интендантского чиновника, спешившего куда-то с озабоченным видом.

- Здесь, - торопливо буркнул чиновник и побежал дальше.

Офицер мельком взглянул на позеленевшие от времени медные пушки, стоявшие по углам здания, на часового, вытянувшегося в струнку у полосатой будки, и поднялся по широкой лестнице наверх.

- Как доложить? - спросил его дежурный адъютант.

- Гвардии капитан Мосин по вызову из Тулы.

Председатель комиссии, высокий, сухопарый генерал Чагин, принял его в своем кабинете.

- Садитесь, капитан. Разговор у нас будет короткий.

Армии нужна магазинная винтовка. Вот для этого я и решил пригласить вас в комиссию. Надеюсь, работа будет вам по душе.

- Я уже немного об этом думал, - смущенно признался Мосин и вытащил из брезентового чехла ружье. - Вот видите, на восемь патронов. Они в прикладе и подаются рейкой. До совершенства, конечно, далеко. Это только первая проба.

Чагин внимательно осмотрел магазин, проверил действие затвора.

- Ну, - сказал он, добродушно ухмыляясь, - если бы каждый член комиссии являлся сюда с готовым ружьем, у нас было бы из чего выбирать. Приступайте! Желаю удачи!..

Вернувшись в Тулу, где он был начальником инструментальной мастерской, Мосин с головой ушел в работу.

Он был строг и взыскателен к себе. То, что сегодня казалось ему находкой, он без сожаления отвергал завтра. Работал месяцами и, когда дело подходило к концу, спокойно заявлял:

- Не то, совсем не то! Разве это затвор? Надо попробовать иначе.

И снова бесконечные чертежи, пробы и испытания.

Это был напряженный, изнурительный труд.

Куда бы Мосин ни шел, что бы он ни делал, всегда и везде за ним неотступно следовала мысль о русской магазинной винтовке.

Ведь ею надо вооружить не тысячи, а сотни тысяч людей.

Тут рискуешь не только огромными деньгами, но и тем, что гораздо дороже всяких денег, - судьбой русской армии.

В каких только переделках не приходится бывать нашему солдату! В осеннюю непогодь ползет он по раскисшей глине; в удушливый зной, обливаясь потом, бредет по безводным пескам; влезает на горные кручи; мерзнет на сорокаградусном морозе; вязнет в болотах; мокнет под дождем. И всегда с ним неразлучная спутница - винтовка.

Да, нелегкая предстоит ей служба. Сколько напастей, сколько испытаний! И все надо заранее учесть, заранее предугадать.

Ведь после долгого марша каждый лишний грамм пудовой тяжестью придавит усталые плечи солдата, каждое лишнее движение может оказаться непосильным.

Какой же должна быть новая винтовка? Мосин знал:

- она должна быть скорострельной;

- она должна быть меткой;

- она должна быть легкой, удобной и простой.

Но как всего этого добиться?

Помощники его расходились по домам, а Мосин все сидел, согнувшись за столом, и при свете керосиновой лампы создавал свое детище. Он не знал усталости. Большой лист ватмана покрывался чертежами.

Хотелось скорее проверить действие магазина, и, отложив в сторону карандаш, Мосин становился за верстак. Его сильные руки уверенно владели и резцом, и сверлом, и напильником. Увлекшись работой, он не замечал, что керосин в лампе догорает, а за широким окном мастерской давно уже голубеет небо.

Трудностей было немало. Мешал порох. Он был слаб, дымил и забивал копотью нарезы. После нескольких выстрелов пули заклинивались в стволе.

У Мосина опускались руки. Иногда ему хотелось бросить возню с магазинкой. Ведь все равно ничего не выходит.

Сергей Иванович Мосин, создатель русской трехлинейной винтовки.

Но тут появился пироксилиновый порох: чистый, не дающий ни дыма, ни нагара и очень сильный. Настолько сильный, что пулю можно было значительно уменьшить.

Мерили тогда в России не метрами, сантиметрами и миллиметрами, как теперь, а старыми русскими мерами: саженями, аршинами, вершками. Одна из самых мелких мер длины называлась линией. Когда появился пироксилиновый порох, решили уменьшить калибр ствола до трех линий. Поэтому и винтовку назвали трехлинейной. В переводе на метрические меры линия равна 2,54 миллиметра; значит, три линии - 7,62 миллиметра.

В XVI веке мушкетная пуля была величиной с добрый грецкий орех и летела на триста шагов. Новая пуля не толще карандаша, а летит в десять раз дальше. Вот с какой силой выбрасывает ее бездымный порох!

Мосин отложил в сторону свое первое ружье и принялся за «трехлинейку». Через год была готова новая, малокалиберная винтовка с отличным затвором, но однозарядная, без магазина. Так велело начальство: оно страшно боялось новшеств.

Когда военному министру Ванновскому говорили, что надо спешить с вооружением войск магазинными винтовками, «его высокопревосходительство» упрямо твердил:

- Мы и с однозарядными управимся. Солдат мы учим: стреляй редко, да метко и береги патроны. А с магазинками что ж?

Стреляет часто, куда ни попало! Да откуда мы патронов наберем при такой пальбе?

Но время переупрямило царского сановника.

Вскоре Мосин привез из Тулы малокалиберную магазинную винтовку. Это было уже третье его ружье.

Комиссия ружье забраковала, да и сам Мосин убедился, что приклад - неподходящее место для магазина. Патроны застревали, случались взрывы, при стрельбе ствол начинал перевешивать и портилась меткость.

Но теперь Мосина это не пугало. Он знал, что ему нужно делать. Переехав по приказанию начальства в Ораниенбаум и работая в темном сарае, носившем громкое название «Оружейная мастерская офицерской стрелковой школы», он создает четвертый образец ружья. Здесь он проводит дни и ночи, здесь делает новую винтовку с магазином посередине; заодно улучшает и способ заряжания.