Другое дело, что самое, возможно, яркое и интересное из его стен так и не вышло.

Илья Бортнюк

По большому счету это было незаконно. То есть на законном основании там могли проходить концерты – под эгидой молодежного центра. Но то, что брались деньги за билеты, продавалось пиво, – это было незаконно. И естественно, что постепенно начала появляться милиция, бандиты и так далее. Сева принципиально не хотел связываться ни с теми ни с другими. А ему, надо сказать, предлагали “крышу”, причем на каких-то вполне реальных условиях. Но он отказывался, считал, что все должно идти так, как идет. Я бы, наверное, сделал все по-другому. Все-таки он ставил под угрозу существование и клуба, и тех, кто в клубе работал, и тех, кто туда ходил. Но Сева принципиально был против “крыш”. И пару раз были действительно очень неприятные ситуации. Например, был наезд со стороны бандитов, которые хотели это место отобрать, они приехали и просто избили несколько человек на входе. Просто так. И уехали тут же. Думаю, это и послужило началом конца. С другой стороны, я думаю, что если бы все каким-то образом встало на официальные рельсы, может быть, это бы переросло во что-то принципиально иное. Собственно, ведь другие клубы тоже начали появляться. Например, “Десятка”, которая возникла в последние годы существования “Там-Тама”.

Валерий Постернак

Когда клуб закрывался, в Питере уже было несколько мест, где молодежь, ходящая в том числе и в “Там-Там”, могла отрываться всю ночь. Например, клуб “Десятка”. Это тоже ДК. Во дворе, например, мы постоянно играли в футбол, когда тепло было. Туда активно ходила вся Tequilajazzz. “Что-то плохая группа играет – пошли играть в футбол. О! А вот теперь хорошая, надо посмотреть”. А еще там был знаменитый бар, где был бармен Вовочка – здоровенный детина, который всем своим наливал пиво в кредит. Представляешь, что это было для нас, для бедных музыкантов тогда? “Десятка” редко работала всю ночь, как правило, в одиннадцать клуб закрывался. После этого все поднимались и шли в Fish Fabrique. Это было уже ночное место. И там до утра происходили всевозможные оргии.

Андрей Алякринский

Для меня вообще существование “Там-Тама” – загадка. Все эти шесть лет он на своем месте существовал на абсолютно птичьих правах. Это был сквот. Мы старались сделать его похожим на то, как это выглядит в любом немецком сквоте. Когда группа приезжает, есть минимальный аппарат, есть комната, где лежат матрасы и где ты можешь переночевать. Внизу стоит кикер, играет рок, наверх музыканты могут забраться и поспать после концерта, потом сесть в автобус и поехать в следующий город. Их всегда накормят салатом или какой-то едой, которую готовят тут же, в клубе. Без всяких там кафе-ресторанов, все тут же, на месте, делается руками. В сквотах, в которых мы играли в Германии, еда делалась из ворованных в супермаркете овощей – потому что этим чувакам там похуй все.

Всеволод Гаккель

В “Там-Таме” я не был потребителем, я оказался случайным наблюдателем и делал все для того, чтобы эти молодые люди делали что-то для других. У меня же был совершенно отстраненный взгляд. И более того – я сейчас могу сказать, что благодаря этому “Там-Там” и получился: мне от них не нужно было ничего, я не собирался заниматься бизнесом, у меня не было никакой конечной цели, меня устраивала самодостаточность этого момента времени. Каждый концерт был уникален, и сама среда компенсировала все огрехи, когда вдруг оказывалось неправильное сочетание групп на сцене и так далее.

Илья Бортнюк

“Там-Там” я бы сравнил с Манчестером 70–80-х. То есть такая волна, которая была ощутима на всех уровнях. Она проникала во все слои жизни молодых людей. Так или иначе, все туда ходили. Если сейчас все разделено: есть кино, интернет, экстремальные виды спорта и так далее, – то тогда все было иначе. Я имею в виду ту аудиторию, которая считается продвинутой, ищет новых ощущений. В “Там-Там” ходили не только люди, которые интересуются музыкой, а вообще все, и художники, и киношники. Это была мощная среда, она очень на многих оказала влияние. Я думаю, если бы в то время существовала какая-то индустрия звукозаписи, это был бы один из главных музыкальных прорывов. Там были группы по потенциалу, как, например, в Англии группа The Smiths. К сожалению, только некоторые из них впоследствии хоть как-то стали известны. Вот группа “Югендштиль”, например. Я недавно послушал пластинку, которая была записана, когда “Там-Там” еще существовал, – по мощности звучания и вообще по всему мне просто не с чем сравнить ее с тем, что есть сейчас. Круче ничего в такой музыке, в постпанке, не было. Еще была отличная группа, я был ее продюсером, – “Никогда не верь хиппи”. Если взять романтическую волну, они были одними из самых ярких. Это было ближе к Моррисси. У них были и отличные концерты, и тур по Германии, их очень хорошо там принимали. Но по разным причинам группа перестала существовать. Дима Ашман стал потом играть в группе “Браво”, а Ринго играет в “Волков-Трио”, и еще к “Пеп-Си” он руку приложил.

Леонид Новиков

“Югендштиль” – это были насквозь готы, такой наш Bauhaus. Даже название было придумано Алексеем Курбановским, искусствоведом из Русского музея, который с ними дружил, и было придумано, чтобы перекликалось с Bauhaus, два направления в одном течении.

Кирилл “Джордж” Михайлов

“Там-Там” был всеобъемлющим местом. Кто – Белинский? – говорил, что все мы вышли из гоголевской “Шинели”? Вот также можно сказать, что вся питерская инди-музыка вышла из “Там-Тама”, это место задало вектор развития.

Артемий Троицкий

Это было очень тяжелое время для любых музыкантов. Даже в начале 80-х при всей подпольности и гонениях рок имел какую-то могучую энергетическую поддержку со стороны миллионов людей, которые ловили каждое слово. Плевать, что не было легальных концертов и нельзя было заработать деньги, зато был этот невероятный культовый религиозный статус, огромные ожидания, то есть вектор был направлен ввысь. С начала 90-х годов вектор стал направлен вниз. Играть в такой обстановке было очень тяжело, стало очевидно, что классическая формация русского рока имени Цоя, Майка, Шевчука и так далее попросту закончилась. И поэтому начало 90-х годов породило самые отчаянные, самые темные, но в то же время энергетически сильные группы. Я думаю, что отчаянность и энергетика групп подстегивались тем, что их ничего не ожидало. Они находились на корабле, который тонул. Они представляли движение, которое только что потерпело крах. И они, как настоящие lost boys, настоящие потерянные парни, работали на уничтожение и на самоуничтожение. И, я считаю, лучшей группой того времени и главным персонажем, который его воплотил, был Рэтд из “Химеры”.

Бритый под ноль, весь покрытый татуировками человек стоит на сцене. На голом теле – фартук, в руках – гитара. Он играет музыку – бурную, необузданную, обжигающую уши. Он подносит к губам жестяную трубу и издает пронзительный мощный звук, будто некий эпический герой, горном возвещающий начало битвы. Он отрывисто кричит в микрофон слова. Он прыгает и повисает на перекладине вниз головой. Достает шприц, набирает из вены кровь – и брызгает в зал.