Алексей Михеев

Я жил на Лиговке, мне было нетрудно дойти пешком до “Там-Тама”. Поэтому часто я приходил в два часа ночи в клуб и там зависал. Эдик примерно в этот же момент перестал ездить из Выборга, они с женой Светой поселились в клубе, в бывшем холодильнике. Там кафе раньше было, мясной цех и холодильный. В нем стояло несколько неработающих холодильников, но место, чтобы поспать, тоже было.

“Там-Там” был больше чем сквот, интереснее сквота. Мы жили там не нелегально, в отличие от реальных сквоттеров, а скорее полулегально. Находились под крылом Василеостровского молодежного центра, у нас было электричество, душ, а потом даже студия звукозаписи. По большому счету, эта была коммуна.

“Ну, это, вы… Если чего-то будет не то, плохо, то вы, это, не обижайтесь”. Несколько видеозаписей концертов “Депутата Балтики” чудом сохранились – и, просматривая их, почти невозможно угадать в том Эдике Старкова будущего Рэтда из “Химеры”. Кудрявый паренек в майке-алкоголичке, нелепой шапочке и с деревянным крестом на шее, похожий на типического Иванушку-дурачка, смотрит на зал наивным крестьянским взглядом и трогательно запинается, обращаясь к публике. Отголоски будущего трудно услышать и в песнях. Что-то, конечно, проскальзывает – отдельные метафоры, эпические и злые коды, – но по большому счету “Депутат Балтики” был группой, двигавшейся в хорошо исследованном фарватере раннего “Аквариума”. Живописная акустика, виолончель, деревенская тоска – появись они парой лет раньше, наверняка их приняли бы в Ленинградский рок-клуб. Но в 92-м никакого рок-клуба уже не было. Советский рок, столь настойчиво требовавший освобождения и перемен, оказался к обретенной свободе не готов. Прежние герои умирали, сходили с ума, уезжали или были не в силах ответить на вызовы времени. Группа Старкова не просто сменила название – она полностью изменила себя, ответила на слом эпохи новым, злым, тяжелым, растерзанным, ни на что не похожим звуком. Так началась “Химера”.

Геннадий Бачинский

После постпанка у нас началось увлечение новыми американскими группами типа Faith No More, Primus, Red Hot Chili Peppers, Nirvana. Наряду с классическими панк-альбомами как раз Primus и Nirvana (поначалу казавшиеся нам одинаковыми) были настольными кассетами в начале 90-х и фактически предопределили переход “Депутата Балтики” в “Химеру”.

(Из интервью Дмитрию Меркулову для сайта edikstarkov.narod.ru)

Андрей Алякринский

В какой-то момент Эдик вроде бы услышал группу Metallica и понял, что музыка может быть гораздо более мощной – впрочем, это, может быть, и неправда. В общем, у него вдруг появилась примочка. И так он ее любил, что у него даже была татуировка с изображением конкретно этой примочки, которую он себе сам набил. Самодельная, стального цвета примочка, звук у нее был совершенно уникальный – утробный, дикий, жуткий. И он ее включал и адски шпилил на гитаре. Играл он очень специфически. То есть, притом что играл довольно точно, это был абсолютный, очень мощный нойз.

Владислав “Витус” Викторов

Все аранжировки делали мы. Эдик приносил слова и какую-то основу на электрической гитаре, а дальше мы уже сами все развивали. И он прямо на наших глазах овладевал какими-то навыками игры на гитаре. В том числе и с искаженным звуком. Он купил себе примочку, я помню, он очень долго ее искал, ему нужна была кайфовая примочка. То есть он сначала играл на обычном электрическом звуке, такой “кранч”, легкий перегруз, ничего особенного. А потом он купил примочку, и началась какая-то совсем другая история, с этим эффектом он придумывал соответствующие, уже несколько другие песни.

Геннадий Бачинский

Эдик был одним из первых музыкантов, который увлекся хардкором и смог его реализовать в России. Раньше него к этому стилю обратился только “Нож для фрау Мюллер”, но Эдик это трансформировал в совершенно новую область. Он фактически создал современный русскоязычный психоделический хардкор. Что касается меня, то в этом смысле я за ним немного не успевал и осознал правильность его движения лишь спустя некоторое время, когда мы уже не играли вместе. И тогда я стал как бы менеджером “Химеры”. Как музыкант я уже не мог соответствовать уровню группы, но как административный человек кое-что полезное сделал.

(Из интервью Дмитрию Меркулову для сайта edikstarkov.narod.ru)

Владислав “Витус” Викторов

Когда, в начале, “Депутат Балтики” был более менее стандартным постпанком, Гене все нравилось, но, как только мы ушли в сторону нойза, как только начался тяжелый звук, Гена какое-то время просто играл с затычками в ушах, он не мог выдержать этого потока децибелов, ему было тяжело. Хотя он в принципе понимал, что то, что мы делаем, – это хорошо. А когда он начал работать на радио “Модерн”, ему просто физически времени стало не хватать на репетиции. Он ничего не бросил, просто предложил стать нашим арт-директором, по сути.

Андрей Алякринский

Эдик слушал очень много разной музыки. Никаких приоритетов особых у него не было, он в этом смысле был абсолютно открыт – слушал все, что попадалось. Но тогда и попадалось не очень-то много. Не думаю, что чужая музыка сделала его таким. В нем от природы была эта соль земли.

Алексей Михеев

Мы слушали Ministry, Butthole Surfers, Dead Kennedys, еще много постпанка: Cure, Siouxsie & The Banshees. Но вообще индустриальный хардкор у нас был самой передовой музыкой. У Ильи Черта, кстати, отличная группа была тогда – Department, наш ответ Ministry. Еще любили NoMeansNo и Fugazi. C подачи Тимы Земляникина слушали много махровой попсы – Ace Of Base всякий, электропоп. А Эдику почему-то очень нравился Демис Руссос. И еще он сильно любил “Аквариум”.

Илья Бортнюк

Я удивился, когда узнал, что он очень большой фанат Гребенщикова, я думал, он должен слушать какой-то панк-рок.

Эдуард “Рэтд” Старков

В этом городе мои любимые ансамбли – это “Нож для фрау Мюллер” обязательно, потому что это очень хороший ансамбль на самом деле. Как бы их там ни хаяли, как бы чего ни говорили, это самый мой любимый. Потом “Рикки-Тикки-Тави”. Ну, можно много назвать, но в топе у меня вот эти. И еще мы с Андреем Растаманом играем частенько по ночам музыку рэггей, раггамаффин. Мне тоже очень нравится. То есть я люблю абсолютно разную музыку. Я могу слушать и “Европу Плюс”, и “Радио “Катюша”, и “Радио “Балтика”, все одновременно. Переключать каналы, сидеть, а потом уходить, а потом приходить, гулять. То есть у меня таких особых пристрастий нет, но вот если выделять ансамбли, которые у нас в городе есть, то это “Нож для фрау Мюллер” и “Рикки-Тикки-Тави”. Потому что самые такие… Свежесть есть. Вот Борис Гребенщиков мне нравится тоже. И Sepultura нравится еще, последний альбом, 93-го года. Да много хорошей музыки кругом, так сказать. Вообще вся музыка мне нравится.

(Из интервью журналу Fuzz)

Алексей Никонов

Я знаю, что он слушал Sepultura, Fugazi и Butthole Surfers. Я считаю, что только Sepultura, может быть, какое-то влияние на него оказала. Хотя на самом деле я вообще ничьих влияний в нем не слышу.

1 мая 92-го года “Химера” впервые вышла на сцену “Там-Тама” под этим названием – и с тех пор группу с клубом было уже не разлучить. Нет ничего удивительного, что в “Там-Таме” Рэтд обрел свой настоящий, метафизический дом. В изрядном реестре выступавших в клубе были группы профессиональнее, жестче, перспективнее – но не было группы роднее. Их лютый, кровавый, искрящий от электрического напряжения звук был как будто продолжением обугленных обшарпанных стен, где собирались люди, до которых растерявшему себя государству и обществу не было дела. Было бы неправильно говорить, что “Химера” была главной группой “Там-Тама” – в конце концов, в коммунах не бывает власть имущих. Они выделялись не потому, что были важнее или лучше, но потому, что точнее всех соответствовали месту и времени. В конце концов, и сам клуб “Там-Там”, существовавший наперекор всем законам, вопреки новой экономической реальности, был своего рода химерой.